Ариадна Борисова - Манечка, или Не спешите похудеть
Людей в маленький клуб набилось под завязку. Дымили трубками старики, хныкали и смеялись дети. Председатель постучал карандашом по графину, густо прокашлялся и произнес:
— Товарищи! Сегодня у нас на повестке дня вопрос огромной научной важности. Специально для его выяснения приехал корреспондент республиканской газеты.
Юрий встал, назвал себя, и народ захлопал. Вкратце изложив суть дела, Револий Афанасьевич предоставил слово очевидцу Семенову:
— Думаю, там, где следов чучуны больше всего, неплохо бы сети на деревьях повесить, — сказал тракторист. — А меня надо отправить учиться на шофера, пусть трактористом моя Балбара работает, она хорошо «Беларусь» водит.
— Последнее к делу не относится, ты сначала с бутылкой завяжи, — нахмурился председатель.
— Почему курицын поросок в сельпо нету? — забушевала воинственная бабка, потрясая зажатой в птичьем кулачке трубкой. — Как так?!
— Не курицын, а яичный порошок, — терпеливо поправил Револий Афанасьевич. — Но давайте, товарищи, тише, и по существу!
— Существо это, однако, как ребенок, — предположила женщина из первого ряда. — Может, конфеты любит? Или печенье…
— Печенье, конфеты! Ферма совсем худая стала, а они — конфеты! — возмутился растрепанный мужчина, очевидно, начальник фермы. — Не одним же дояркам дырки затыкать!
Зал загоготал.
— Чего ржете?! — обиженно завопил «фермач». — Субботник нужно делать!
— Мы зачем собрались, зубы скалить? — упрекнул сельчан Револий Афанасьевич. — Ферма у нас пойдет вторым планом. На первом плане, как вы помните, — вопрос большого международного феномена, — ввернул он книжное словцо.
— Товарищи, — встал Юрий, — Револий Афанасьевич прав. Вопрос имеет чрезвычайную государственную важность. Газеты, наверное, читаете: есть версия, что снежный человек — существует! Но еще никому не удавалось это по-настоящему доказать. Большая удача для вас, что реликт появился именно возле вашего села. Если действительно получится поймать чучуну, то слава… — Юрий запнулся, — не пройдет мимо! Весь мир узнает о вашем участии в науке. Начнут приезжать научные экспедиции, партия и правительство не останутся в стороне. На колхоз обратят пристальное внимание, откроются новые перспективы…
— Трактора новые дадут!
— Ферму, может, построят!
— Клуб!
— И магазин!
— Курицын поросок! — взвизгнула старушка.
Перекрывая радостный гомон, кто-то зло прокричал:
— Нет никакого человека снега! Нет его, лжете вы все!
Юрий нашел крикуна глазами. Это был высокий седой старик, стоящий у двери. Лицо его, прорезанное крупными линиями морщин, болезненно кривилось. Стукнув кулаком о стену, он бросил: «Ду-ра-ки!» — и вышел, с силой хлопнув дверью.
Вслед старику понеслось запоздалой волной: «Сам дурак!», «От дурака слышим!».
— За обзывательское отношение к людям выключить Васильева из членов колхоза! — побагровел шеей начальник фермы.
— Точно — выключить! А исключить — еще лучше! — заверещал какой-то шутник.
— Наказать надо!
Председатель попытался настроить собрание на миролюбивый лад:
— Успокойтесь, товарищи! Должны понимать: Васильев — человек пожилой, одинокий, поэтому со странностями. Как к работнику, претензий к нему нет, сторож хороший. Но меры по недостойному поведению, конечно, примем. — Графин снова затрезвонил. — Тише, пожалуйста! Что подумает о нас газета в лице товарища корреспондента? Итак, следует создать комитет…
Согласно значительности событий, комитетчиков временно освободили от производства. На следующий день с утра был назначен сбор для обсуждения плана поисков и поимки чучуны.
После прокуренного клуба Юрий с наслаждением вдохнул прихваченный морозцем воздух. С приятностью вспоминались лица колхозников, разгоряченные грядущими переменами, только презрительная гримаса старого злыдня портила торжественную картину. Председатель о чем-то разглагольствовал впереди. Юрий не слышал, завороженный звенящей таежной тишиной.
Позади скрипнул наст тропинки. Длинная фигура метнулась за дерево. Что за чертовщина?..
Подошедший к крыльцу Револий Афанасьевич нетерпеливо окликнул спутника. Юрий сделал вид, что собирается сходить до ветру, и дверь за председателем закрылась. Из-за дерева показался высокий силуэт… Тот самый старик. Бледное лицо его при свете луны казалось лицом покойника. Ни слова не говоря, он внезапно бросился к Юрию и заступил ему тропу, трясясь то ли в нервном исступлении, то ли безмолвно рыдая.
