Константин Кропоткин - Содом и умора
— Спасайся, кто может! — закричал Марк и полез под стол.
— Вау-у! — из спальни подал голос Вирус, предрекая самое худшее.
— Вав! — согласилась из туалета его кавказская мать.
— Одеяло! Одеяло давай! — закричал Кирыч неизвестно кому.
Быстрее всех сообразила Клавдия. Она сдернула с дивана плед и, сбивая в кучу тарелки и рюмки, накрыла им огонь. По комнате поплыл запах паленой шерсти.
— Вы в пожарной команде не работали? — невольно восхитился я.
— Хрень! — ответила она.
Как всегда, Клавдия попала в самую точку. Подняв плед, мы обнаружили, что изысканные блюда европейской кухни присыпаны стеклом.
Праздничный ужин можно было без сожалений отдавать врагам.
* * *— До Нового года осталось 34 минуты и 25 секунд… нет…уже 15 секунд, — провозгласил Марк и стал делать мне знаки.
По плану мы должны были наполнить шампанским кокосовый орех и встретить Новый год, отпивая из него по очереди. Марк, придумавший такую штуку, назвал это «боевым крещением». Я побежал в кухню за кокосом, который надо было еще превратить в чашу.
Задача оказалась труднее, чем я предполагал. Я с остервенением возил ножом по волосатой скорлупе, но сумел сделать только небольшой надрез.
— Где ты копаешься? — недовольно крикнул Марк.
Подумав, я взял в руки топор.
— Ты не видел Лилию? — в кухню заглянул Валерий. — Она ушла и не вернулась!
— Ты мужчина? — спросил я.
— Ну, да! — неуверенно ответил он.
— Тогда эта работа для тебя! — с этими словами я сунул ему топор и неподатливый фрукт. — Руби!
— А я пока Лилю поищу, — подсластил я пилюлю.
Она нашлась там, куда мне больше всего хотелось. Лилька сидела на унитазе, подтянув ноги к подбородку, как мартышка на суку.
— Я выйти не могу! — жалобно сказала Лилька, увидев меня.
Кавказуха, лежавшая у ее ног, встала, обнюхала мои ботинки и перешла к двери, отрезая путь к отступлению.
— Вот и ты попался, — обреченно сказала Лилька.
Я попробовал перешагнуть через овчарку, но она показала зубы — такие же желтые, как у нового любовника Зинаиды.
— Шампанское, шампанское! Где ваши кружки? — вопил из гостиной Марк, забыв и про кокос, и про недостающих участников новогоднего представления.
Из кухни доносились глухие удары.
— Помогите! — стесняясь, крикнула Лилька, пока я, с мусорным ведром наперевес, пытался вырваться на волю.
Кавказуха рыкнула, а я вернулся на край ванной.
— …Десять, девять, восемь, семь… — в гостиной отсчитывали последние секунды старого года.
— Бум-бум-бум, — аккомпанировал Валера, добивая кокос.
— Отряд не заметил потери бойца! — сказал я.
— С Новым годом! — кричали снаружи.
— С Новым счастьем! — ответила Лилька, с ненавистью глядя на кавказуху.
Та заворчала, давая понять, что шуток не понимает.
В этот момент что-то грохнуло и повалилось.
— Перестарался, — сказал я, уверенный, что вместе с кокосом Валера разрубил и табуретку.
Как в воду глядел.
* * *Испытания новогодней ночи плохо повлияли на Марка.
— Раз-два-три, елочка гори! — окончательно впав в детство, декламировал он.
Марк воткнул вилку в розетку и пальма вспыхнула ярче, чем фондю.
Дубай, слишком хорошо знакомый с огневыми шоу (на рукаве его свитера красовалась внушительная дыра), пугливо дернулся. На остальных переливающиеся гирлянды не произвели никакого впечатления. Все были заняты.
После того, как на кухне собрали останки табуретки и кокоса, а потом обнаружили нас с Лилькой; после того, как кавказуху отвлекли куском колбасы, а она все равно тяпнула меня за ногу; после того, как овчарка чуть не взломала дверь туалета, желая чего-нибудь повкуснее моего ботинка — после всего этого ужасно хотелось есть.
На счет «раз» Кирыч внес торт со взбитыми сливками. На счет «два» к нему потянулись руки. А на счет «три» Кирыч смотрел на пустое блюдо, пытаясь понять куда все подевалось.
За тортом последовал фруктовый салат с корицей и медом. Но и он не спас положения. Народ требовал продолжения банкета.
Есть было нечего.
— Может лапши сварить? — предложил я, вспомнив про пачку спагетти, оставшуюся, кажется, еще от прежних жильцов.
— Идея! — воскликнул Марк.
Он выбежал в коридор и вернулся с кастрюлей.
