Михаил Барановский - Про баб (сборник)
– Спасибо, – раздается совсем рядом. – Вдвоем, конечно, было бы не так страшно.
– Я купил вам молокоотсосы «DUBL BUFFER».
– Класс! Мы будем сочетать грудное вскармливание с кормлением из бутылочки, потому что я уверена – «DUBL BUFFER» – это то, что нужно мне и моему ребенку!
Внезапно движение прекращается.
– Кажется, это здесь, – говорит Максим, останавливаясь у старого четырехэтажного дома.
Он открывает массивную подъездную дверь, пропуская Анну вперед. На лифте они поднимаются на последний этаж. На пороге одной из квартир их встречает мужчина с добрым лицом, укутанным в густую теплую бороду.
– Вы Максим? – спрашивает бородач.
– А вы Тимофей? – задает риторический вопрос Максим.
– Проходите, – говорит Тимофей.
Они заходят в пустую, светлую квартиру. Потолки очень высокие, поэтому старинная люстра с бронзой и хрустальными каплями осталась неснятой. Висюльки позвякивают на сквозняке. В огромное открытое окно заглядывает весна.
– Смотрите. Не стесняйтесь, – предлагает Тимофей.
Анна и Максим изучают квартиру, в которой, может быть, им предстоит жить долго и счастливо.
Потом все выходят на лестничную площадку.
– Спасибо за экскурсию, – говорит Максим. – Завтра мы вам позвоним и скажем ответ.
Из соседней квартиры появляется молодая, очень симпатичная девушка. Она здоровается и закрывает дверь на ключ.
Тимофей достает сигарету.
– Квартира хорошая, честное слово, – говорит он, пуская клубы дыма. – Но ремонт, конечно, надо делать.
Максим и Анна весело переглядываются. Анна закатывает глаза и, попрощавшись с Тимофеем, спускается вниз. Максим достает сигарету и прикуривает, собираясь идти вслед за ней.
– Ой, – говорит девушка из соседней квартиры, – я тоже только вселилась и тоже буду делать ремонт. Может, вместе и начнем?
Максим с интересом смотрит на нее. А девушка демонстрирует шикарную, белозубую улыбку.
– Если не секрет, – понизив тембр своего баритона, спрашивает Максим, – какой пастой вы пользуетесь?
– Ну конечно «БЛЕНДОФРЭШ», – несколько смущаясь, отвечает девушка. – Только «БЛЕНДОФРЭШ». Всегда и исключительно «БЛЕНДОФРЭШ». – Она кокетливо поправляет челку. – А разве вы пользуетесь другой пастой?
Последний еврей
Киноповесть
Наша история начнется и закончится в провинциальном южном городке. Здесь стоят невысокие дома, в которых живут люди с невысокими доходами и скромными желаниями. И на тесных улочках встречаются маленькие вывески: «МИНИ-МАРКЕТ», «МИНИ-БАР», «МИНИ-КАФЕ» и даже «МИНИ-АБОРТЫ».
Мужчина в сером костюме выходит из продовольственного магазина. Это Илья, человек, переживающий кризис среднего возраста, экономический кризис, творческий кризис и абстинентный синдром, как бы подтверждая затертую, как серый костюм, мысль о том, что беда никогда не приходит одна.
Шарф на шее никак не вяжется с костюмом, но выдает в нем (в Илье) свободолюбивую, мечущуюся натуру. В руках у него авоська, которая свидетельствует о консерватизме ее владельца, а также о том, что в ней – два-три десятка куриных яиц. Вдруг одно яйцо проскальзывает в ячейку сетки и вопреки всем законам физики не разбивается, а катится по асфальту. Илья наклоняется, чтобы поднять яйцо, но в этот момент из внутреннего кармана пиджака выпадает бутылка водки и в отличие от яйца разбивается насмерть. Несколько секунд Илья смотрит на мокрое пятно и мелкие осколки. Когда первый шок проходит, он со всей силы грохает авоську с яйцами о тротуар.
* * *Самое колоритное место в городе, конечно, базар. Любите ли вы базар так, как люблю его я? Это вряд ли.
– Почем эти страсти? Почем эти кровавые куски? – спрашивает на выдохе Рахиль Иосифовна у торгующего мясом выходца с Кавказа.
– Дама, посмотрите, это же не мясо! Это мармелад.
– Молодой человек, я прошу вас, огласите приговор.
– Триста рублей за это чудо вы называете приговором?
Внезапно из-за спины Рахили Иосифовны появляется полная пожилая женщина:
– Здравствуй, дорогая! Вы еще не уехали?
– Ирочка, привет! Все евреи в этой стране делятся на тех, кто уехал, и на тех, кто думает, что уедет. Так что сидим на чемоданах.
– По-моему, уже лет десять, – бесстрастно констатирует Ирочка.
– Ну, ты же знаешь: пока погром не грянет, еврей не перекрестится.
– Ну, как вы? Как Илюша? Чем он занимается?
– Ой, не спрашивай!
– Что такое?
– Пишет пьесу. Называется «Жизнь – говно!».
