Пауло Коэльо - Дневник мага
Мне вспомнились слова Наставника из Итатьяйи: владеющий мечом должен постоянно проверять его и испытывать, иначе клинок заржавеет в ножнах.
— Водопад — это возможность проверить на деле и в ритуале все, чему ты научился и что познал, — продолжал меж тем мой проводник. — Одно, по крайней мере, уже пойдет тебе на пользу: тебе известен день твоей Смерти, и, значит, страх перед концом не вгонит тебя в столбняк, когда нужно будет быстро сообразить, на что опереться. Но помни — придется иметь дело с водой и на ней строить все, что потребуется. А потому, если дурная мысль овладеет тобой, — вонзи ноготь в мякоть большого пальца. И главное — при подъеме ни на миг не переставай опираться на Любовь Всеобъемлющую, ибо это она направляет и оправдывает все твои шаги.
Петрус замолчал. Скинул рубашку, стянул шорты, оставшись в чем мать родила. Потом вошел в воду маленького озерца, окунулся и вскинул руки к небу. Я видел, что он наслаждается прохладой и радужными переливами, играющими в каждой капле воды.
— И вот еще что, — сказал Петрус, прежде чем уйти под завесу водопада. — Эта вода научит тебя тому, как стать Мастером. Я буду подниматься, но меня и тебя разделит стена воды. Ты не увидишь, куда я ставлю ногу, за что цепляюсь руками. Точно так же ученик никогда не может в точности повторить движения своего учителя. Ибо у каждого — свой взгляд на мир, свой способ одолевать препоны и свершать завоевания. Учить — значит показывать: «Это возможно». Учиться — значит сделать это возможным для себя.
Ничего более не прибавив к сказанному, он проник за низвергавшийся сверху поток и начал подъем. Я видел его словно сквозь мутное стекло, различая только силуэт, но все же мог убедиться — Петрус карабкается вверх. Медленно, однако неуклонно. Чем меньше оставалось до вершины, тем больший страх охватывал меня — ведь мне предстояло через мгновение лезть следом. И вот пришел наконец самый ужасный миг: надо было пройти через плотную стену воды, бившей сверху с таким напором, что он мог бы свалить Петруса и швырнуть его вниз. Но вот голова его возникла наверху, и показалось на миг, что водопад струится с его плеч серебрящейся мантией. Да, это длилось одно мгновенье: он стремительно подтянулся, ухватившись уж не знаю за что, — и встал во весь рост, скрывшись от меня за потоком. Потом я потерял его из виду.
И наконец Петрус появился на вершине. Мокрое тело блистало в солнечных лучах. Он улыбался.
— Давай! — крикнул он, махнув мне рукой. — Твой черед!
Да, теперь настал мой черед. Лезть — или навсегда отказаться от своего меча.
Раздевшись, я снова помолился Пресвятой Деве Пути. И окунулся. От ледяной воды тело напряглось, но сейчас же меня с ног до головы пронизала ликующая радость бытия. Недолго думая, я двинулся к водопаду.
Россыпь брызг вернула меня к действительности, то есть вселила то нелепое чувство, которое так ослабляет человека в тот час, когда ему острей всего требуются вся его вера и вся его сила. Я понял: напор гораздо мощней, чем мне казалось раньше, — такая струя, попади она в грудь, способна сшибить меня с ног, хоть я и стоял прочно не на скользком камне, а на дне озерца. Обогнул поток и оказался меж камнем и водой, в узком пространстве, где помещалось только мое тело, вплотную прижатое к скале. И тут я обнаружил, что задача несколько проще, нежели она виделась издали.
Вода не попадала на склон, и то, что мне казалось отполированно-гладкой стеной, на деле оказалось в избытке наделено впадинками, трещинами, уступами. Кровь бросилась мне в голову при мысли, что я мог бы отречься от своего меча, испугавшись лезть по камню, ничем не отличающемуся от тех скал, по которым я взбирался десятки раз. Мне послышался голос Петруса: «Ну что? Видишь теперь, что, как только задача решена, она кажется легче легкого?!»
Почти прильнув ко влажной скале, я начал подъем. И через десять минут прошел все расстояние. Оставался последний отрезок пути — то место, по которому текла вода, прежде чем обрушиться вниз. Но все предыдущие свершения напрочь потеряют смысл, если я не смогу одолеть маленький участок, отделяющий меня от победы. Там и таилась главная опасность, причем я не видел, как справился с нею Петрус, и потому мог рассчитывать только на себя. Собрав всю свою веру в победу и надежду на благоприятный исход, я снова воззвал к Пресвятой Деве Пути, о которой даже не слышал раньше. И очень осторожно начал подставлять голову под ревущий поток воды.
