Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2009)
Я кивал в ответ: да, куда как утомительно! Нельзя ли как-нибудь облегчить мою участь?
— Я сама все сделаю… вы только подпишите мне доверенность.
Она очень волновалась, говоря это, и держалась очень напряженно — просто не могла усидеть на месте! Лицо ее пылало, и глаза сами собой сводились к переносице — верный признак…
Нетрудно было догадаться, что тут у нее какой-то хитрый умысел. Но я подумал, что иногда она лицемерит и на пустом месте, по привычке. Да ведь мы иногда хотим быть обманутыми! А жулики — очень часто такие милые люди! Как те две мышки, что забрались в кошелек дачной владелицы.
Занятый своими делами, я как-то упустил из виду, почем нынче недвижимость в нашем городе. Я помнил только, что материн дом стар, мы даже пошучивали прежде:
— Хоть бы кто-нибудь его поджег! И пусть сгорел бы дотла.
Однажды в кратком разговоре мы с Ольгой сошлись на том, что, по-видимому, цена материного владения такова: по тысяче долларов за сотку земли. У нас на двоих шестнадцать соток…
— Мы сейчас покупаем квартиру, — доверительным тоном продолжала Ольга. — Нам нужен большой кредит.
Руки ее дрожали, словно она кур воровала, а не разговаривала со мною, с дядей своим, и голос ее дрожал.
“Оно и понятно, — решил я. — Купить квартиру — это как определить свою судьбу”.
— Вот как раз завтра, в первой половине дня… мы должны представить документы и на квартиру, и на кредит… Нам крайне важно, чтоб бабушкин дом значился в нашем полном владении, — он нужен как залог для банка, понимаете? Иначе нам не дадут кредита.
Ольга умоляюще смотрела на меня, и на глазах у нее выступили слезы. Вот тут меня посетило опасение, что племянница моя брякнется сейчас в обморок… Этого еще не хватало! И что я за жлоб такой, что не помогу родственнице в трудный момент ее жизни! Других упрекаю, а сам…
Муж ее молчал, но не сводил с меня глаз. Впрочем, вид его на этот раз был не мрачным, а тоже умоляющим.
— Что ж, — согласился я, — давайте пойдем завтра к нотариусу, и я подпишу бумагу, какую вам надо.
Тут они оба облегченно вздохнули и переглянулись.
— Мы вообще-то нашли и покупателя, — воодушевилась Ольга. —
Он согласен… за шестнадцать тысяч долларов… значит, пополам. Мы вам завтра же выложим денежки.
— Пополам, — подтвердил и супруг ее.
Но в последние годы цена на землю в нашем городке резко подскочила! А я о том и знать не знал.
— Только надо очень быстро, — проговаривала Ольга. — Он москвич, этот покупатель, торопит нас. Завтра с утра к нотариусу… иначе мы не успеем оформить кредит… и квартира от нас уплывет… а мы к ней уже присмотрелись, попривыкли… Понимаете?
Как не понять! Дело спешное, промедление смерти подобно.
На другой день поутру я подписал у нотариуса доверенность на имя племянницы. А через недолгое время узнал, что Ольга расторопно оформила нужные документы и столь же расторопно продала дом, наше общее наследственное владение. Продала не за ту цену, что называла — нет! — за гораздо большую. Я получил не половину, причитавшуюся мне, наследнику, вопреки прежнему страстному заверению — “Пополам! Пополам!” — а лишь десятую часть…
Передавали мне потом слова ликующей племянницы моей:
— На наш век простаков хватит!
Так она говорила своим коллегам в бюро по продаже недвижимости.
И там она видела полное взаимопонимание.
Теперь, если мы встречаемся в городе, она отводит глаза и спешит прошмыгнуть мимо, не останавливаясь.
Тот забавный случай с мышью в кошельке снова и снова вспоминается мне. Мы, невольные свидетели, смеялись, а на лице женщины, хозяйки кошелька, было омерзение и брезгливость. Я ее мысленно осудил тогда: чего уж так-то! Мышки такие славные — хитренькие, проворные...
Однако ныне я испытываю то же чувство брезгливости, от которого не могу избавиться.
Когда мы делали бетон
Пуханов Виталий Владимирович родился в 1966 году в Киеве. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. С 2003 года — ответственный секретарь молодежной литературной премии “Дебют”. Автор трех книг стихов. Живет в Москве.
* *
*
Ничто не длится вечно — ни любовь, ни смерть,
И только одиночество бессмертно.
Я тоже думал так. Боялся не успеть
Вниз по реке спуститься незаметно.
Не то чтобы горька, не то чтоб глубока —
Как смерть, крепка и, как любовь, тревожна
Беспомощным певцом воспетая река —
И переплыть нельзя, и выпить невозможно.
Да, это — лишь слова, но где еще искать
Бессмертия, пока мы живы?
Чем сердце утомить, чем горло полоскать
И рвать на веслах жилы?
Ведь где-то собрались уплывшие давно
Д. Н., А. Е., В. К., Б. Р. и остальные.
И делят одиночество одно,
Любимые и, может быть, живые.
* *
*
Динозавры не вымерли. Они здесь.
Их миллионы, может быть — миллиарды.
Резиновые, надувные, механические,
Могут сказать жалобное “пи” в руке ребенка.
Покорные детской воле, любимые игрушки.
Ты никуда не исчезнешь.
Горькие мысли твои и ночные страхи
Станут интеллектуальной добавкой
Чужой праздности.
Потомки будут благодарно играть твоими словами.
Умри скорей, милый динозавр.
* *
*
В моем шкафу живет усталый свитер.
Обычный полосатый свитерок.
Я сотни раз о свитер руки вытер
И под дождем в нем пару раз промок.
Мы с ним срослись. Годами в нем носился.
Сказали, молодость закончилась вчера.
Я так любил его. Я очень им гордился.
Умели раньше делать свитера.
* *
*
Когда мы были киргизами
Кирзовыми, кургузыми,
Оранжево-безрукавными —
Были людьми нелукавыми.
Мы гремели лопатами,
Начиная с полпятого.
В девять слушали лекции
Про Гомера с Лукрецием
И засыпали замертво,
Опьянев от гекзаметра.
Молодыми поэтами,
В робы переодетыми,
Шли по улице гордые
С метлами, граблями, ведрами!
Улица не кончается,
Корчится, безъязыкая,
Оранжево в такт качается
Узбеками и таджиками.
* *
*
Этот вальс танцевали мы вместе
С инвалидом войны и труда.
Пели мы комсомольские песни,
Ты мне сразу ответила: “Да”.
Песен этих народ уж не вспомнит,
Украшает стальная звезда,
С пол-России, затерянный холмик
Инвалида войны и труда.
Поднимайся, страна, умывайся,
Разбивайся на пары любви:
Новый круг комсомольского вальса —
Раз-два-три, на крови, раз-два-три.
В этом танце, любя и страдая,
Стань и ты — ветеран, инвалид.
Ведь Россия всегда молодая
И всегда только “да” говорит.
* *
*
За то, что делали бетон,
За то, что мы бетон любили,
И серым попадали в тон,
И желтым серое белили —
Здесь каждый сам себе Ньютон,
Когда он делает бетон.
Из влажного песка, из пыли,
Как человека в мире том…
О, как же мы бетон любили,
Когда мы делали бетон,
Хоть материли, материли.
* *
*
Жили-были вместе пятнадцать лет.
