Шон Макбрайд - Зелень. Трава. Благодать.

— Врезала по роже, — говорит она. — Заодно, бля, пару прыщей ему выдавила. Бззззз.

— Вау, ну и жук, прям аэроплан какой-то. Мисс Макклейн, что за выражения? Мистер Тухи задал вполне прямой вопрос, — говорит Кларк, который ко всем детям обращается только так: мисс и мистер. Вообще он довольно старомоден, если не считать того, что целуется с мужчинами.

— Извините, — говорит Грейс. — А сейчас что они делают?

— По-прежнему крадутся к святому Василию. — Бзз. — Спи крепко, жукашка. Как мне нравится эта ловушка. За статуей святого Василия прячется крепенький мальчик с пальцем в носу. Ой, фу. Крепенький мальчик смахнул на святого Василия козюльку. Это кто такой?

— Козюлька Джонс, — отвечаем мы хором и со смехом переглядываемся.

— Козюлька. За что это его так окрестили? Не забудьте мне потом сказать. Похоже, он собирается идти на прорыв.

— Йоу йоу йоу йоу йоу, — доносится до нас пронзительный возглас. — Хватай эту жирную задницу.

— Убирайтесь с моего газона, вы, мелкие ублюдки, — орет чья-то мамаша.

— Они перетоптали миссис Коннер все цветы, — сообщает Кларк. — Бегут в нашу сторону.

Слышно, как бегут, потом кто-то падает на бетон.

— Тпру! — говорит Кларк. — Крепыш упал. Ой, бедняжка, расплакался.

— Ты зачем меня сшиб? Тут тебе не футбол, — хныкает Козюлька. Отсюда мне не видно, но я и так знаю, что лицо у него пухлое, как у младенца, волосы темные, коротко стриженные, одет в черную бейсбольную майку с надписью СТАРУХА С КОСОЙ — стрёмненькая группа. Он всегда эту майку носит.

— Кончай хныкать, Козюлька, — говорит ему Финн (кудрявые грязные волосы, прическа как у ботана). — Никто тебя не сшибал. А упал потому, что, когда бежишь, палец, бля, из носа вынимать надо.

— Не было у меня в носу никакого пальца, — возражает Козюлька.

— Да он у тебя до сих пор там, дебила, — говорит ему Мулейни, несчастная жертва стрижки под горшок.

— Ой, правда. — Судя по всему, Козюлька извлекает палец из носа, дабы проверить, не пристало ли к нему чего. — И все равно ты меня сшиб.

— Короче, Козюлька, — говорит Финн, — давай топай в тюрьму, ты, жирный ублюдок.

Козюлька плетется по направлению к синему почтовому ящику, куда не меньше трех раз за вечер будет бегать Фрэнсис Младший, чтобы сообщить нам о том, что это государственная собственность и нас упекут в Холмсбург, если мы и дальше будем на нем сидеть.

— Прекрасно, господа Финн и Мулейни, — говорит Кларк. — А теперь, пожалуйста, следим за тем, что говорим, и дружно проваливаем от моего дома подальше.

— Ты это нам, что ли? — спрашивает Финн.

— Конечно, кому же еще, — подтверждает Кларк.

— Ты это серьезно?

— Абсолютно. Не хочу слушать, как вы выражаетесь.

— Ты мне не папаша и не мамаша, — говорит Финн и, готов поспорить, с ухмылкой косится на Мулейни, — чтобы указывать, что говорить и где.

— Я и не претендую. Я просто прошу вас проявить немного уважения, и идите себе дальше своей дорогой.

— Тебе бы, наверное, больше хотелось стать мне мамочкой, так ведь?

— Да не то чтобы очень, — говорит Кларк. — Тогда бы мне было стыдно, что я вообще существую на свете.

— Ха-ха, смотри, какая добрая фея, — говорит Финн.

Мистер Кларк продолжает все так же спокойно сидеть в кресле в футболке «Иглз» и выцветших желтых шортах. Закидывает левую ногу на правую и чертит пальцем по влажному налету на пивной банке. — У меня к вам всего одна простая просьба, ребята: сваливайте отсюда, и дело с концом.

— Иди подрочи, гомик вонючий, — бросает Финн ему в ответ. — У меня к тебе тоже одна простая просьба.

Грейс порывается выскочить из-под кресла, но мистер Кларк ногой преграждает ей путь.

— Прекрасный вечер, мальчики, — говорит он. — Веет теплый ветерок. Уже через две недели он станет холодным. И я не смогу вот так сидеть на свежем воздухе, пить пиво и выслушивать оскорбления от мальчишек, которые и смысла-то тех слов, которые разбрасывают, как навоз, толком не понимают. Мне будет не хватать всего этого. Еще раз прошу: не будете ли вы так любезны убраться отсюда подальше?

— Базара нет, гомик, — отвечает ему Финн, затем следует придурочный гогот, но тем не менее оба уходят. Кларк длинным глотком тянет пиво, затем вздыхает и начинает насвистывать мелодию «Эсквивел».