И она обрушилась на меня, окутала сверху донизу и со всех сторон, заслонила свет. Под неистовым напором я крепко цеплялся за скалу, нагнув голову так, чтобы получился хотя бы небольшой воздушный резервуар. Я безоговорочно доверял своим рукам и ногам. Ведь руки уже держали когда-то старый меч, а ноги изведали Дивный Путь Сантьяго. Это были мои друзья, и они не подвели. Но поток воды ревел оглушительно, и вскоре мне стало трудно дышать. Я решил головой вперед врезаться в поток, и на несколько мгновений вдруг стало темно в глазах.
Напрягая все силы, цеплялся я руками и ногами за скалу, однако рев водопада уносил меня, казалось, в какую-то таинственную и дальнюю даль. Стоило лишь поддаться этой влекущей силе — и я оказался бы там, где уже ничто здешнее не имело ни малейшего значения. И не надо было бы прилагать нечеловеческих усилий, чтобы руки мои и ноги остались на скале, и вмиг наступили бы мир и тишина.
Но они — руки и ноги мои — не подчинились моему желанию, воспротивились смертельному искушению. И голова начала выныривать из-под толщи воды — так же медленно, как входила в нее минуту назад. Я был преисполнен глубочайшей благодарности к своему телу, помогавшему мне в этой сумасбродной затее — подняться по скалистому руслу водопада в поисках меча.
И вот, когда голова наконец показалась над водой, я увидел, как сияет надо мной солнце, и жадно, полной грудью вздохнул. Воздух придал мне новых сил. Огляделся вокруг, заметил в нескольких сантиметрах от себя плато, по которому проходили мы с Петрусом. Это и был конец пути. Я чувствовал неимоверное желание подтянуться, уцепившись за что-нибудь, но из-за водяного потока не в силах был разглядеть ни уступа, ни выбоины. Нет, миг завоевания еще не настал, и следовало обуздать порыв. Наступило самое трудное: вода с диким напором била меня в грудь, силясь сбросить назад, на землю, откуда я осмелился уйти вдогонку за своими мечтаниями.
Не время было размышлять о Наставниках и о друзьях, и я не мог взглянуть в сторону и увидеть, что Петрус готов прийти мне на выручку, если я начну соскальзывать. Он, наверно, миллион раз совершал этот подъем, думал я, и не может не знать, что именно здесь и сейчас мне отчаянно нужна помощь. Но он покинул меня. А может быть, и не покинул, а стоит где-то рядом, но я не мог даже повернуть голову, чтобы не потерять равновесие. Я должен все сделать сам. Я должен в одиночку свершить свое завоевание.
Крепко упершись обеими ногами в выступ скалы и одной рукой держась за него, я высвободил другую и попытался с ее помощью примириться с водой. Она не должна была оказывать мне ни малейшего сопротивления, ибо я действовал на пределе своих сил. И рука, зная это, превратилась в рыбу, которая вроде бы покорилась течению, но знала, куда ей надлежит приплыть. Я вспомнил, как видел в детстве в кино: лососи, идя на нерест, одолевали, перепрыгивали пороги — у них тоже была цель и они обязаны были достичь ее.
Рука поднималась медленно, будто сама собой, безо всякого моего участия, потеряв в воде свой вес. И вот мне удалось наконец высвободить ее и, найдя опору, ей, только ей, ей одной вверить судьбу моего тела. Вот, подобно лососю из кинокартин моего детства, она снова погрузилась в воду возле площадки, нашаривая точку, о которую я мог бы опереться для последнего, завершающего прыжка.
Но скала была до зеркальной гладкости отполирована водой, которая столетиями омывала ее. Но ведь должен же быть какой-нибудь уступ или расщелина — если Петрус смог выбраться наверх, смогу и я. Мне было очень больно: теперь я знал, что остался последний шаг, а именно в эти мгновения силы изменяют человеку и он теряет веру в самого себя. Так уже бывало со мной — совладав с океанскими валами, я тонул в невысокой волне прибоя. Но не век же так будет и недаром ведь решился я пройти Путем Сантьяго — сегодня я должен победить!
Свободная рука соскальзывала с гладкой скалы, а давление возрастало с каждой минутой. Я чувствовал — тело немеет и не слушается, ноги вот-вот пробьют судороги. Вода с силой била меня и в пах — боль была невыносимой. И вот я все же сумел нащупать в камне выбоину — совсем небольшую и расположенную чуть в стороне, но и она, когда придет ее время, послужит опорой для второй руки. Я определил то место, куда должен попасть, а свободная рука продолжала искать путь спасения. В нескольких сантиметрах от первой меня ожидала еще одна точка опоры.