Ричард Хьюз - В опасности
Голоса кочегаров в котельной звучали резко, но еще слабо, и время от времени раздавался удар топора. Дик услышал чью-то команду, отданную уверенным голосом. Послышалось шипение — пустили пар; затем стук помп, сперва громкий, пока не поднялась вода, потом ровный и медленный. Откачивали шестой трюм. В чистое море хлынула грязно-коричневая вода, белесоватая от пузырьков.
В голубой воде расплывалось коричневое озерцо. Вскоре Дик заметил странное явление: на поверхность белым брюхом вверх всплывали дохлые рыбы. Это был табачный настой, и он убивал всякую живность, очутившуюся поблизости. Представьте, сколько никотина проходило через их нежные жабры!
Помпы не могли работать подолгу: дровяная топка не могла поднять давление пара выше трех атмосфер (приблизительно как в автомобильной шине) и держать его долго. Короткий рабочий период и отдых, пока опять загружали топку. В это время коричневое пятно становилось мутно-желтым. Но отравленные рыбы никуда не девались: сотни их лежали вокруг "Архимеда" с ошалелыми глазами и разинутыми ртами. Затем натужное ядовитое извержение возобновлялось. Рыб оно убивало, зато людей на "Архимеде" чудесно ободрило: уровень воды в кормовых трюмах понижался, люди начали петь и работали как заводные. В своем рвении они рубили на дрова даже те вещи, которые почти не пострадали. Например, застекленный книжный шкаф в курительном салоне хлипкая вещь. Он упал лицом вниз, и непонятно почему даже стекло не разбилось. А стол в салоне, как я уже говорил, сорвался с привинченных ножек. И не то чтобы в шкафу стояла Библия — спасение его не обосновать даже суеверными доводами. Там стояли обычные книги.
Другое, вполне чудесное, если подумать, явление — никто не погиб. Кругом творилось что-то убийственное, похуже воздушного налета — и ни одной жертвы, даже ни одного перелома. Почти все были в синяках и ссадинах — но и только. Больше всех пострадал мистер Сутер: на него швырнуло самого тяжелого практиканта, и тот наступил на распухшую косточку. Мистер Сутер взвыл от боли и до сих пор из-за этого хромал.
2
На рассвете по звезде, а позже по солнцу капитан Эдвардес сумел наконец определить свое местоположение. Оно настолько не совпадало с предполагаемым, что расчеты заняли изрядно времени. Нанеся результат на карту, он протер глаза. "Архимед" дрейфовал в сотне миль от мыса Грасьяс: все банки пройдены. Шторм отнес судно почти на четыреста миль от того места, где захватил его, — за пять дней. К тому же тащил, вероятно, не по прямой, а по дуге, так что за сутки они проходили как минимум сто миль. Средняя скорость — четыре узла, а двигалось судно по большей части бортом. Идти по воде бортом со скоростью четырех узлов — такое едва ли возможно. Должно быть, шторм увлекал с собой и воду. И в самом деле, изучив карту, капитан решил, что давешнее его предположение скорее всего было правильным: ближе к центру шторма вода поднялась плоским конусом и двигалась по кругу вместе с ветром (только медленнее); таким образом они благополучно прошли над отмелями, которых при нормальном уровне моря им ни за что бы не преодолеть.
Определив свои координаты, он, конечно, первым делом сообщил их "Патриции"; а когда получил от нее ответ, почувствовал благодарность. Потому что пар, добываемый с помощью дров, по существу был условностью. Он позволял понемногу откачивать воду, а на буксире, возможно, позволит работать и рулем. Мог бы привести в действие вентиляторы; но капитан отлично понимал, что с одними вентиляторами, без трубы, остывшие главные топки не разжечь. И пар для главных механизмов поднять невозможно.
Тем не менее он сослужил двоякую службу. Большинство людей понимали, что вчерашний день, когда шторм ушел от них, был самым опасным. На протяжении шести часов судно могло потонуть в любую минуту. Если бы команда не трудилась изо всех сил и не имела надежды, смогла бы она выдержать такое напряжение? Это — одно, но было еще и другое. Скоро спасатель возьмет их на буксир, и спасательные работы в любом случае обойдутся владельцам дорого. Но вознаграждение за спасательные работы пропорционально беспомощности спасенного судна. Так что вспомогательный пар на "Архимеде" мог сэкономить владельцам много денег.
Между тем механики продолжали качать воду, а палубные занялись другой работой. Они отобрали часть пара для лебедки, чтобы вытащить наверх несколько бухт. Они готовили буксирный трос. Теперь "Архимед" поддерживал постоянную связь с "Патрицией" и действовал большей частью по ее указаниям. Но на все другие предложения помощи ответ был один: благодарю, не требуется.
