Валерий Козырев - Джесси
– Извините, Алексей Павлович, все как-то быстро произошло… Не успел.
Алексей Павлович снял очки и отложил их в сторону.
– Обследоваться там, конечно, было негде? – спросил он. И, не дожидаясь ответа, и сам прекрасно понимая, что негде, продолжил: – Значит, так… Сегодня, так уж и быть, еще погуляешь, а завтра – в стационар. На две недели, как всегда. – И заметив, что Гена собирается прекословить, строго добавил: – И – никаких возражений!
Опять палата на троих и две недели капельниц, уколов, процедур. Лишь погода радовала: стояла теплая, солнечная, и все свободное время можно было проводить в больничном саду. На этот раз кроме Гены в палате лежали ещё двое молодых ребят. Один был неразговорчив и угрюм, его направили на обследование в город из какой-то сельской больницы. Большую часть времени он проводил в кровати, лежа на спине и уставившись в какую-то лишь ему видимую точку в потолке. Гена не раз пытался втянуть его в разговор, думая, что такое его поведение связано с застенчивостью, но в конце концов должен был признать тщетность своих усилий. Этот парень был из тех, кого можно смело квалифицировать как человек угрюмый. Немного оживал он и на лице его появлялось подобие улыбки, когда к нему приезжали родственники из села. Зато со вторым соседом, – примерно такого же возраста, что и он сам, Гена подружился. Игорь, – так его звали, был из интеллигентной семьи. Темноволосый, с тонкими правильными чертами бледного лица и карими одухотворенными глазами, он казался родом из прошлого дворянского столетия. Его часто навещала светловолосая девушка с приятной улыбкой. Как-то, сразу же после ужина, Игорь подошел к Гене и сказал, что хотел бы с ним поговорить, если, конечно, у него есть на то время и желание.
– Времени у меня, Игорь, до отбоя, а желания – хоть отбавляй, – шутливо, хоть как-то смягчая излишнюю вежливость соседа, ответил Гена. Они вышли в сад и прошли в беседку. Игорь закурил, не зная, с чего начать щепетильный для него разговор. Наконец, после нескольких затяжек, спросил:
– Гена, скажи, ты с детства болеешь?
– Нет, с семнадцати лет.
– А за это время знаешь, чтобы кто-нибудь вылечился от этой болезни?..
– Лично я – нет, но от врачей слышал, что такие случаи пусть и нечасто, но бывают.
Игорь грустно улыбнулся и щелчком отправил недокуренную сигарету в урну.
– Я с детства болею, вернее – с рождения. Правда, у меня заболевание другое – гемофилия. Говорят, царская болезнь… Да только мне от этого не легче! К тому же она неизлечима, наследственная, с генами как-то связана… Но мои родители не помнят, чтобы в нашем роду кто-то был болен хотя бы чем-то подобным. Жить, конечно, с этим можно… Просто необходимо постоянно делать уколы с недостающим фактором крови, да беречься, чтобы лишний раз не травмироваться… А в Германии, – оживился он, – говорят, выпустили такой препарат, что после инъекции всего лишь одной ампулы человек с видоизмененным геном, который и обуславливает это заболевание, аж целый месяц – до следующей инъекции, может спокойно жить и ничего не опасаться. Вот бы достать таких ампул упаковок сто… – по-детски мечтательно зажмурился Игорь.
Гена молчал, понимая, что не за этим пригласил его сюда Игорь, чтобы рассказывать про болезни да лекарства, а скорее – поведать о чем-то душевном, наболевшем. Так оно и вышло.
– Извини, Гена, что время у тебя отнимаю… Не о лекарствах я хочу с тобой поговорить. – Игорь достал из пачки новую сигарету, но, не прикуривая, крутил её в пальцах. – Девушка у меня есть… Видел, наверное, приходит ко мне?..
– Видел. – Кивнул Гена. – Хорошенькая.
– Год уже как встречаемся. А вот по-серьезному только недавно началось…
– А до этого что – несерьезно было?
– Да не то, чтобы несерьезно… а вроде бы как присматривались друг к другу. Да и я, если честно, свои чувства не слишком-то выказывал – в больнице много разных историй наслушался. Думал, вообще расстанемся. А вот сейчас, перед тем как мне сюда ложиться, Света, – так её зовут, попросила, чтобы я обстоятельно подумал о наших отношениях. А я, Гена, боюсь этих самых обстоятельных отношений, хотя и люблю её безумно!
Игоря словно прорвало. Похоже, что до этого он ни с кем этим не делился, копил в себе чрезмерным грузом. Выговорившись, он потихоньку стал приходить в себя, достал из кармана брюк зажигалку и прикурил сигарету, держа её слегка дрожащими от волнения пальцами.
«Боже, сколько людей на этом свете, и нет двух совершенно одинаковых… Но как порою бывают похожи человеческие судьбы!» – подумал Гена. И, наверное, было провидением свыше, что Игорь обратился именно к нему, пережившему нечто похожее и знающему как никто другой, насколько ему сейчас трудно.
