Ричард Райт - Черный

Был у нас в классе один парень, высокий, сильный, очень черный, он хорошо учился, но не признавал никакой дисциплины и никому не подчинялся; он мог в любую минуту взбаламутить весь класс, а учитель ничего не мог с ним поделать. Этот-то парнишка и заметил, что я отчаянно голодаю, и предложил способ заработать денег.

— Чего же ты целыми днями не ешь, разве так можно, — сказал он.

— А мне не на что, — ответил я.

— А ты заработай. Я вон зарабатываю.

— Как?

— Газеты продаю.

— Я хотел, да не я один такой умный — опоздал, — сказал я. — А газеты продавать хорошо, я бы стад их читать. А то мне читать нечего.

— Ага, и ты тоже? — засмеялся он.

— Что я тоже? — спросил я.

— Вроде меня — я продаю газеты, потому что люблю читать, а как еще раздобудешь газету? — объяснил он.

— Твои родители не хотят, чтобы ты читал?

— Еще бы! Отец просто бесится.

— Ты какую газету продаешь?

— Она выходит в Чикаго раз в неделю, и к ней есть приложение.

— Что же это за газета?

— А я ее никогда не читаю — чепуха. Зато приложение — вот это да! Сейчас печатают "Багровые жертвы" Зейна Грея.

Я глядел на него во все глаза:

— Ух ты — "Багровые жертвы"!

— Ага.

— А мне можно продавать эту газету?

— Почему ж нет? Я вон зарабатываю по пятьдесят центов в неделю и читаю что хочу, — сказал он.

Я пошел к нему домой, и он дал мне номер газеты с приложением. Газета была тоненькая, напечатана плохо и предназначалась для белых фермеров-протестантов.

— Давай ты тоже начинай продавать газеты, — уговаривал он меня, — будет с кем поговорить о «Жертвах»!

Я обещал ему, что сегодня же попрошу пачку газет. Домой я шел в сгущающихся сумерках и читал на ходу, почти не отрываясь от страницы и налетая на прохожих. Я с головой ушел в приключения знаменитого ученого, у которого в подвале дворца была таинственная железная комната. Он завлекал в эту комнату свои жертвы, включал рубильник и насосом начинал медленно-медленно выкачивать из комнаты воздух, а жертвы умирали в нечеловеческих муках, причем сначала они делались багровыми, потом сипели, потом чернели. Вот это приключения, как раз то, что мне нужно! Я ведь едва начал приобщаться к литературе и ничего в ней еще не понимал — главное, чтобы книга была интересной.

Наконец-то я смогу читать дома, и бабушка не будет возражать! Я уже добился от нее разрешения продавать газеты. Какое счастье, что она не умела читать! Она всегда сжигала книги, которые я приносил в дом, говорила, что все это — "измышления дьявола", но с газетами ей придется смириться, иначе она нарушит свое слово. Тетя Эдди не в счет, для нее я что есть, что нет, она считает меня погибшим. Я сказал бабушке, что хочу продавать газеты, чтобы заработать денег, и она согласилась, решив, что наконец-то я образумился и становлюсь на правильный путь. В тот вечер я заказал для себя пачку газет и ждал их с нетерпением.

И вот она у меня в руках, и я иду по улицам негритянского квартала, то один, то другой прохожий покупает у меня газету — не потому, что хочет ее прочесть, а потому, что знает меня… Теперь по вечерам, возвратившись домой, я запирался в своей комнате и с головой уходил в необыкновенные подвиги, совершаемые необыкновенными людьми в далеких, необыкновенных странах. Я начал узнавать о современном мире, о больших городах, и они манили меня к себе; я полюбил их жизнь. Я принимал все эти выдумки за чистую монету, потому что мне хотелось в них верить, потому что я жаждал другой жизни, жаждал чего-то нового. Эта дешевая макулатура расширила мои представления о мире куда больше, чем все остальное. Что я до сих пор знал, что видел? Депо, пристань, пивной зал. А чтение перевернуло всю мою жизнь, открыло двери в новый мир.

Я был счастлив и так бы и продолжал продавать эту газету и журнальное приложение к ней, если бы не один из друзей нашей семьи. Это был высокий, спокойный, трезвый, рассудительный негр, плотник по профессии. Как-то вечером я принес ему домой газету. Он дал мне десять центов и как-то странно посмотрел на меня.

— Конечно, сынок, — сказал он, — я рад, что ты начал немножко зарабатывать.

— Спасибо, сэр, — сказал я.

— Только скажи мне, кто велел тебе продавать эту газету? — спросил он.

— Никто.

— Откуда ты ее берешь?

— Из Чикаго.

— Ты ее читаешь?

— Конечно. Я читаю приложение, — объяснил я. — Саму-то газету я никогда не читаю.

Он помолчал немного, потом спросил:

— Кто просил тебя продавать эту газету — белые?