«Лилькин винегрет», — екнуло мое сердце.
Я хотел было проинформировать гостей, что в кастрюле успел порыться Вирус, но, увидев, как у них загорелись глаза, промолчал. «Пес у нас ухоженный. Все прививки сделаны», — придумал я оправдание. Правда, себя обмануть не удалось. Для вида поковырявшись в винегрете, я отложил вилку в сторону.
— Райское наслаждение, — простонал Валера с набитым ртом.
— Бабушкин рецепт, — Лилька зарозовела от комплимента, прощая Валерию расчлененного сенбернара.
* * *— Надоели все, — сказал Адам, с элегантной расслабленностью входя в квартиру в третьем часу ночи.
Он был в короткой белой шубе с черными пятнышками, напоминающей не то далматина, не то буренку. На его голове красовался фиолетовый цилиндр.
— После «Вдовы Клико» захотелось чего-то безыскусно-простого, сердечного, — сказал он и, скинув шубу прямо на пол, смачно облобызал меня в уста. — И вот я здесь, служу народу!
Я никогда не считал наше семейство воплощением сермяжности, но, представив пузатых миллионеров и расписных красавцев, с которыми Адам провел большую часть новогодней ночи, был вынужден согласиться: да, к народу мы несоизмеримо ближе.
— Давно из Египта, ваше сиятельство? — я склонился в учтивом поклоне.
— Египет? — удивился Адам. — Ах, Египет. Самолет задержали по погодным условиям. На Ниле пурга и зверствуют крокодилы. Контрольный мазок! — заржал он, хлопнув по заднице Лильку, из любопытства выскочившую в коридор.
Она вытаращила глаза, демонстрируя негодование.
— Я санэпидемстанция, — строго сказал Адам. — Проверяю чистоту помыслов.
— Вы врач? — подыграл я, надеясь, что Лилька тоже примет участие в балагане.
— Еще какой! — Адам подкрутил несуществующие усы. — Профессор! Рекомендую почитать мою диссертацию «Клистир, как профилактика кариеса».
Затем он царственной походкой прошествовал к гостям и замер в центре комнаты в позе чайника (одна рука в сторону и вверх, другая на бедре). Против ожиданий, никто не упал к его ногам. И даже не оглянулся.
Дубай, восхищенный познаниями Кирыча в мировых валютах, строил ему куры. Марк, скосив глаза на соломинку, сосредоточенно всасывал ром-колу. Клавдия пила водку, не закусывая, и внимала Валере, который повествовал о симптомах собачьей чумки. Все были пьяны ровно настолько, чтобы любить ближнего, но уже не замечать остального.
Помаявшись «чайником» еще пару секунд, но так и не оказавшись в центре внимания, Адам вложил два пальца в рот и по-разбойничьи свистнул. Лилька, стоявшая за его спиной, испуганно присела. Голоса стихли. Все уставились на свистуна.
— Девочки! — откашлявшись, начал Адам. — И мальчики, — кивнул он Валере. — Я принес вам страшную весть, — Адам прерывисто вздохнул. Бордовые кружева, торчавшие из пиджака в черно-белую полосочку, нервно заколыхались. — Россия на пороге катастрофы!
— Ой, — пискнула чувствительная Лилька.
— Да, — сказал Адам, разворачиваясь к ней. — Страна вымирает. Спасти ее может только демографический взрыв. Мы должны помочь родине, — он переломил Лильку через колено, как в танцевальном па. — Трахнемся? — проурчал затейник.
Лилька попыталась встать, но Адам крепко держал ее за талию.
— Мои живчики рвутся в бой, — бойкий поляк хищно улыбнулся и, высунув длинный розовый язык, лизнул ее в шею.
Лилькины нервы окончательно расстроились. Она пронзительно завизжала. Клавдия, на которую, похоже, крики действовали особенно бодряще, борцовской походкой подошла к Адаму и боднула его в лицо.
Вначале на пол полетел цилиндр, а затем, после недолгой паузы, за ним последовал и хозяин.
«Представление отменяется, клоун умер», — тоскливо подумал я.
Адам и Лилька лежали на полу крестом. Из носа поверженного шляхтича тянулась красная струйка.
— Ааааааааааааааааааа, — Дубай вскочил, как ужаленный, и, путаясь в собственных ногах, унесся прочь.
«До встречи в суде», — подумал я под грохот закрываемой двери.
— Вау! — завыл Вирус, уверяя, что на этот раз дело точно добром не закончится.
— Вав! — глухо согласилась с ним мамаша.
— Дура! — захныкал Адам, очнувшись. — Ты мне нос разбила.
— Хрень! — сплюнула Клавдия.
Она помогла Лильке встать, а на ее окровавленного кавалера посмотрела, как на осклизлого червяка.
— Надо напиться, — сказал Кирыч.
