Аласдер Грей - Бедные-несчастные
Когда дети или инфантильные люди остаются сами по себе, сильнейшие берут верх над слабыми и обижают их. В Китае судебная пытка считается невинным развлечением. Индийских вдов сжигают живьем подле трупов их мужей. Негры поедают друг друга. Арабы и евреи делают неудобосказуемые вещи с половыми органами своих детей. Словоохотливые французы питают слабость к кровавым революциям, беспечные итальянцы вступают в преступные тайные общества, и мы все знаем, что такое испанская инквизиция. Даже немцы, которые ближе всех к нам по происхождению, чересчур увлекаются оркестровой музыкой, полной животной жестокости, и дуэлями на шпагах. Бог создал англосаксонскую расу, чтобы обуздать все это, и мы обуздаем.
Но мы не можем усовершенствовать весь род человеческий разом. Свирепым правителям низших рас ненавистна мысль о том, что мы придем им на смену; поэтому, чтобы научить их уму-разуму, нам необходимо их одолеть. С нашими винтовками, пулеметами, одетыми в броню боевыми кораблями и железной дисциплиной мы одолеваем их всегда и везде, но это требует времени. Двигаясь вширь со своего маленького острова, англосаксы чуть больше чем за два столетия покорили четверть земного шара. Но к западу от Атлантики начинает разворачиваться и набирать силу новая, более крупная англосаксонская нация
— Соединенные Штаты! Кто может сомневаться, что к концу двадцатого века Соединенные Штаты будут владычествовать над остальной частью планеты? Вы сомневаетесь в этом,
Астли?
— Ваше предсказание может сбыться, — ответил мистер А. осторожно, — если подчиненные народы ничему от нас не научатся. Но японцы кажутся мне толковыми учениками, а промышленная мощь Германии уже вот-вот превзойдет британскую.
— С пруссаками вы сами разберетесь, а япошек уме оставьте нам — в нашей школе ученики никогда не превратятся в учителей, потому что череп у них меньшего размера. Да, я согласен, немецкий мозг сравним по объему с вашим или моим, но ему недостает гибкости. А клоню я, миссис Парринг, вот к чему. Сто лет борьбы пройдут до того времени, когда мир будет окончательно цивилизован, но эту борьбу не следует считать захватнической войной. Когда британцы покоряют Египет, когда Штаты идут в Мексику или на Кубу, они имеют целью воспитать и цивилизовать коренных жителей, а не обездолить их. Да, может потребоваться сто лет, чтобы англосаксонская полиция навела порядок в мире головорезов, но мы этого добьемся. К двухтысячному году китайский изготовитель фарфора, индийский искатель жемчуга, персидский ковровщик, еврейский портной, итальянский оперный певец и так далее — все они наконец смогут заниматься своим делом в мире и благоденствии, ибо англосаксонский закон позволит кротким унаследовать землю.
Наступила долгая пауза, во время которой доктор X. пытливо взглядывал то на меня, то на мистера Астли — главным образом на мистера Астли, который наконец произнес:
— А…
Доктор X. резко сказал:
— Так вы не согласны с моим предсказанием, сэр?
— Согласен, если это доставит удовольствие миссис Парринг.
Оба умных мужчины внимательно посмотрели на меня. Меня вдруг бросило в жар, и по ладоням я почувствовала, что краснею. Я сказала, преодолевая смущение:
— Меня кое-что удивило в ваших словах, доктор Хукер. Вы сказали, что мозговитым людям легче укрощать свои дурные животные инстинкты. Я много видела животных и много с ними играла, но не почувствовала в них ничего дурного. Конечно, сука со сломанной лапой рычала и щелкала зубами, пока я накладывала ей шину, но только потому, что ей было больно. Когда ей стало лучше, она признала во мне друга. Много ли на свете дурных животных?
— На свете НЕТ дурных животных, — ответил Хукер сердечно, — и вы правы, указывая мне на мою ошибку. Позвольте мне выразить свою мысль иначе. Человек состоит как бы из двух существ — высшего и низшего. Высшее существо любит все чистое и красивое, низшее — все грязное и уродливое. Вы прекрасно воспитанная молодая леди, так что вы лишены низких побуждений. Вы получили англосаксонское образование, приличествующее вашему сословию и полу, которое избавило вас от унижающего зрелища людской грязи и нищеты. Вы жили в Британии, где прекрасно организованная полиция ограждает от преступников, безработных и прочих грязных, неисправимых элементов места, где живут благородные англосаксонские натуры. Я слышал, что в Британии низшие классы состоят в основном из ирландцев.
