Мария Свешникова - Бимайн. Тариф на безлимитное счастье
Мы легли спать в новом раскладе. Романович как истинный и прекрасный еврей пообещал вставать первым и занимать лучшие лежаки в обмен на номер ближе к морю.
Мы с Алеком остались в номере вдвоем.
Каждый наедине со своими мыслями.
Готовые делиться.
Понимать.
Однако этот поганый ком в горле не давал возможности начать говорить.
– Почему мы живем с тобой как кошка с собакой? – спросила я, не зажигая свет. Глядя на море, на людей, гуляющих по берегу, а не прячущихся в сумерках собственных желаний.
Ночь уже давно пришла в эти места, но этот мрак не был мраком в полной мере, теплым воздушным, скорее вечером, чем ночью, чем-то людным и спокойным.
– Потому что ты никогда меня не слушаешь, тебе кажется, что на все мои мнения есть иные вариации, ты можешь послать меня к черту, не задумываясь, что я услышу тебя и уйду.
Слезы предательски катились из глаз. Он смотрел и улыбался каждому блеску капель на ресницах, не двигаясь, просто наблюдал, как капля за каплей из меня вытекал мой эгоизм, он стекал ручьями по моему телу и, как соленая вода, струился вниз, только не оставляя разводов – соленое послевкусие кожи, и то может быть.
– Знаешь, мне иногда хотелось быть правой, сознание этой правоты позволило бы мне не винить себя, я могу без тебя... Такая правда тебя устраивает? – начала я свои вопросы, но была прервана, как та девушка в одноименном фильме.
– В смысле? – его обижала эта незаконченная фраза. Он не умел дослушивать до конца.
– Дослушай. – Что за «Тариф на лунный свет» в действии? – Ты для меня полет во сне и наяву, но я установила «шасси», я могу без тебя жить. Но не хочу. Можно и без смысла существовать, но уже нет желания.
– Теперь ты согласишься со мной, что все наши поступки и проступки – испуганные оправдания любви. Я-то готов признать, что периодами полный мудак.
Насчет собственных грехов я старалась размышлять поменьше, хотя однажды я тоже созналась. Причем уже давно. Понять одно – а вот применить...
– Слушай, все! Мы друг друга поняли, чтобы не поругаться, надо закрепить сказанное.
Он потянулся к стационарному телефону:
– Выпить хочешь?
– Нет, глупый.
Я набросилась на него, как собака на кошку, только с супружескими желаниями.
– Так сразу? – умудрился вставить слова Романович. – А спинку почесать?
– Все еще чешется?
Секс с одним и тем же человеком отнюдь не теряет красок, скорее, оттачиваются телодвижения, как части паззла или неразученной пьесы для механического пианино, вы собираетесь в комплект идеального состояния. По длительности, глубине и форме.
Вы распознаете каждую рефлексию, каждый до скрупулезного выверенный оттенок наслаждения, запах тела становится привычным и заставляет желать, желать не по-животному агрессивно, а по-чувственному яростно. И в каждом вдохе и выдохе ты слышишь руководство, комментарий, впечатления. И это тот воздух, которым ты дышишь, зная, что рыбы на песке беспомощны, хоть и фотогеничны.
– Ты мое! Я твое!
– Согласен. Разводиться не будем.
Часть третья
Вне зоны доступа
1. Ад на второй линии
Утро небрежно проникало сквозь шторы. Мы не собирались вставать. Но у Ани, как, впрочем, и всегда, было на этот счет свое, особое мнение.
Она забила нам spa на двенадцать. Назвала Романовича хамом за пропущенные лежаки, передала от Марата привет. И полностью отбила желание спать.
На завтраке соседний стол делился впечатлениями о том, что дельфины, не боясь ни лодок, ни катеров, подплывают совсем близко к берегу. Мне захотелось на это взглянуть, и мы с Аней решили, что после spa именно так и поступим.
– Слушай, так тихо, даже волн не слышно!
– Не говори. Рай.
Знаете, наверное, любого здорового человека посещали мысли, что в состоянии благодати есть некоторое нервозное понимание, что все может оказаться затишьем перед бурей. И что вечность – привычный рай в режиме ожидания. И что виной тому? Страх? Неумение радоваться жизни? Встроенная программа самоуничтожения, она вложена в каждое живое тело, и против этой природы нет приема.
Тихая гавань напоминала первозданный мир, ничего, по сути, не изменилось, мужчины тянутся к женщинам. Просто объясняем мы это слоганом Nokia «Connecting people». Наша с Алеком связь была безупречной, не могу сказать, что неразрывной, но безупречной по конфликтности сюжета.
После ароматерапии, где нам массировали третий глаз горячим маслом, мы отправились на массаж. Тайская почти рабская сила проминала каждую из мышц, когда вокруг забили тревогу. Люди бежали от берега, мы решили последовать их примеру. Правда, топлес.
