Кирилл Туровский - Каждый сам себе дурак
Старая кошелка с рыжими патлами. И парень высокий и обрюзгший. Внешне — помесь негра и пуделя. Сошедший с полотна Гойи.
Все взревели. В воздух полетели букеты и корзины с цветами. Вы когда-нибудь видели одновременный оргазм сотни человек? Я увидел.
Между тем живые легенды, как их называли, тихонько ползли вдоль стеночки к двери обувного магазина. Как Будто им было стыдно смотреть людям в глаза.
Но ведь это были сами знаменитости. Мне даже показалось, что я их где-то видел. Раз уж это знаменитости, а одна из них к тому же похожа на нефа, то сам бог мне велел бросаться к ним и просить, чтоб мне все объяснили. Ну как я замышлял ранее.
Жаль, что уж слишком много желающих было подлезть к ним поближе. К тому же здесь тоже было все перекрыто легашатами. Они, кстати, почему-то не были приодеты в белую праздничную форму. Видно, догадывались, что сегодня будет немало веселых приключений и белые рубашки в крови можно перепачкать.
Журналисты продолжали выть в такт движению знаменитостей. Они оргазмировали волна за волной. Даже Ларри раззявил рот. Оставалось одно — смотреть в оба.
— Я бы ела его экскременты! Хоть целыми ведрами! — выдохнула симпатяшная тина рядом-рядом со мной.
Однако непонятки. Это что ж, все эти люди ждут, когда обнаглевшие знаменитости шуз себе приобретут? И на Набат никого не пускают? И находились ведь еще гады, которые радовались этому экшену.
Позже Ларри с Романом мне объяснили, что это были наши известные певцы. Крик-оров и Пугалочева. И их вся страна слушает. А они магазинчик обувной открыли.
Эх, если так слабо все вкуривать по жизни, то будешь как тот непокорный испанский идальго, сражавшийся с мельницами и поучавший своего незадачливого ассистента.
Ладно, заливаю в пасть пивка. Ларри и Роман тащат меня дальше.
Из каждого дома льется музыка.
Через каждый квартал раздают по полпорции счастья.
* * *
Брести во мраке, не открывая глаз.
Брести во мраке, не открывая рот.
Год жизни № 1, Год жизни № 2, Год жизни № 3, Год жизни № 5, и так до упора. Все, что можно вспомнить из каждого года — сплошные геморрои и повсеместны бесполезняк.
Человеческая каша тащит нас к очередным праздничным мероприятиям. Мы задеваем их руки, ноги, плечи, головы, животы и невидимые в обычном состоянии хвосты.
Не знаю даже, куда мы добарахтались, но толпа стала максимально плотной. Вокруг — тысячи. Все дышат перегаром.
А впереди трибуна. А наверху — отборные они.
Ба! Знакомые все рожи. Там и наш самый любимый президент, и распрекраснейший Министр городского Процветания, другие министры и приближенные к ним элитарные граждане старшего поколения.
Толпа выражала им бурный восторг и даже хлопала. Казалось, что высокопоставленные люди на трибуне нацепили какие-то маски с изображением честных, добрых и благородных лиц. Ну да. Маски — это же символ праздника и карнавала.
Первым поднес голову к микрофону многоуважаемый Министр городского Процветания. Он поприветствовал пьяную толпу, отдышался и гавкнул:
— Товарищи! Нет… Господа! Нет… Граждане! Нет… Соплеменники! — обратился он к присутствующим. Я аж охренел. Президент оторвался от демократических дум и замотал небольшой и мудрой головой. Наверное, догадался, что обращаются и к нему тоже.
— Сегодня у нашего любимого Большого Города Юбилей! — завопил Министр городского Процветания. — Это веха! Это праздник всего прогрессивного человечества. Восславим же Большой Город! Подземелья на Манежной площади и памятник Петруше на набережной. А главное Храм… Как его? Храм Христа! Вот раздавались наглые деградантские голоса, что, мол, на эти деньги можно было построить больницы, помочь учителям… Пустая болтовня! Дадим отпор гуманистам! Выдумаете, я о людях не забочусь? Еще как забочусь — спросите у моих коммерсантов.
У Министра из рук вежливо извлекли листочек с речью и впарили следующий.
— А знаете, почему Храм Христа похож на чернильницу? Не знаете! Это символизирует единение нашей христианин с российской культурой. Как в Серебряный век, этому придан глубинный символ. Это придумал ваш покорный слуга. Да здравствует Большой Город! Да здравствует Президент! Слава Иисусу! Ами-и-и-инь! — Он сложил пальцы и перекрестился. Сначала слева направо, потом на всякий случай справа налево.
