Данни Ваттин - Сокровище господина Исаковица

— А этого допускать нельзя, – говорит он, преду преждающе подняв указательный палец, – потому что тогда твоя мать меня убьет.

18. Du bist wohl verrückt[31]

Мы покидаем гостиницу и на хорошей скорости едем по новым дорогам, построенным перед чемпионатом Европы по футболу. Машину ведет отец. Лео сидит рядом с ним, а я растянулся на заднем сиденье.

— Послушай, сынок, когда ты, собственно говоря, женился? – спрашивает отец. – У вас, наверное, скоро день свадьбы?

— Пожалуй, два года назад, – немного подумав, от вечаю я. – Осенью.

— Да, но когда именно?

— Точно не помню. В сентябре или в октябре. За месяц до того, как мы это праздновали.

— В октябре, – твердо заявляет Лео.

— Да, вероятно, так и есть, – соглашаюсь я. – Но в какой именно день, я не помню.

— Как плохо! – восклицает отец. – Если бы я забыл день нашей свадьбы, твоя мать оторвала бы мне уши.

— Для нас это не так важно, – отвечаю я. – Мы женились, в основном, чтобы повеселиться и чтобы не возникло больших сложностей, если кто‑нибудь из нас умрет.

Отец ненадолго замолкает, словно обдумывая мои слова.

— Твоя жизнь ведь застрахована? – спрашивает он чуть погодя.

— Да, папа.

— Тогда тебе лучше вести себя хорошо. Иначе они могут тебя убить, если им понадобится новая машина.

— Да, папа, – повторяю я.

Мы продолжаем двигаться к югу. Вскоре мы доезжаем до поворота на Квидзын и Мальборк. Построенная к футбольному чемпионату современная дорога заканчивается и сменяется дорогой, мощенной булыжником и не позволяющей развивать ту же скорость. Но дорога вполне хорошая и уводит нас от пригородов в провинцию, к кукурузным плантациям и большим открытым полям.

— Все‑таки странно, как быстро летит время, – произносит отец. – Ведь ты совсем недавно был моим маленьким сынишкой, а сейчас уже мужчина средних лет, с женой и тремя детьми. С ума сойти можно.

— Да, – соглашаюсь я.

— Тебе известно, что чем дольше люди женаты, тем они менее терпимы друг к другу?

— Ты так считаешь?

— Так оно и есть. Поначалу маленькие странности другого кажутся просто милыми, а потом они тебя раздражают. Не говоря уже о тесте и теще. Их следовало бы хорошо проверять перед женитьбой.

— Тогда бы, наверное, никто не женился, – предполагаю я. – И человеческая раса бы вымерла.

— А–а, люди бы все равно размножались. Ведь существует водка.

— Это точно.

— Вообще‑то идея заранее проверять будущих тестя с тещей не так уж глупа, – продолжает отец. – И ту, на ком собираешься жениться. Ведь со всем остальным поступают именно так. Дома осматривают, а машины тщательно обследуют перед покупкой. Так почему бы предварительно не проверить жену?

— Жену?

— Да, конечно, перед браком следует проводить основательное обследование. Поговорить с прежними владельцами, изучить историю пробега и заглянуть под капот. Особенно если модель подержанная, тогда обычно присутствуют изъяны.

— Как это? – спрашивает Лео, успевший уже немного вздремнуть.

— Запомни мои слова, – говорит отец, обращаясь к внуку. – Обязательно проверь жену перед браком. Потом будет поздно.

— Как это? – снова спрашивает Лео.

— И не забудь, что чем дольше человек женат, тем меньше у него терпения.

У Лео делается несколько растерянный вид, и я боюсь, что данная дискуссия выходит за рамки его понимания.

— Взять, к примеру, относительно недавнюю ситуацию, когда твоя бабушка коротко подстриглась, – продолжает отец. – Она ведь курчавая, поэтому я случайно назвал ее моим ягненочком.

— Получилось довольно симпатично, – говорю я.

— Да, хотя вообще‑то я упомянул не ягненка, а овцу.

— Овцы тоже симпатичные.

— Думаю, что случайно назвал ее моей глупенькой овечкой. Но исключительно любовно и с лучшими намерениями.

— Не сомневаюсь, – говорю я. – А она разозлилась?

— Ужасно.

— И что она сказала? – спрашивает Лео.

— Не знаю, – отвечает отец. – Она так сильно схватила меня за уши, что я не смог ничего расслышать.

