Ирина Лобановская - Что мне делать без тебя?
- Чему ты можешь научить, моя девочка? - с ласковой иронией часто интересуется Глеб.
О-о, многому! Она многому может научить, эта маленькая Олеся, шлюха с разлетающимися волосами! Твоя дочь, Глеб!
Валерий открыл глаза и тоже уставился в стену. Нет, видно, и правда, пришло время уходить... Скоро Рождество, недавно овдовевшая тетушка Лиза, которая вышла когда-то замуж за немца и без малого сорок лет живет в Германии, настойчиво зовет его к себе. Вот и повод поехать. Эмме ничего объяснять не придется, она поймет, что ему нужно отдохнуть и развлечься. Валерий решительно встал со стула. Дожить бы только до конца декабря...
В коридоре ему на глаза попалась Олеся, потому что очень старалась попасться. Странно, подумал Малахов, что она тут делает в этот час и почему ее больше не караулит верный мальчик?
- У тебя был Ашот Джангиров, - утвердительно сказала Олеся.
- Был, - согласился директор. - А почему ты беспокоишься? Просто честный ребенок рассказал все родителям и теперь вашу волшебную тайну будем хранить не только мы втроем, но и они тоже. Вполне порядочные и достойные люди. В отличие от тебя.
- Валерий... - пролепетала Олеся. - За что ты так меня?..
- И ты еще спрашиваешь за что? - возмутился Малахов. - Прямо верх издевательства! Кстати, это твоя идея - снять караул у школы?
Олеся молча кивнула.
- Умница! - похвалил директор. - Просто золотая голова! Вы свободны, госпожа Водяная! Можете спокойно ехать домой и ни о чем не горевать.
- Валерий, - заторопилась вдруг Олеся, - я хочу тебе кое-что объяснить... Понимаешь, это настоящее безумие, это амок, как у Цвейга, понимаешь? Я просто ничего не соображала тогда...
- А сейчас ты что-нибудь соображаешь? - вежливо поинтересовался директор. - Боюсь, что нет. И не нужно мне ничего объяснять, я сам все прекрасно понимаю. Езжай домой. И передай привет Полине. Я очень скучаю без нее.
- А без меня? - спросила вдруг Олеся, подняв на него светлые глаза.
Это был запрещенный прием. Олеся ударила так больно, как умеют делать одни только женщины около тридцати, которым нечего терять.
- Ну, ты и дрянь! - с тихим ожесточением сказал Валерий. - Настоящая стерва! Я и не знал...
- Теперь знай! - с торжеством выпалила Олеся. - Знай, что любил дрянь и стерву! И будешь любить ее вечно! И расплачиваться за свою любовь, потому что до этого ты еще за нее не платил!
И она, повернувшись, пошла по коридору, маленькая учительница с рассыпающимися волосами, которые она вечно тщетно поправляла...Любимая во веки веков... Мерзавка, шлюха, негодяйка... Малахов прислонился к стене и осторожно потер левый бок. Боль опять напомнила о себе. Как хорошо, что тетушка Лиза живет в Германии! Только бы дотянуть до Рождества... Сгруппируйся, Валерий! Осталось не так уж много времени.
Олеся тихо вошла в квартиру. Полина у себя в комнате спокойно измалевывала очередной лист. В гостиной с книгой сидел Карен. Он не слышал, как открылась дверь. Олеся опустила сумку на пол. В косметичке что-то тихонько звякнуло. Карен поднял голову и просиял.
- Почему ты сегодня так долго?
- Работа, - неопределенно ответила Олеся и скользнула в гостиную. - Вы ели?
- По-моему, мы уничтожили разом все твои недельные запасы. И Полина, и я были страшно голодны. Потом она мне рассказывала о своей школе, которая ей не нравится.
Олеся вздохнула.
- Это прямо беда...
- Ну почему? - не согласился Карен. - Левон тоже терпеть не может заниматься, просто каждому свое. Полина вот рисует...
- Не хочешь ли ты сказать, что она собирается стать художницей? В ее рисунках нет таланта ни на йоту.
- Все равно, - не сдавался Карен, - она может быть дизайнером, оформлять книжки, журналы. Ты устала, Леся? Я сейчас тебя накормлю.
И Карен отправился на кухню. Олеся задумчиво посмотрела ему вслед. Мальчик умел делать абсолютно все, что было странно для ребенка, выросшего в семье Джангировых. И освоился он в чужом доме чрезвычайно быстро.
Полина действительно не любила школу, но не это беспокоило Олесю. С возрастом девочка становилась все равнодушнее и безразличнее к окружающему. Утром стоило невероятных усилий ее растолкать. До машины Полина тянулась еле-еле, то и дело останавливаясь и отвлекаясь. Ее совершенно не волновало ни возможное опоздание, ни полученные оценки, ни собственный вид. Олеся с большим трудом научила дочку смотреться в зеркало, причесываться, чистить одежду и обувь. Олеся пыталась привить Полине вкус, развить в ней кокетство, разбудить интерес к тряпкам, украшениям, краскам. Но ее по-прежнему интересовали только краски на бумаге.
