Надин Бисмют - Без измены нет интриги
— Черт! Знаете что мы забыли?
Все неуверенно переглянулись.
— Мы же забыли тост!
— Еще не все потеряно, — встряла Ариана.
Мы подняли бокалы и закричали наперебой: «Чин-чин! С Рождеством!» Я посмотрел на Элизабет и улыбнулся ей, но она меня не видела. Мне показалось, что мыслями она где-то далеко. Все уже поднесли бокалы к губам, но тут Франсис спросил, за что пьем.
— За Рождество, балда! — выпалила Ариана.
Франсис смерил ее презрительным взглядом и заявил:
— Отродясь у нас такого не было! «Чин-чин! С Рождеством» — и все? Fuck! Прикиньте, через два дня я буду сидеть в дорогущем ресторане с предком, и, когда мы с ним будем чокаться, он скажет один к одному то же самое, вот это гребаное «Чин-чин! С Рождеством!» Ну ладно, мой папаша, с ним все ясно, а сейчас-то, когда мы все собрались, неужели нам нечего больше друг другу сказать?
По напряженному лицу Франсиса пробегали тени от пламени свечей. Всем стало как-то неловко и некуда девать глаза. Когда Франсис начинает вот так говорить о своем отце, нам становится его ужасно жаль, хотя никто толком не знает почему. Первой заговорила Ариана:
— Извини, Франсис.
Она встала, пошатнувшись, и выпалила:
— За нашу традицию, за то, чтобы мы так собирались еще много-много лет. За нас, за то, что мы все — друзья уже… не помню точно сколько, но очень давно!
Франсис внес уточнение:
— Десять лет. Мы подружились в третьем классе лицея, в лодочном походе, я точно помню.
Мы подняли бокалы и подхватили тост: «Чин-чин! За нашу дружбу и нашу рождественскую традицию!»
— Вот так-то лучше, — удовлетворенно изрек Франсис, садясь.
Он хотел еще что-то добавить, но на Ариану опять напала икота.
— Напугайте меня кто-нибудь, пожалуйста, напугайте! — взмолилась она.
За Франсисом не заржавело: он тут же рассказал ей про кровавое ограбление одного столичного банка, случившееся лет десять назад. Отец Франсиса — полицейский, он своими глазами видел трупы восьми кассирш, которых связали, зарезали и засунули в сейф.
— Не смешно, — фыркнула Ариана.
Франсис пожал плечами:
— Зато страшно-то как.
Ариана не возражала, икота у нее прошла.
Я стряхнул крошки со стола, перед тем как поставить тарелку с сырами и паштеты. Ариана была пьяна в лоскуты, она заливалась идиотским хохотом и танцевала посреди столовой. Мы снова сели за стол. Я хотел сказать Франсису, как ему повезло, что он не растерял ветчину и паштеты из-за той девчонки на улице Мон-Руаяль, но тут он достал свой «походный набор», и Ариана возбудилась.
— О! Сегодня я тоже хочу! — взвизгнула она. — Это сколько ж я не курила травку, лет шесть, наверно.
— Ни в коем случае, — заявил Франсис. — Мигом слетишь с катушек, если так давно не пробовала.
Ариана обежала вокруг стола и плюхнулась к Франсису на колени.
— Ну пожалуйста, — засюсюкала она. — Ну не жмись!
Оливье смотрел на свою подружку круглыми глазами. Она повисла у Франсиса на шее и хихикала:
— А помнишь, как мы с тобой целовались, по-настоящему, взасос? На вечеринке у Фанни Жобен во втором классе, помнишь?
— Еще как помню, — ответил Франсис и подмигнул нам из-за Арианиного плеча. — Ты вытягивала губы куриной гузкой и не могла толком высунуть язык.
— Да-а? — удивилась Ариана.
— Ей-богу, — побожился Франсис.
Я посмотрел на Оливье — он намазывал на кусок хлеба гусиный паштет с розовым перцем.
— Ну и ладно, ну и плевать, — сказала Ариана. — Я тогда на тебя западала, и это был такой кайф — поцеловаться с тобой по-настоящему. Ты-то меня в упор не видел. Бросил одну в гостиной, сказал, что принесешь чипсов и пепси, а сам пошел обжиматься с Карин Файон в ванной. Дон-жуан хренов! Ты уже в тринадцать лет под каждую юбку норовил залезть! И с тех пор не изменился, верно?
— Перестань, Ариана, — одернула ее Элизабет.
Ариана встала. Ее заметно штормило. Она с трудом добралась до своего места и плюхнулась на стул.
— А что такого, это Франсис хотел, чтобы я расслабилась, — фыркнула она, — вот пусть и получает. И вообще, он сам всегда хвалится, сколько девок из баров поимел, как, где и в каких позах, только сегодня что-то помалкивает на этот счет, в первый раз с ним такое. Что случилось, Франсис? Ты часом не сменил ориентацию? Говорят, так часто бывает: парням вроде тебя надо перетрахать миллион девок, чтобы понять, что хочется-то на самом деле мужика.
— Ариана, замолчи! — опять вмешалась Элизабет. — Это уже не смешно!