— Нет, сэр, — ответил я изумленно. — Почему вы так решили?

— А твои родные знают, что ты продаешь эту газету?

— Знают, сэр. Чего же тут плохого?

— Как ты узнал, куда написать, чтобы тебе ее присылали? — спросил он, оставив мой вопрос без внимания.

— Их продает мой приятель. Он дал мне адрес.

— Этот твои приятель — белый?

— Нет, сэр. Он цветной. Почему вы спрашиваете?

Ничего мне не ответив, он медленно встал со ступенек крыльца, на которых сидел.

— Подожди минуту, сынок, — сказал он. — Я тебе сейчас кое-что покажу.

Да что же это такое? Газета как газета, так мне, во всяком случае, казалось. Я ждал, расстроенный, мне хотелось как можно скорее распродать свою пачку, прийти домой, лечь в постель и читать следующую часть жутких приключений. Наш знакомый вернулся с аккуратно сложенной газетой в руке и протянул ее мне.

— Ты это видел? — спросил он, показывая какую-то карикатуру.

— Нет, сэр, — сказал я. — Я же не читаю газету, я читаю только приложение.

— Ну так посмотри. И скажи, что ты об этом думаешь.

Номер был за прошлую неделю. Я смотрел на картинку: громадный негр с грязным потным лицом, толстыми губами, приплюснутым носом и золотыми зубами сидел во вращающемся кресле, положив ноги в желтых, начищенных до блеска ботинках на большой полированный стол. Его толстые губы посасывали большую черную сигару, на конце которой белел целый дюйм пепла. Белый в красный горошек галстук украшала гигантская булавка в форме подковы. На негре были красные подтяжки, шелковая рубашка в полоску, на толстых черных пальцах сверкали огромные брильянты. По животу вилась массивная золотая цепочка, на ней вместо брелока висела заячья лапа. Возле стола стояла заплеванная до краев плевательница. На стене комнаты, где сидел негр, была огромная надпись:

БЕЛЫЙ ДОМ.

Под надписью висел портрет Авраама Линкольна — ни дать ни взять разбойник с большой дороги. Я посмотрел выше и прочел:

"Мечта каждого черномазого — стать президентом и спать с белыми женщинами! Американцы, неужели мы это допустим? Организуйтесь, спасайте нашу прекрасную страну и наших белых женщин!"

Я смотрел, стараясь постичь смысл рисунка и подписей, думая, почему все это так дико и все же так знакомо.

— Ты понимаешь, что это значит? — спросил плотник.

— Нет, не понимаю, — признался я.

— Ты когда-нибудь слышал про ку-клукс-клан? — спросил он тихо.

— Конечно, а что?

— Ты знаешь, что делают куклуксклановцы с цветными?

— Убивают. Не дают нам голосовать и получать хорошую работу, — сказал я.

— Так вот, газета, которую ты продаешь, проповедует идеи ку-клукс-клана, — сказал он.

— Не может быть! — закричал я.

— Сынок, она у тебя в руках.

— Я читал приложение, газету я никогда не читал, — потрясение пролепетал я.

— Слушай, сынок, — сказал плотник, — слушай. Ты черный парнишка и хочешь заработать немного денег. Очень хорошо. Если ты хочешь продавать эту газету, продавай, я не буду тебе запрещать. Но я читаю ее вот уже два месяца и понял, чего они хотят. Если ты станешь и дальше продавать ее, то будешь помогать белым убивать самого себя.

— Но ведь газета приходит из Чикаго, — наивно возразил я, не зная, во что же теперь можно верить, — ведь газета издавалась в Чикаго — городе, куда негры стекались тысячами, как же там могли печатать расистскую пропаганду?

— Неважно, откуда она приходит, — сказал он. — Ты лучше послушай.

Он прочитал мне длинную статью, автор которой ратовал за суд Линча как за единственное решение негритянской проблемы. Я слушал и не верил своим ушам.

— Дайте посмотреть, — сказал я.

Я взял газету и присел на крыльцо. В сумерках листал я страницы и читал статьи, проникнутые такой бешеной ненавистью к неграм, что кожа моя покрылась мурашками.

— Ну что, нравится? — спросил он.

— Нет, сэр, — прошептал я.

— Теперь ты понимаешь, что ты делаешь?

— Я не знал, — пробормотал я.

— Будешь и дальше продавать газеты?

— Нет, сэр, никогда.

— Я слыхал, ты хорошо учишься, и, когда я стал читать газету, которую ты продаешь, я не знал, что и думать. Тогда я сказал себе, что парень просто не знает, что продает. Многие хотели поговорить с тобой, да боялись. Думали, ты спутался с белыми куклуксклановцами, и если мы скажем тебе: "Не продавай газету", ты наведешь куклуксклановцев на нас. Но я сказал: "Ерунда, просто парень не ведает, что творит".