— Что с вами, что вы?! — Юрий не узнал своего вмиг охрипшего от ужаса голоса.
— Не лови… Не лови человека снега! — еле смог выдохнуть старик.
— Вы же с-сами сказали — с-снежного человека нет. — Зубы Юрия постукивали, но он уже почти взял себя в руки.
Стыдясь порыва, старик прикрыл лицо рукавицей.
— Я — сторож, дежурю сегодня на ферме. Нельзя отлучаться, пойдем, корреспондент. Там послушаешь меня.
— Хорошо, сейчас только предупрежу Револия Афанасьевича.
— Обо мне не говори…
Председатель был изумлен. Каков молодец! Не успел ни с кем познакомиться, уже на танцы! На танцы же, да? А куда еще! Ну, дело молодое…
Юрий не стал разубеждать.
Шли долго и молча. В размеренных шагах старика ни следа не осталось от недавней взбудораженности, напротив, чувствовалось какое-то особое холодноватое достоинство.
Март, буйствующий днем, устал и продрог. В скольжении луны было что-то от пластики зверя, тайга за селом проваливалась в темноту. Потянуло запахом навоза, особенно терпким в морозном воздухе, и показались контуры больших построек. Старик распахнул обитую шкурой дверь:
— Заходи, корреспондент.
Юрий простер над плитой озябшие руки. Старик подбросил дров в печь. Несмотря на худобу и сутулость, совсем не старческая, упругая грация сквозила в движениях, и легкие седые волосы взлетали над плечами маленькой метелью. Сизые струйки табачного дыма поплыли из каповой трубки к полуоткрытой дверце печи. Свет пламени падал на сухощавое, с правильными чертами лицо, кажущееся теперь выточенным из дерева. Звонко постреливали еловые поленья, в дымоходе гудела крепкая тяга.
Терзаясь смутными предположениями о невменяемости сторожа, Юрий чуть не пропустил мгновение, когда тот заговорил тихо, почти шепотом, словно обращаясь к себе.
— Жизнь рождается из искры. Горит все сильнее, сильнее… Огонь пожирает тальник и березу, жизнь гложет темного человека и белого, пока не съест совсем. Серый пепел развеет ветер, и ничего не останется от огня жизни.
Юрию всегда нравилась поэтичность якутских метафор, но сейчас, ожидая скорейшей развязки, он еле скрывал раздражение. А рассказчик все тянул.
— Не торопись, корреспондент. Мои мысли, как кони, разбежались в разные стороны. Погоди, в табун их соберу.
«Табун» собирался добрые четверть часа.
— Это случилось в год, когда в тайгу, где кочевали эвенки, свалился с неба горячий камень и ушел под землю. Был день снегопада, повернутый к людям темной спиной… В ту двухцветную пору родила женщина мальчика с волосами черными, как земля. А через несколько минут родила женщина второго. Волосы у этого мальчика были белые. Первый ребенок был я. Второй — мой брат.
Весть разнеслась, что у Васильевых сразу два сына родились, черный и белый. Люди по-разному думали. Одни говорили: второе дитя светлое, как жители верхнего мира, значит, к добру. Другие о страшной примете шептались. Отец шамана вызвал. Жадным шаманским духам не понравилось бедное подношение, и они сказали, что белый ребенок проклят — заранее беды чуя, поседел в чреве матери. Решили родители окрестить мальчика в церкви. Русский поп долго рассматривал его и проворчал о плохом знамении. Много, мол, стало грехов на земле, вот и родился чудной ребенок… Отвернулись люди от нашей семьи, как от заразной.
Мать называла меня Харачан, а брата Хаарчан — Черныш и Снежок. Жили мы на окраине, почти в тайге. Рыбачили в безлюдных местах. Мальчишек опасались: те, что постарше, камнями в нас кидали, дразнили обидно… А детство наше все равно хорошее было.
Когда мы с братом прожили примерно четырнадцать зим, отец занемог. Мать поила его отварами, хотела шамана позвать, но к утру отец помер. Тогда недуг вселился в тело матери, сузил изнутри ее шею и заставил дышать часто и трудно. Мать позвала нас, покуда могла говорить: «Птенчики мои, Черныш и Снежок! Одни остаетесь. Завтра болезнь отберет мой последний вздох. Не подходите ко мне! Возьмите корову с телкой и ступайте к дяде. Нехороший он человек, но единственный ваш родственник, некуда вам больше идти. А чтобы никто не заразился больше, огнем из камелька подожгите дом… Помогайте друг другу, будьте неразлучны, как небо и земля. Прощайте, сиротки мои, Харачан, Хаарчан».