Франсис покачал головой и прикурил косяк, который он тем временем успел свернуть. Мы все сделали по затяжке, кроме Арианы: она раздумала, сказала, что ей больше не хочется и вообще ее тошнит. Франсис отрезал кусочек оки и, нагнувшись, заглянул под стол.
— Кс-кс-кс! Бубу! Бубу! Иди сюда! — позвал он. — Кс-кс! Бубу! Бубу! Вылезай, хватит прятаться, иди к дяде! Я тебе подарочек принес!
Он повернулся к Элизабет и спросил:
— Что-то Бубу весь вечер не видно, он опять спрятался под шкафом? Все еще боится гостей?
Ариана присоединилась к нему.
— Кс-с! Кс-с! Булю! Булю! — лепетала она.
Элизабет зажала уши, чтобы не слышать их.
— Замолчите вы! Бубу пропал, уже три дня как убежал. Прекратите звать, его нет.
Она отняла руки от ушей и добавила:
— Ну что за похоронный вид? Это всего лишь кот, я переживу, куплю себе другого. Нет, я, конечно, любила Бубу. Я к нему привыкла…
Мне бы прикусить язык, но я подумал: почему Ариане можно расслабиться и сводить старые счеты, а мне нельзя? Я тоже хочу в кои-то веки высказать, что накипело.
— Ничего, — сказал я Элизабет, — Бубу ведь был у тебя всего года два. Еще пара-тройка лет — и он бы все равно тебе надоел, как я через четыре года, помнишь? «Мартин, ты очень милый, но жить с тобой я не готова, мне хочется узнать, как это бывает по-другому, а мы уже так давно вместе»… Помнишь, радость моя? Твой Бубу правильно сделал, что убежал, а то бы скоро ты сама отвезла его в лечебницу на усыпление. Жаль, что я от тебя не слинял вовремя. Может, ты бы горевала, искала бы меня, кота ведь своего, наверно, ищешь? Какой же я был дурак!
Ариана, Оливье и Франсис покосились на Элизабет, ожидая ее реакции. Она отрезала кусочек козьего сыра и, сунув его в рот, сказала совершенно ровным голосом, даже без тени досады:
— Успокоишься ты когда-нибудь, Мартин, или прикажешь до конца жизни выслушивать твое нытье всякий раз, стоит тебе выпить?
Как она могла говорить об этом так равнодушно?
Франсис сменил тему:
— Элизабет, а по-моему, тебе надо купить собаку. Я вот тоже собираюсь. Собака — настоящий друг, не то что кот.
Я пытался поймать взгляд Элизабет, но она гоняла по тарелке кусочек хлебного мякиша и не поднимала глаз. Ариана визгливо расхохоталась и выкрикнула:
— Это кто здесь хочет собаку? Ты спятил, Франсис Лавалле? Знаешь сколько с ней возни? Ты посмотри на себя! Я бы тебе и рыбок не доверила, если б они у меня были. Собака! Франсис Лавалле хочет собаку! Нет, это сон! Я сплю, ущипните меня!
Франсис ничего не сказал, отпил вина и положил кусочек сыра, который все еще держал в руке, на край своей тарелки. А я подумал, после давешних слов Элизабет, что если это и правда сон, то кошмарный.
— Кто хочет, в холодильнике рождественское полено, — сказала Элизабет. — Лично я сыта, а вы угощайтесь, не комплексуйте.
Франсис понюхал свои пальцы и встал.
— Носками воняет этот сыр, — поморщился он. — Пойду помою руки. — И ушел в туалет.
Ариана теперь почти лежала на Оливье.
— Сыр воняет носками, сыр воняет носками, — раз десять повторила она.
— Кажется, моя девушка в полном ауте, — сказал нам Оливье.
Долго, однако, до него доходило. Зазвонил телефон, и Элизабет пошла снять трубку в спальню, хотя могла бы и в кухне. Мне это не понравилось: кто мог звонить ей в одиннадцать вечера?
Ариана отцепилась от Оливье и с трудом встала.
— Ты что? — спросил Оливье.
— Меня сейчас, кажется, вырвет, — пробормотала она и на непослушных ногах двинулась к туалету.
Она рванула на себя дверь не постучав. Мы услышали ее крик:
— Франсис! Перестань, Франсис, что ты делаешь? С ума сошел? Не надо!
Мы с Оливье разом вскочили и кинулись разбираться. Франсис стоял, склонившись над раковиной, и не поднимал головы — боялся даже посмотреть на нас. Будто закаменел. Перед ним белела «дорога» кокаина, половину он уже убрал. Голова Арианы мотнулась из стороны в сторону, и она бросилась к унитазу, но забыла поднять крышку и облевала все сверху. А я смотрел на Франсиса и не знал, что ему сказать. В те времена, когда я таскался с ним по всем этим поганым барам, мы, бывало, и ширялись, и нюхали вместе, но чтобы друг без друга — никогда. Почему же сегодня он мне не предложил? У Оливье глаза были в кучку, он не знал, куда смотреть, и косился то на Франсиса, то на свою девушку, то на кокаин, то на рвоту, стекавшую на пол. Наконец он покачал головой и вроде хотел что-то сказать, но только смачно выругался. И в эту самую минуту в дверях появилась Элизабет.
