Андрей Шляхов - Доктор Данилов на кафедре
— Ясное дело — внакладе не остался. Он и сейчас не бедствует, ушел в НИИ кардиологии и кардиососудистой хирургии, руководит там чем-то. Тихо, чинно, благородно.
— Ну, там, — это не здесь! Потеря в статусе, и доходы не те.
— Главное — уйти так, чтобы сохранить нажитое или хотя бы большую часть.
— Это так. Нажитого там явно много. Только на поступающих озолотиться можно…
В кабинет заглянул Скибкарь. На лету уловил тему разговора и активно включился в обсуждение. С его подачи разговор свернул на конкретику — начали озвучиваться суммы, проценты, ставки. Данилову, не любившему считать чужие деньги, стало скучно. Он вышел из кабинета в коридор и позвонил домой. Звонок тут же отбился, а минутой позже пришло сообщение: «37,3 был, спит». Если про педиатра написано только «был», значит, — ничего страшного. Настроение сразу улучшилось. «Какой, однако, из меня получился мнительный папаша, — иронично подумал Данилов. — Всю жизнь успокаиваю родственников пациентов, призываю их быть сдержанными и не накручивать себя, а сам-то чего только не напридумывал… Правильно говорят — все надо испытать на своей шкуре. Пока сам не столкнешься, не поймешь».
— Ночь явно была нескучной, — Сааков не мог просто, без комментариев, пройти по коридору. — Под глазами круги, а на лице — блаженная улыбка.
— Угадал, — ответил Данилов. — И спасибо за деликатность.
— Это почему?
— Другой бы сказал — идиотская улыбка, а ты слово подобрал хорошее.
— Я очень вежливый и деликатный человек, — сказал Сааков.
— Главное, что скромный, — заметил Данилов.
— Скромность придумали посредственности, чтобы хоть чем-то уедать нас, гениев, — менторским тоном сказал Сааков и ушел, не дожидаясь ответа.
Глава десятая
Вербовка
Проверяющих всех мастей и рангов Данилов не то чтобы недолюбливал, а как-то не понимал, что ли. Действительно, трудно уразуметь человека, главной целью деятельности (а то и всей жизни) которого является выявление чужих недостатков. Тут бы со своими разобраться, иногда целой жизни на это мало…
И ладно бы эти проверяющие просто выявляли ошибки (в конце концов, критика часто бывает полезной), но они же еще и унизить норовят, чтобы самим при этом возвыситься. Как будто статус проверяющего автоматически делает своих обладателей какими-то сверхлюдьми, элитой.
Главным недостатком всех проверяющих, которые попадались Данилову на его тернистом жизненном пути, было равнодушие к делу в целом. Взять хотя бы линейный контроль на «Скорой помощи». Разве заинтересованы контролеры в том, чтобы «Скорая» работала хорошо, без промахов и проколов? Вряд ли. Это больше нужно главному врачу, некоторым из его заместителей и заведующим подстанциями вместе со старшими врачами. Все косяки в первую очередь отражаются на них, сказываются на их премиях, репутации и карьере. А линейному контролю надо, чтобы «Скорая» работала как можно хуже (открыто в этом, конечно, никто не признается). Чем больше будет выявлено и зафиксировано нарушений, тем выше показатели работы контролеров. Вроде бы и общее дело делаем, а всякий по-своему.
На «Скорой», кстати говоря, были самые противные контролеры. Самые въедливые и самые несговорчивые. Отслеживали время, внешний вид, чистоту в салоне, укомплектованность бригад. Цеплялись ко всему, очень часто совершенно не по делу.
Был у Данилова на третьем году его работы на линии такой случай. Отвезли в больницу пьяного с сотрясением мозга, подобранного на улице. Пациент заблевал всю машину. Дело житейское, бывает. В больнице после сдачи пациента в приемное отделение кое-как вытерли салон тряпками, бывшими в запасе у водителя, и поехали на подстанцию мыть по полной программе — водой из шланга и щетками. На выезде из больницы машину остановил линейный контроль. Пожилой, угрюмого вида мужик сунул нос в салон, поморщился и записал в свои молескины, что такая-то бригада такого-то числа была на линии с грязным салоном. Объяснений Данилова контролер не слушал, они не нужны ему были. Хорошо хоть, что заведующий подстанцией выслушал и ограничился замечанием (как-нибудь отреагировать же надо), а не выговором, которое, в отличие от выговора с занесением, не влекло за собой лишения премий на год.
В другой раз линейный контроль в лице величественной дамы, в которой было не менее восьми пудов веса, приехал на подстанцию во время обеда даниловской бригады. Он был официальным: с ведома диспетчера бригада получила свои законные полчаса на прием пищи и активно ее принимала.