"Патриция" появилась в час дня. Сперва — ее дым на горизонте. Тут же капитан Эдвардес передал на нее свой азимут (дымок "Архимеда" оттуда вряд ли могли заметить), и вскоре она приблизилась.
По виду это был скорее черненький пароходик, чем буксир.
Она обошла "Архимеда", чтобы как следует осмотреть. Он того стоил! Сомневаюсь, чтобы "Патриции" когда-нибудь приходилось видеть судно в таком виде — и на плаву. Такое, как "Архимед", можно увидеть разве что лежащим на рифах; но плавающим — никогда.
Потом она остановилась и спустила шлюпку. В нее сели шестнадцать человек и погребли к "Архимеду". Это было романтическое зрелище: шестнадцать человек шли на выручку к терпящему бедствие судну. Капитан Эдвардес пересчитал их с мостика — шестнадцать. И Дик пересчитал, стоя у поручней и готовясь спустить лоцманский трап (оба сходных трапа смыло). Шестнадцать.
Шестнадцать человек! От потрясения капитан Эдвардес чуть не лишился дара речи.
— Мистер Бакстон, — выдавил он, — станьте у лоцманского трапа и не пускайте на борт никого, кроме капитана.
Бакстон взял толстую палку и дал Дику другую.
— Если кто-нибудь, кроме капитана, попытается подняться на борт, сшибайте его в море!
К ним присоединились остальные помощники. Капитан Абрахам стоял между кормовыми сиденьями. Его баковый гребец принял трап.
— Капитан, оставьте ваших людей в шлюпке, — гаркнул с мостика Эдвардес. — Я не пущу на борт никого, кроме вас!
— Какого черта? — отозвался капитан Абрахам. — Я настаиваю…
Потом он посмотрел на лица людей, выстроившихся вдоль борта. Следы разрушений были так же явственны на них, как на судне: лица маньяков. У мистера Сутера, державшего обрезок трубы, даже выступила на губах пена; клочок ее слетел в море и плавал на поверхности. Дик чувствовал, что ему передается ярость товарищей: он сам трясся от ярости. Эта толпа полезет на их судно!
— …Оставайтесь на местах, — тихо сказал своим людям капитан Абрахам и один стал подниматься по трапу.
Он прошел сквозь безмолвную стражу. Они словно не видели его: глаза их ни на секунду не выпускали людей, сидевших в шлюпке; за ним пошел только мистер Бакстон Абрахам поднялся на нижний мостик.
Два капитана встретились и пожали друг другу руки.
— Поздравляю вас, капитан, — сказал пришедший.
— Благодарю, — ответил Эдвардес. — Пойдемте в мою каюту.
Они вошли туда втроем. В честь гостя капитан Эдвардес достал из буфета бутылку джина. Все трое церемонно выпили.
Затем перешли к делу: подписали ллойдовский договор. Порт назначения Белиз, в Британском Гондурасе. Теперь капитан Эдвардес выглядел достаточно вменяемым, и Абрахам решился спросить:
— Почему вы не пускаете на борт моих людей?
Эдвардес сделался малиновым, шея над воротником у него набухла.
— Никто не поднимется ко мне на борт без моего разрешения.
— Почему? — грубоватым тоном спросил Абрахам. — У вас на борту заразные больные?
— Если я не даю разрешения, ни один человек на свете не смеет спрашивать у меня причин! — выкрикнул Эдвардес, стукнув по столу кулаком.
— Я отвечаю за спасение этого судна и настаиваю, чтобы мои люди находились здесь!
— Ваши люди могут работать на вашем судне, а на моем работать не будут! — сказал капитан Эдвардес.
Абрахам встал.
— Тогда я разорву этот контракт.
— Рвите свой экземпляр, если угодно. Я свой не разорву, и он вами подписан.
Капитан Абрахам был в растерянности, он просто не знал, как поступить.
В конце концов, ведь он отвечает за то, чтобы буксирный трос был закреплен правильно. Его люди — специалисты, они знают свое дело. А эти сумасшедшие пугала — разве на них можно положиться? Кроме того, сердце подсказывало ему, что этим людям нужен сейчас отдых, а не новая работа.
— Капитан Эдвардес, — сказал он, — не думаете ли вы, что если я употреблю своих людей, то это скажется на сумме вознаграждения?
Должно быть, Абрахам попал в точку — что-то мелькнуло в глазах капитана Эдвардеса, и сдавленным голосом он сказал:
— Довожу до вашего сведения, капитан, что со всей необходимой работой на этом судне мои люди справятся сами. Здесь нам помощь посторонних не нужна, благодарю вас. Кем вы считаете моих людей? Пассажирами?