– Да? Это очень актуально.
– Посмотри, что стало с этим мясом! – резко меняет тему Рахиль Иосифовна.
– Что?
– Оно теперь стоит пятьдесят рублей!
– Как ты думаешь, кто виноват?
– Ты еще спроси – «что делать?».
– Надо ехать?
* * *Известно, что как самые сочные фрукты, так и самые красивые женщины произрастают в южных городах. За доказательствами далеко ходить не надо. Вот вам явное тому подтверждение. За столиком одного из летних кафе Анна – определенно привлекательная особа неопределенного возраста: между тридцатью и сорока, и ее подруга – Нина, отставная фотомодель, а ныне домохозяйка по социальному положению, а по призванию – бездельница, прожигательница жизни и мужских сердец. Сейчас у Нины в разгаре новый роман.
– Он армянин, Сурен, – рассказывает Нина. – Здесь у него сеть обменных пунктов.
– Валютчик? – гвоздит Анна.
– Нет. Просто он на девяносто процентов состоит из баксов. – Нина предпочитает более развернутые характеристики.
– А что оставшиеся десять процентов? – брезгливо интересуется Анна.
– То, что ты подумала, плюс нос.
– Господи, и этим он зарабатывает кучу денег!
– Не отвлекайся. Так вот, он повез меня в Сочи, знакомить с родителями.
– На кого он больше похож: на маму или на папу? – пытается издеваться Анна.
– Во всяком случае, носом – на маму, а… кошельком, видимо, на отца. Они замучили меня своим хашем.
– Чем-чем они тебя замучили?
– Темнота! Хаш – народное армянское блюдо из баранины, – терпеливо разъясняет Нина. – Там этот хаш на каждом углу, как у нас пункты обмена валют. Один жир! Просто ужас! Посмотри, как меня разнесло от этого хаша.
– Это тебя не от хаша разнесло, а от Сурена.
– Ой, только не завидуй! А то сглазишь.
– Главное, чтобы тебя Борька не сглазил за Сурена.
– А что Борька? Я его вижу? Он уходит – я еще сплю, он приходит – я уже сплю, – вяло оправдывается Нина.
– Может, спать надо меньше?
– С кем? С Суреном или с Борькой? – искренне недоумевает Нина.
– Нет, ты все-таки дура. Если раньше я еще сомневалась…
– Я, по-моему, этого никогда не скрывала.
– Это точно. Может, за это они тебя и любят, – самоуспокаивается Анна.
– Ладно, что это мы все про меня. Давай делись сокровенным.
– Я поняла – мне нужно уехать, эмигрировать.
– Куда?
– Не знаю, неважно… В Америку, в Германию, В Израиль, наконец…
– Ты что, еврейка?
– А что, только евреи хотят эмигрировать?
– Уже даже евреи не хотят. Уже никто никуда не едет. Все только возвращаются.
– А я не как все.
– Ты шутишь?
– Я серьезна, как никогда.
– А что тебя, собственно, здесь не устраивает?
– Да все меня здесь устраивает. Только я устала, понимаешь? Устала от всего того, что меня вполне устраивает. Я хочу все начать с начала, все изменить. Говорить на другом языке, встречать других людей на улице, дышать другим воздухом…
– Отлично! А что с Мишкой?
– А что с Мишкой?
– Мишку возьмешь с собой?
– Нет, сдам в детский дом.
– Ты вообще в своем уме? Куда ты собралась! Да еще с ребенком! Тебе уже за тридцать: грудь обвисает, гипоталамус обмякает, жопа сморщивается… Кому ты там нужна?
– А кому я здесь нужна?
– Ну, и что ты собираешься делать?
– Нужен фиктивный брак. Нужен еврей. Какой-нибудь безденежный еврей, которому я оплачу все затраты, связанные с выездом, а он за это на мне женится и возьмет с собой куда-нибудь: в Израиль, в Америку или в Германию… По большому счету мне все равно.
– Где ты видела безденежного еврея?
– Ну, в семье не без урода.
– Первый раз в жизни вижу женщину, которая хочет выйти замуж за нищего, урода, при этом еще и еврея!
– Нина, фиктивно!
– Ну, и найди себе красивого, умного, богатого еврея и выйди замуж по любви.
– Нет, ты точно дура. Зачем такому, во-первых, уезжать отсюда, во-вторых, со мной?
– Ты сама полная идиотка. Посмотри в зеркало! Ты же себе цены не знаешь!
– Это ты себе цены не сложишь. А у меня грудь обмякает, гипоталамус сморщивается, жопа обвисает…
– Да ладно тебе, ты все перепутала… А мне и здесь хорошо. У меня Сурен есть.
– Сурен – штука такая: сегодня есть, а завтра – нет.
– На завтра у меня Борька есть… Еще со вчера.
– И Борьки завтра может не быть.
– Да что ж ты такое говоришь, гадюка! – выходит из себя Нина.
– Прости меня, родная, – спохватывается Анна, – это я сдуру, прости. Я не это имела в виду.