Истории такого рода из жизни родителей мне до боли знакомы. Все мое детство подобные эпизоды разыгрывались с завидной регулярностью. О том, как выглядели взаимоотношения маминых родителей, я знаю гораздо меньше. Но у меня полное впечатление, что они тоже были довольно снисходительны к причудам друг друга. По крайней мере дедушка, которому приходилось терпеть столько брани и ворчания, что мама удивлялась, как у него не отсохли уши. Она очень жалела его и время от времени спрашивала, как ему удается это выносить. Дедушка всегда отвечал одинаково. Он показывал на ухо, говоря: "В одно влетает, в другое вылетает".

Мамины родители были действительно очень разными людьми. Как два полюса магнита – один притягивал, а другой отталкивал. Но они хорошо уравновешивали друг друга, по крайней мере до того момента, как дедушка умер от рака и остался только отрицательный полюс.

Впрочем, я ведь познакомился с ними ближе к концу их жизни, а когда они встретились, в августе 1944 года, все наверняка было по–другому. Это произошло на празднике, куда бабушку пригласила одна знакомая. На листочке значилось, что ее приглашают на детский праздник, но когда она пришла в дом на Гледьевэген, оказалось, что там маскарад и все взрослые изображают детей. Поэтому Хельга перед тем, как войти, прицепила в волосы бантик. На празднике было много народу, рассказывала она, и все веселились от души.

Туалет у них находился на улице, и в какой‑то момент бабушке понадобилось отлучиться с праздника, чтобы посетить этот деревянный домик. Вернувшись обратно, она услышала детский крик. Это проснулся маленький Джонни. Бабушка поднялась на второй этаж, взяла малыша и уселась на лестнице с ним на коленях. И вот, сидя в темноте, она услышала, как открылась входная дверь и кто‑то вошел. На некоторое время наступила тишина, а затем послышались шаги, которые все приближались, пока кто‑то об нее не споткнулся.

— Ты кто? – вскрикнула она.

— А ты кто? – закричал он в ответ. – Я‑то здесь живу.

Это оказался мой дедушка Эрнст. Праздник, устроенный его старшим братом и другими "старожилами", показался ему глупым, и он ушел на танцы, а теперь вернулся и собирался лечь спать. Но в итоге не лег, а остался сидеть на лестнице, разговаривая с молодой женщиной, о которую случайно споткнулся.

После этого вечера они стали часто встречаться. Иногда ходили в кино, иногда в кондитерскую. А иногда, когда не было денег, они просто гуляли. Бабушка рассказывала, что дедушка ей нравился, но она совсем не была уверена, что влюблена в него. – Откуда мне было знать, – говорила она. – Я ведь еще никогда не влюблялась и ничего не знала о подобных вещах. Ни о любви, ни откуда берутся дети. Я думала, что забеременеть можно от поцелуев.

Но как бы ни обстояло дело с любовными инстинктами, всю осень и зиму 1944 года эти двое продолжали встречаться. Однако когда бабушке вдруг представилась возможность эмигрировать в США, оставаться в Швеции она не захотела. Тетя Хильда, которая к тому времени жила в Техасе, все организовала и сумела уговорить одного состоятельного американского еврея оплатить племяннице поездку.

Путешествие ей предстояло довольно обстоятельное: сперва на самолете до Глазго, затем на поезде до Лондона, а оттуда на пароходе в США. Первую часть поездки устраивал некий доктор Михаэли из Стокгольма, а летали в Глазго тогда перестроенные бомбардировщики, которые из‑за риска быть сбитыми поднимались в воздух только в определенную погоду.

В январе 1945 года бабушка получила место на одном из таких самолетов. Ради стартового капитала для жизни в новом мире она продала все, что имела, переехала к подруге и стала ждать вызова. Поскольку вызвать ее могли в любой момент, бабушка должна была пребывать в постоянной готовности. Поэтому с пятнадцатого января по третье марта она повсюду таскала за собой сумку, чтобы иметь возможность добраться до аэропорта в кратчайшие сроки.

Но судьба к ней не благоволила. Погода все время оказывалась неподходящей, и в общей сложности бабушка съездила в аэропорт Бромма тринадцать раз, но так и не улетела.

В последний раз ее подвозил дедушка Эрнст, и по приезде обратно он попросил ее остаться и выйти за него замуж. Бабушка не знала, что ей делать: оставаться с человеком, в которого она, возможно, влюблена, или ехать к единственной точно уцелевшей родственнице? К счастью, у нее было немного времени для размышлений, поскольку доктор Михаэли сказал, что в ближайшие две недели самолеты не полетят. Поэтому бабушка вернулась обратно к подруге и устроилась на работу в магазин в пригородном районе Абрахамсберг. В один из дней, задолго до истечения двух недель, когда она стояла за прилавком, в магазин вбежала жена владельца с известием, что звонила бабушкина подруга и сказала, что можно лететь.