А слово взял Президент России. Он сказал тихо, коротко, но с глубоким внутренним смыслом:
— Пчелы! За них все решила природа. Нам повезло. Я точно знаю, что мы не пчелы. Но мы строим свою жизнь, как и они ульи. Мы не пчелы! Мы не пчелы! Мы не пчелы! Не бойтесь перемен!
После этого грохнула музыка, прогремели праздничные залпы, праздник продолжился.
Правда, жалко, что политики так мало на нас слов вывалили. Дурные мысли нужно смело вываливать на головы окружающих. Если их долго копить, сам становишься подлее.
Куда дальше-то валить, праздничек мониторить? Ларри трет, что сегодня халявный вход в зоопарк, и холидей там — аж закачаешься. К тому же там пчелы могут быть, и мы у них может всему и научимся.
Ладно, валим в зоопарк. Там и продолжим веселье.
Добрались до зоопарка, врезались в толпу и сразу потерялись. Немудрено — протиснуться сквозь особей было практически невозможно. Уж настолько они любят халяву. Особи расширяли Большой Город изнутри, как шанкр или как раковую клетку.
А меня, понятно, все сильней и сильней шторило.
В основном «чужие» приволокли в зоопарк детей. Вручили им мороженое, конфеты и шарики. Смотреть в оба, это экскурс в животный мир, сейчас дети узнают, как изначально выглядит еда. Вход огораживали кровавые стены, как в замке. Единственно, чего не хватало, так это какой-нибудь бойкой вывески «Добро пожаловать в сказку!».
Родители все жаловались друг дружке, что типа не хватает информационных схем. Ну, по разделке туш. Где окорок, грудинка, лопатка, шейка, холодец.
И рассказывали детям, какие животные нежные и ласковые. Какие красивые глаза у оленей. Какие грациозные антилопы, какие сильные кабаны, какие величественные носороги. И как эти звери подло прячут под своими шкурами столь сладостные куски мяса. И как хорошо бы смотрелся кошелечек из того крокодила. Короче, зоопарк — как живая реклама.
А посадить бы несколько штук особей за прутья, заставлять детей своих резать, заворачивать в цветные обертки и продавать. И реклама: «Печень шестилетней Машеньки! Шейка восьмилетнего Сашеньки!»
А пока они всячески высмеивали братьев своих меньших. Типа как пародировали. Ну, как жрут свиньи, как размышляют о вечности бегемоты, как гримасничают обезьяны.
Я бы тоже как-нибудь поизгалялся. Но поехал бы далеко-далеко. К пингвинам, в Антарктиду. Позабыл бы язык, мысли, мораль, одежду, понятие времени. Я бы возглавил стаю пингвинов на Оамоке и затем объединил бы все остальные стаи. Я научил бы их правильно ловить рыбу и прятаться от людей. Мы бы стали смеяться и петь, петь и смеяться. И набираться сил. Вокруг только холод и лед. И белоснежное величие айсбергов. Я, может быть, даже женился на пингвинихе и родил бы пингвинодетей. Мы создали бы новую эксклюзивную расу. Мы постарались бы вырастить крылья побольше. Чтобы принять решительное участие в проекте Полет. Пингвины спасли бы весь мир, всех зверей и птиц. Мир спасло бы неслыханное уродство и полная катастрофа. Мы вышли бы из Антарктиды биться против особей за своего бога Антарктиды — Озона. Мы обрушили бы на землю километры и тонны айсбергов. На все континенты разом. А начали бы с полярных станций и кораблей. Перемешали бы нефть с кровью, уголь — с плотью. И если милые, хорошие инопланетяне посмотрели бы на нас из космоса, они увидели бы эдакую фрикадельку, залитую соусом из льда, крови и нефти. А сбоку — обязательный штрих-код. Восстал бы Атилла и воскресли Эринии. Отряды прекрасных королевских пингвинов высадились бы на севере и юге, западе и востоке. Черно-белые мстители, они были б повсюду. Сама история и само время стали бы раскручиваться в другую сторону.
Пингвины и «Я».
Айсберги и лед.
* * *
Бр-р-р. Дергаю башкетником и с трудом выбираюсь из шторок. Смотрю на солнце, оно светит так, как будто хочет мне расплавить глаза и мозги. Я вижу за пазухами людей камни и ножи. У детей — отбитые горлышки бутылок. Они ждут сигнала к атаке, чтоб броситься, взломать клетки и перебить зверей…
Бр-р-р. Я снова выбираюсь из короткой шторки. И почти сразу нахожу Ларри. Кое-как убеждаю его в нужности этого поступка: съедаем одну «желтую» на двоих.
— Где Роман?
— А вон, вон он, — злорадно показывает Ларри пальцем.
В отличие от меня Роман поймал другую шторку, более быдляцкую и синюю. Перелез через первые ограждения и облапил клетку с обезьянами. Особи радовались унижению себе подобного и ухмылялись. Он весьма органично смотрелся на фоне мохнатых сородичей.