— Черт возьми, Кларки, — возмущается Грейс. — В следующий раз не нужно меня останавливать. Я бы легко надрала обоим их тощие задницы.

— В этом я не сомневаюсь, мисс Макклейн, но в моем доме злость и насилие не приветствуются. Никакой злости, никакого насилия, — произносит он медленно, так, будто каждое из этих слов весит не меньше тонны.

— Да хватит тебе. Сколько раз тебе дом загаживали? — спрашивает Грейс с раздражением и непониманием. По ней, если кто тебя ударил, нужно тут же дать сдачи.

— Конкретнее: на этой неделе, или в этом месяце, или за текущий год? — спрашивает он с мягкой усмешкой.

— Может, имеет смысл переехать, — вставляю я. — Здесь вокруг слишком много злобных типов.

— Никуда я отсюда не поеду. Здесь мой дом. Здесь я прожил всю жизнь. И из-за каких-то там злобных типов переезжать не собираюсь. Этого добра везде хватает. А обращаем внимание мы на них просто потому, что сами здесь живем.

— Ты вообще с какой планеты? — спрашивает Грейс. — Драться не хочешь, и бежать — тоже?

— Совершенно верно, — сообщает он ей. — Ни драться не буду, ни бегать ни от кого. Вот так-то.

— А я хочу уехать отсюда как можно дальше, — говорю я. — Купить себе ферму, где людей поменьше, а деревьев побольше.

— Людей поменьше. И как ты собираешься жить, если некому будет слушать твой бред, Хэнк? — фыркает Грейс.

Я буду читать книги в тени деревьев. Буду гулять босиком по траве. Буду целовать тебя под небом, где будет сиять жирная луна с двадцатью миллионами звезд в придачу. Я подарю тебе всю любовь, что есть во мне.

— Как-нибудь обойдусь.

— Сомневаюсь, — говорит Грейс, тушит бычок о пол, щелчком отправляет его в пепельницу в десяти футах от нас и успевает закурить следующую сигарету до того, как он приземлится.

— Должен признать, мистер Тухи, я удивлен и озадачен не меньше, чем мисс Макклейн, — говорит мне Кларк. — Мне вы кажетесь натурой чересчур деятельной для сельского уединения. Тишина вас попросту убьет.

— Возможно, — с поспешностью психа отвечаю ему я, — но попробовать все же стоит.

— Очень разумно, — говорит он. — Искренне вам желаю, чтобы ваша мечта сбылась. Не вижу в ней ничего невозможного.

Постепенно на ветру становится все прохладнее, и я начинаю чувствовать через одежду холод от цементного пола, на котором лежу. Мистер Кларк зажигает ароматическую свечку против насекомых с душным, сладким запахом. Грейс смотрит на меня из-под шезлонга. Когда она делает затяжку, ее глаза чуть-чуть сужаются.

— Эй там, на ферме, — говорит она мне, — тебе не холодно, Хэнкстер?

— Есть чуть-чуть, — отвечаю я, жалостно надувая губы.

— Может, стоит переместиться куда-нибудь, где бы мы вдвоем могли согреться? — говорит она.

Держите меня. В штанах встает, как по тревоге. Грейс смеется. Может, заметила, как у меня встал? Услышала, как он растет?

— Видел бы ты, какие у тебя глаза были, когда я это сказала. Как плошки, — улыбается Грейс. — Кларки, доложи обстановку на улице, — командует она. Тем временем мистер Кларк вскрывает следующую банку. «Эсквивел» давит на уши так, как будто нас с птичьим ревом атакует эскадрилья «летающих крепостей». Сразу четыре мошки одна за другой поджариваются в ловушке. Бзз, бззз, бзз, бззз.

— Спокойной ночи, жукашки. До встречи в аду, — говорит Кларк. — Похоже, все тихо, мисс Макклейн. Эти уродцы еще раз прошвырнулись по улице, а затем удалились по дорожке, что у меня за домом. — Дом Кларка — последний в нашем квартале, поэтому дорожки идут с двух сторон. — Также должен заметить, что какой-то мальчишка, который все время надувает пузыри из жвачки, спрятался за мусорными баками магазина морепродуктов и оттуда закидывает мою веранду всякой гадостью.

Что-то большое и мокрое шмякается на пол. Кларк смеется.

— Кальмар. А вон еще летит, — почти с восторгом восклицает он.

Рядом с кальмаром приземляется пустая раковина от устрицы. Затем рыбья голова. Потом краб.

— Так-так, — говорит Кларк. — Идите и спросите, чего ему надо, а то он сейчас, того и гляди, китом в нас запустит.

Мы с Грейс выскакиваем из укрытия и засекаем Бобби Джеймса, который, согнувшись, прячется за мусоркой и, приложив руки ко рту, пытается нам что-то сказать. Рядом с ним Марджи.

— Прошу прощения за всю эту дохлятину, мистер Кларк, — говорит он и добавляет громким шепотом: — Генри, Грейс, сюда, быстро.

— Вас не затруднит потом здесь прибраться? — спрашиваю я у мистера Кларка.