Я сказала возмущенно:
— Я повидала мир, доктор Хукер. Когда я поправлялась после катастрофы, опекун взял меня в кругосветное путешествие. Я встречала всяких людей —у некоторых были рваные ботинки, латаная одежда и несвежее белье, в точности как у тех бедняков в «Панче», над которыми мы смеемся. Но никто из них не был таким чудовищем, как вы говорите.
— Вы были в Китае или Африке?
— Кое-где была. Например, в Египте — в Каире.
— Вы видели там феллахов, которые клянчат бакшиш?
— Смените тему, Хукер! — вмешался мистер Астли, но я не позволила это сделать. Я сказала:
— Когда мы с Богом вышли из отеля, чтобы посмотреть пирамиды, нас окружила толпа. Некоторые кричали что-то вроде «ааа-иии, ааа-иии», но я не видела, кто кричит. Что такое бакшиш, доктор Хукер? Тогда я не стала расспрашивать.
— Если завтра в Александрии вы сойдете со мной на берег, я покажу вам, что это такое, за пятнадцать минут, если не меньше. Зрелище поразит вас, но и послужит вашему образованию. Увидев то, что я покажу, вы поймете три вещи: природную греховность человеческого животного, не облагороженного искуплением; почему Христос умер за наши грехи: и почему Бог избрал англосаксонскую расу, чтобы очистить мир огнем и мечом.
— Вы не сдержали слова, Хукер, — сказал мистер Астли холодно. — Вы нарушили обещание.
— Сожалею об этом и все же радуюсь этому, Астли!-воскликнул доктор X. (я в жизни не видела столь взволнованного мужчины, если не считать Свечки, когда он делал мне предложение, и Парня, когда он выиграл в рулетку). — Речи миссис Парринг показывают, что она оправилась от самых худших последствий железнодорожной катастрофы. Хоть она и не обрела памяти о прежней жизни, в ее разговорах сквозит ум столь же ясный и логический, как ваш и мой, но если мы не дадим ей сведений, которых она жаждет, ее ум останется умом смышленого ребенка. Вы, англичане, предпочитаете держать ваших женщин именно в таком состоянии, но мы на нашем американском западе хотим, чтобы женщины стояли с нами вровень. Принимаете ли вы, миссис Парринг, мое приглашение посмотреть Александрию с изнанки? Может быть, вы и мужа вашего уговорите присоединиться.
— Присоединится мой бедняга к нам или нет, я принимаю приглашение, — ответила я, сама пугаясь собственного волнения.
— И вы с нами, Астли, — сказал доктор X. — Предоставим нашей очаровательной спутнице совместный англо-американский эскорт.
Мистер А. выпустил задумчивую струйку дыма, пожал плечами и сказал:
— Быть посему.
Я тотчас же вышла из-за стола. Мне нужно было в тишине обдумать все новые странные вещи, которые я услышала. Может быть, всему виной моя треснутая башка, но с той минуты, как доктор X. объяснил мне, что англосаксы излечат мир от всех изъянов огнем и мечом, я чувствую себя менее счастливой. До сих пор мне казалось, что все, кого я встречаю, — одна дружная семья, даже когда кому-то больно и он ведет себя как наша кусачая сука. Почему ты не научил меня политике, Бог?
На этом месте голос Бакстера прервался, и я увидел, что он пытается совладать с сильнейшим волнением.
— Прочти сам следующие шесть страниц, — сказал он внезапно и протянул их мне. Представляю их здесь в том же виде, в каком тогда получил.
Они воспроизведены фотографическим способом, который в точности передает пятна от слез, но не показывает, с какой силой давило перо на бумагу, во многих местах ее прорывая.
— Катастрофический возврат к пройденной ступени развития с быстрым исцелением в конце, — сказал я. — Что означают эти каракули, Бакстер? На — ну возьми же их назад. Только ты и можешь их расшифровать.
Бакстер вздохнул и ровно, без дрожи в голосе прочел:
«Нет нет нет нет нет нет нет нет нет, помогите слепому младенцу, бедная девочка помогите помогите обоим, попраны нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет нет, нет где моя дочь, нет помощи слепым младенцам бедным девочкам я рада что укусила мистера Астли».
Бакстер положил письмо, вынул носовой платок, сложил в несколько раз (все платки у него были в четверть простыни) и зарылся в него лицом. На мгновение я испугался, что он хочет себя задушить, но затем по сдавленным взрывчатым звукам я понял, что он использует платок для поглощения секрета экзокринных желез. Когда он отнял его от глаз, они необычно блестели.
— А дальше? — спросил я, сгорая от нетерпения. — Что дальше? Следующая запись что-нибудь разъясняет?