Цунами сносило ближний к морю корпус, мы бежали все дальше. Волна неописуемой силы сносила все на своем пути, утаскивало в глубокое синее море. Самое странное, что безумно хотелось остановиться и смотреть на эту стихию, абстрагироваться, не слышать звуков и паники и молчаливо принимать выбор моря. Но это лишь секундная мысль. В мозгу нужный электрический разряд сообщил телу, что надо выживать и бороться.
«Надо найти ребят!» – мелькала в голове мысль, она мелькала как пульс, как нужные титры, не переставая.
Один толстый таец почти за руки утаскивал нас в сторону машины. И на ломаном английском объяснял, что тут не до героизма и каждый сам за себя.
Мы не верили ему и все еще пытались вырваться. Вторая волна накрыла дальний корпус и двигалась в нашу сторону. В этом хаосе были беззащитны все, даже дельфины, пытавшиеся предупредить людей, они умнее, чем метеобюро, в сто крат, прорицатели.
Мы сели в машину, понимая, что, может, мы и предаем других, но оставляем за собой возможность выжить. Таец, которого мы с Аней окрестили сумоистом, был местным торговцем тканями и дал нам пару образцов, чтобы прикрыть наготу.
Мы ехали около получаса. Всю дорогу мы молча осознавали потерю, потерю безопасности и собственную уязвимость. Аня прислонилась к грязному окну и смотрела на мир с ограниченным фокусом. Пропала концентрация внимания, страх уходил так глубоко внутрь, что выходил лишь отголосками физических проявлений: то глаз задергается, то ногу трясти начнет, то чуть ощутимые судороги пронзят тело. И вдруг пришла спокойная блажь.
– Ладно, дальше вы сами, – его английский оставлял желать лучшего, мы с первого раза поняли, что нам пора выметаться. Дальше везти нас он намерен не был.
Он выполнил свой долг спасения. И оставил нас среди тропического леса и всех его обитателей. Неасфальтированная дорога, духота и пыль, шумы из дорожки записи с диска «Morning in jungle».
Наши души снова наполнил страх. Каждый шорох являлся в воображении то образом дикого зверя, то призраком. Каждый лист, который колыхал слабый ветер, напоминал о том, что мы в этом лесу не одни.
Мы замолчали, напряженно вслушиваясь, и поверьте, не знали, что именно хотим услышать для успокоения.
– Маш, не хочу показаться параноиком, но не хочешь ли ты отойти с дороги, если что – выбежим из леса. Меня еще на ОБЖ учили идти по темной стороне дороге.
– Ты знаешь, что в тропическом лесу водятся змеи? – спросила я Аню в полной уверенности, что ее познания флоры и фауны крайне ограничены, а не органичны, как оказалось.
– Если не вести себя агрессивно, тебя не тронут. Да, есть всякие насекомые. Но поверь, практически столько же их на дороге.
Я послушала Аню, и мы прошли на несколько метров вглубь.
Просидев в этих кустах, если так можно назвать диковинные растения, несколько часов, мы приняли решение идти дальше по дороге в ожидании отсутствия тупиков. Ориентироваться по солнцу мы не умели, зная только одно: слепит глаза и хочется плакать. Мы сдерживали себя изо всех сил, зная, что только дай слабинку – и весь организм подчинится панике.
Уже на закате мы дошли до конца этой дороги, оказалось, она заканчивалась возле давно не работающего завода, вспоминались фильмы «Хостел» и «Волчья яма», Аня тяжело выдыхала пар, в ее воздухе был растворенный в слезах страх.
От завода (вид завода устрашал своим урбанистичным несоответствием окружающей обстановке) вели несколько тропинок, на каждой из которых следы от шин.
Вспоминался анекдот про Илью Муромца: «Налево пойдешь – 3,14зды получишь, направо пойдешь 3,14зды получишь, прямо пойдешь – 3,14зды получишь. И что ты задумался?»
– Пошли для разнообразия направо, – с уверенностью решили мы. Хотелось хоть раз в жизни принять правильное решение.
И снова несколько часов пешкадралом, натертые ноги и укусы насекомых, ни одного здания и тем более света в чьих-то окнах.
Мы полагались то ли на интуицию, то ли на здравый смысл, одним словом, ждали вестей от Бога. Ведь каждый миллиметр пляжа был надеждой на сохранившийся отель или какую-то инфраструктурированную зону.
Чуть позже полуночи мы легли на пляже и уснули. Нас больше не волновал повтор цунами. Мы были без документов, одежды и изможденные этой достаточно скверной действительностью. Мы легли, отвернувшись друг от друга, тихо рыдали, зная об опасности слез. Стоило бы одной из нас обернуться – и повторное цунами состояло бы из наших слез, нашего отчаяния и природы женщины. Мы готовы были остановить на скаку коней, войти в горящую избу – но не принять вечность своего одиночества разом.