Контролер вошла в столовую и потребовала, чтобы Данилов прошелся вместе с ней до машины и показал, работает ли оборудование, заправлены ли баллоны кислородом, не просрочены ли даты годности лекарств и все такое. Данилов ответил, что до окончания официального обеда осталось двенадцать минут, и предложил даме попить чайку. Дама в ответ заорала, что снимает бригаду с обеда. Досрочное прекращение обеда по инициативе администрации практикуется в особых случаях, например, когда больше некому передать какой-нибудь серьезный вызов. Но чтобы устроить проверку? Данилов не подчинился, дама гневно потопала толстыми слоновьими ногами, имитируя пятибалльное землетрясение, и отправилась в диспетчерскую составлять акт о неподчинении распоряжениям линейного контроля.
Закончив обедать, Данилов тоже явился в диспетчерскую, попросил у диспетчера Сиротиной пару чистых листов бумаги, сел напротив усердно строчившей дамы и попросил ее предъявить удостоверение линейного контролера. Нельзя ведь писать жалобу на действия сотрудника, не зная его имени и фамилии. Поняв, что Данилов всерьез намерен отстаивать свою правоту, дама как-то сразу сдулась, даже в объеме немного уменьшилась, порвала недописанный акт и отбыла восвояси. Данилов был уверен в том, что до машины ему с контролером наверняка придется прогуляться и выдержать придирчивый осмотр, но ошибся.
Не ладилось у Данилова с проверяющими. Не находилось общего языка, сразу же возникало некое взаимное отторжение. Сам он по этому поводу не комплексовал и не рефлексировал, а просто не любил проверяющих и ничего хорошего от них никогда не ждал.
Министерство прислало на кафедру двух сотрудников отдела среднего и высшего профессионального образования — мужчину и женщину, внешне очень сильно напоминающих лису Алису и кота Базилио из сказки про Буратино. Женщина, заместитель начальника отдела, была главнее и старше. Немного за сорок, рыжая, ухоженная, анорексично-тощая, большая круглая оправа постоянно сползала на самый конец вытянутой лисьей мордочки. Резкость в движениях и разговоре свидетельствовала о непростом (то есть истеричном) характере.
Статус располагал к осознанию собственного достоинства и превосходства над окружающими, поэтому Алиса, которую на самом деле звали Аделиной Павловной, удостаивала своим вниманием далеко не всех. На кафедре, к примеру, в число избранных вошло всего двое — заведующий и доцент Ряжская. Кулешова выперли из его кабинета (на время проверки там поселилась Аделина Павловна), в упор не замечали, отчего тот ужасно страдал. И еще секретаря Ирину удостаивала Аделина Павловна внимания, потому что она без конца заваривала для нее свежий зеленый чай с жасмином и лимонником. Создавалось впечатление, что только им Аделина Павловна и питалась.
Со всеми остальными сотрудниками общался Кот, Сергей Иванович, лощеный и лоснящийся мужчина лет тридцати-тридцати пяти, изрядно лысый, усатый, как и положено коту, весь обтекаемый, мягкий и вкрадчивый. Тоже, конечно, не без сознания своего превосходства над населением (ведь именно так, кажется, в высших сферах именуют тех, кто располагается ниже?), но оно большей частью скрывалось под маской показного дружелюбия.
К Данилову Сергей Иванович подкатился на второй день пребывания комиссии на кафедре. Заглянул в начале рабочего дня как будто невзначай, рассказал несмешной анекдот про психиатра и гаишника, упомянул, между прочим, о том, что сам когда-то хотел стать анестезиологом, но не сложилось, так как увлекся организацией здравоохранения.
— Организация здравоохранения — это навсегда, — сказал на это Данилов.
Понимай, как хочешь.
Сергей Иванович понял в благоприятном ключе, как сочувствие. Уселся за пустовавший стол Колосовой (та, как и обещала, села на больничный с перспективой сидения до оформления отпуска) и минут пять жаловался на то, как изматывает работа в министерстве — давил на сочувствие. «Тебя бы на пару месяцев в Монаковскую ЦРБ засунуть! — неприязненно подумал Данилов. — Хотя бы в терапию. Интересно, что бы ты тогда запел?»
— Работаешь, работаешь, тянешь воз в гору, а иногда так все достает, что прямо руки опускаются… — Сергей Иванович взмахнул руками, показывая, как именно. — А потом говоришь себе: «Надо, Федя, надо» — и тянешь дальше. Китайцы утверждают, что плохо жить в эпоху перемен. И они правы! Эта реформа всех нас доконает…