– Игорь, я знаю историю одного человека, которую он рассказал мне здесь же, в больнице. Он тоже был болен, но женился на девушке, которую любил. У них родилась дочь, и они были вполне счастливы. Потом его болезнь осложнилась, начались проблемы, и он ушёл из дома, считая, что мешает жить самым близким ему людям. Но это было лишь его предположение, предположение человека, постоянно живущего с мыслью о своей никчемности; на самом же деле никто не знает, что было в сердце его жены. У меня в то время тоже была девушка, и я спросил у него совета, как мне поступить. Знаешь, он сказал, что если бы вернуть всё назад и у него вновь оказался выбор, он бы всё равно женился. Потому, что был счастлив и помнит каждый день совместной жизни. Но я тогда решил иначе, и расстался со своей девушкой, которую любил ничуть не меньше, чем, наверное, ты любишь свою… И вскоре понял, что потерял самое дорогое, за что нужно было бороться. Тебе же могу сказать лишь одно – есть любовь Игорь, и в неё надо верить! Точно так же, как нужно верить и в женскую верность. Вот этого я тебе и желаю – любви и доверия.
Витиевато струилась вверх сизая прядь дыма от сигареты в руках Игоря. Казалось, совсем забыв о ней, он был всецело поглощен рассказом Гены. Вечером, перед самым больничным отбоем, Гена взглянул на него и заметил если не разительную, то, по крайней мере, большую перемену. На бледных щеках Игоря появился румянец, потускневший взгляд, светился жизненной силой. Было похоже, что даже походка его изменилась – стала тверже, уверенней. Наверное, так меняет человека сильное решение, которое он только что принял.
Выписавшись из больницы, Гена пошел на завод – восстанавливаться на работу. Хотел как и прежде – в экспериментальный, токарем, но свободных мест не было, и начальник отдела кадров – женщина предпенсионного возраста с пышной химической завивкой обесцвеченных волос – предложила ему идти в бригаду связистов, монтером. Гена подумал и согласился, да и Михаил Иванович поддержал его решение. В бригаде кроме него были еще два монтера, оператор и техник связи – молодой парень, недавно окончивший техникум. Большой, с несколькими огромными цехами и бесчисленным количеством участков завод представлял собой единый, мощный, производственный механизм, связанный между собой телефонной, громкоговорящей и селекторной связью. Работы у бригады хватало – что ни день, что-нибудь да выходило из строя. Особенно досаждали телефонная и громкоговорящая связь, установленные чуть ли не со дня пуска предприятия и технически уже давно устаревшие. Проблема заключалась ещё и в том, что схемы проводок были безвозвратно утеряны. И, лишь визуально зная места, где они проходят, много времени тратили, чтобы обнаружить повреждение; иногда даже больше, чем само его устранение. Хлопот не доставляла лишь селекторная связь импортного производства, установленная не так давно, с которой было всё как надо: технические паспорта, схемы проводок, куча запчастей и тому подобное. И даже если она и выходила из строя, что случалось крайне редко, восстановить её не составляло особого труда. Гена, свободно читая схемы, мог и сам, не прибегая к помощи техника, быстро устранить неисправность. Поработав месяц, Гена предложил технику, который в их бригаде был и за мастера, и за бригадира, восстановить утерянные схемы. Три недели, зачастую оставаясь и после смены, метр за метром бригада изучала направление проводок и места разветвлений, заодно меняя изветшавшие провода. И по завершению этого кропотливого труда связисты имели в своем распоряжении карту-схему, где красным были отмечены места, нуждающиеся в плановом ремонте. После такой детальной ревизии аварийных работ заметно поубавилось, зато прибавилось плановых, но это было уже лучше, нежели идти невесть куда и ремонтировать неведомо что.
Ребята в бригаде были молодые, неженатые и после работы частенько заворачивали в «Колобок» – так в простонародье окрестили пивную, официальное название которой звучало весьма символично «Старт». Наверное, потому, что, стартанув там парой кружек пива, некоторые из мастерового люда, – в особенности в дни получки, по дороге домой посещали еще два-три подобных заведения и к финишу, – то есть к дому, подходили уже по принципу «три шага вперед, два назад». Гену ребята тоже приглашали с собой, пару раз он отказывался, но потом, дабы не выглядеть белой вороной согласился, побывал несколько раз в этом питейном заведении, и ему там стало даже нравиться. Непринужденная обстановка, круг хорошо знакомых людей, легкий веселящий хмель от прохладного, с горчинкой пива создавали прекрасную иллюзию жизни без проблем. Людмила Александровна была обеспокоена, что Гена стал частенько возвращаться домой позднее обычного, и от него заметно попахивало спиртным. Встревоженная, она поговорила об этом с мужем, но Михаил Иванович лишь добродушно улыбнулся.