Кроме того, уход Валерия как-то странно повлиял на Полину. То ли она действительно к нему искренне привязалась, то ли стала значительно больше понимать, но на Карена она иногда бросала угрюмые взгляды и уходила в себя. Оживала Поля лишь с приходом деда. Иногда Олеся со страхом смотрела на дочь: что она знает, что понимает? А вдруг - все?! И в груди неприятно холодело, словно под блузку попала ледышка и долго-долго там не тает.
Карен принес из кухни поднос. Олеся глянула и поразилась.
- Ты просто клад!
Темные глаза блестели таинственно и загадочно. Олеся взяла вилку, но едва лишь поднесла ее ко рту, как замурлыкал телефон. Звонила Мэри.
- Как поживаешь, училка? Мальчуган с тобой? А ты не могла бы одолжить его мне на пару деньков? Скучно чего-то...
- У вас разные ростовые категории, - проворчала Олеся. - Не говоря уже о несовпадении желаний.
Мэри хихикнула.
- Это верно, но очень несправедливо. А как там Глеб?
- Как всегда прекрасно, - вздохнула Олеся. - А вообще я не очень интересуюсь его делами и настроением. Свои замучили.
- Он все еще с прибалтийской девкой? - поинтересовалась фотомодель. - Она не умеет ни стоять, ни ходить. Я подкараулила их на днях у старого Федора.
- Надеюсь, ты не устроила папочке скандал? - обеспокоенно спросила Олеся. - Это было бы глупо...
- А я вообще дурочка. От природы! - объявила Мэри. - Ты разве до сих пор не знаешь? Но до скандала я не опустилась, вот еще, унижаться перед девкой из занюханного вшивого Вильнюса! Какая-то певичка в баре по имени Юрате. Тьфу! Крашеная блондинка, неестественная, ненатуральная до мозга костей и манерная без меры. Литовская кукла, купленная за доллары. Ты ее видела?
- Не имею ни малейшего желания, - пробормотала Олеся. - Кстати, ты оторвала меня от еды...
- Хорошо, что не от другого, гораздо более увлекательного занятия, - хохотнула манекенщица. - Привет грузинчику!
- Он армянин! - буркнула Олеся и положила трубку. Вошла в комнату. - Мэри совсем ополоумела. Но в моем папочке на самом деле есть нечто роковое, чего я никогда не могла до конца понять. Тебе он, кажется, тоже понравился?
- Очень оригинальный характер, - сказал Карен. - Поэт - и этим все сказано.
- Этим еще абсолютно ничего не сказано, - Олеся снова уселась за стол. - Поэты - они тоже разные.
- Да нет. Есть всего лишь два типа: поэт для окружающих и поэт для себя. Господин Витковский относится к первому.
Олеся задумчиво посмотрела на Карена. Что может дать ей этот мальчик? Не по возрасту умный, рассудительный, логичный... Что может он принести Олесе, кроме коротенького мига счастливого забытья, которое быстро сменится тяжким сознанием его кратковременности... И начнется боль, давящая, постоянная, избавиться от которой на время можно, лишь вновь проваливаясь в это короткое забытье...Что может она дать ему, не слишком юная, с дочкой на руках, бесталанная, бестолковая...
Пока Карен не понимает опасной разницы возрастов. Потом он очнется от своего безумия...
- Ты все равно бросишь меня, - ни к селу ни городу объявила Олеся. - Раньше или позже, но обязательно... Разве тебе не нравятся девочки?
- Опять! - закипел Карен. - Ты снова об одном и том же! Это когда-нибудь прекратится?! Какие девочки? И почему все так отлично могут предсказать и предугадать мое будущее? Все, кроме меня самого! Почему нельзя спокойно жить и любить друг друга? Ты изобретаешь несуществующие, ложные проблемы, просто высасываешь их из пальца! Это издержки и недостатки твоей богатой фантазии! Лучше бы ты ничего не выдумывала!
- Я ничего не выдумываю. Это правда жизни.
- Жизни?! - закричал Карен. - Чьей жизни?! Твоей?! Моего отца? Моей матери?! Господина Малахова? Но есть еще моя правда, правда моей собственной жизни, и я полагаюсь только на нее!
- Правда одна! - попыталась объяснить ему истину Олеся. - Одна, а не множество!
- А вот это как раз неправда и стереотип мышления! И даже не пробуй меня переубедить! Правда у каждого своя: выстраданная и осмысленная! И у каждого - свое плохо и свое хорошо! У одного беда - случайность, а у другого она закономерна, всегда стоит в своей графе, на своем определенном месте. Именно поэтому люди делятся на пессимистов и оптимистов.
- А кто ты? - пробуя погасить его вспышку, спросила Олеся. - Мне кажется, не пессимист...
- Как раз он самый, - буркнул Карен. - Только я подразумеваю под пессимизмом нечто другое. Это скорее попытка трезво разобраться во всем. Оптимизм ни в какие детали и подробности не вникает. А всего лишь попытка потому, что никому еще не удалось понять все на свете до конца. Но к нему, конечно, приближались, были совсем рядом...
