Густав Барта - Венгрия за границами Венгрии

Он только покачал головой, это у него в голове не укладывалось, а может, он принял меня за шпиона. В любом случае, я показался ему подозрительным. Солдат отвернулся, как бы завершая наше знакомство. Теперь он занимался только соколом. Я видел профиль его лица. Он напряженно размышлял о том, что ему теперь делать. Не скажу, что я струсил, но всё-таки мне показалось более целесообразным уйти. Я сделал это из гордости. Я ненавидел этого солдата. По крайней мере две или три минуты.

Скромный отчет о середине одного сна

Не так давно я был вызван в Т., чтобы помочь установить личность одного своего старого друга, который влип в какое-то чуть ли не уголовное дело. Поскольку я живу исключительно ради семьи и работы, я выполнил это требование без особого желания. Но я знаю, что от властей нельзя скрыться. Если надо, они тебя из-под земли достанут. У меня не было выбора, пришлось ехать в Т.

Т. находится почти на краю света, в начале семидесятых годов из большого села он развился в маленький город. Городского прошлого у него никогда не было, история и культурные традиции Т. могли бы поместиться на одном листке бумаги. Имена местных знаменитостей не говорят ни о чём даже жителям соседних селений. Самое старое здание — бывшее сельское управление — было построено в середине прошлого века, назвать его памятником мог бы только какой-нибудь местный патриот. В гостинице уже знали о моём прибытии. Но было ещё утро (в это время в номерах убираются), портье, надеясь получить на чай, распорядился, чтобы, вопреки этому правилу, меня тотчас же заселили. Как уже бывало много раз в подобных случаях, я снова убедился, что миром управляют не столько нормы, сколько система привычек и неписанных законов, и разом, по желанию революционеров и моралистов, его не изменить. В номере я принял душ, за несколько минут распаковал чемодан, надел пижаму, занял горизонтальное положение и стал ждать, когда сон закроет горящие от недосыпания глаза, а невидимая рука толкнет в глубокую черную пропасть. Мой сон начался с того, что я зашёл в аккуратное, по новой архитектурной моде несимметричное учреждение, где мне надо было подтвердить честность и благонадёжность своего друга. Меня направили на второй этаж, в просторную, почти не обставленную мебелью комнату, окна которой выходили на южную, солнечную сторону, так что даже суровой, туманной зимой после полудня здесь не надо было зажигать свет. В зале находились двое: служащий и машинистка. Служащий только глянул в письмо и движением руки пригласил меня сесть. Он пошёл с моим письмом в другое помещение. Я сел в мягкое, по старой моде удобное кресло с потёртой обивкой рядом с круглым стеклянным столиком на трёх ножках. На столике валялось несколько ежедневных газет и иллюстрированных журналов. Машинистка сидела ко мне спиной и перепечатывала какой-то текст. Она была в парике; поскольку женщина была так увлечена работой, что ни разу не повернулась ко мне, я попробовал представить, какое у неё может быть лицо. И всё-таки я знал, что это сон, и как это всегда бывает во сне, моё любопытство не было удовлетворено.

Мне пришлось долго ждать. Когда служащий наконец-то вернулся, он пригласил меня пройти в другую комнату. Здесь меня принял пожилой мужчина с добрым лицом и приятными манерами. Он тоже предложил мне сесть, а сам погрузился в чтение письма. Оторвав взгляд от письма, он сказал:

— Дело очень важное. Благодарим, что Вы согласились приехать сюда, в такую даль, на окраину страны.

— Что от меня требуется? — спросил я.

Мужчина дружелюбно улыбнулся.

— Вы узнаете в своё время, — сказал он. — Я не могу распоряжаться самостоятельно.

Меня пригласили в следующую комнату. Здесь процедура повторилась. Меня передавали из рук в руки, как какого-то высокопоставленного гостя, которого все хотели бы видеть, которому все хотели бы пожать руку. А пока я двигался дальше по джунглям учреждения, время ожидания сокращалось. Наконец, в одной из многочисленных комнат моё письмо распечатали и попросили паспорт. На секунду я подумал, что сейчас всё разъяснится, и можно будет идти обратно в гостиницу. Но они только выписали из паспорта мои данные и идентификационный номер. Меня отправили в следующее помещение, где снова попросили данные. Везде я был любезно принят, они не переставали повторять, как важен мой приезд, и какое одолжение я оказываю другу. Меня успокаивали, что теперь-то уж вопрос о деле моего друга, скорее всего, будет разрешён быстро. Я выпил семь или восемь чашек кофе, точно не помню. Причём, я знал, что сплю, знал, что я в гостиничном номере, из окон которого открывается вид на глянцевые от дождя крыши домов, на выпускающие серый дым трубы и на лес телевизионных антенн. Тем временем во сне я вернулся в то помещение, где мне в самом начале надо было отметиться. Я не удивился, что машинистка печатает всё тот же текст, что служащий, который меня сначала принял, всё ещё здесь. Однако у меня был повод удивиться. Ведь пока меня водили по комнатам, прошло ужасно много времени. Мне казалось, что проходили дни. Но ведь я спал, а во сне можно поверить в любой вздор. Это просто сон, думал я. Всё же, когда служащий снова ушёл с письмом в соседнюю комнату, я подкрался к окну и выпрыгнул. Я знал, что это поможет мне проснуться.

Меня разбудили громкие, весёлые голоса работников гостиницы и вой пылесоса. Ещё не было полудня. Обрывки странного сна ещё плясали перед моими глазами, но постепенно мне стало передаваться веселье уборщиц. Мой сон, как и любой из снов, был сплошным вздором, но после него не осталось тревоги, способной испортить день, если, конечно, кто-то вообще помнит свой сон через десять минут после того, как проснулся. Напротив, я счёл свой сон скорее весёлым, и решил, что запомню его. Я вспотел, поэтому ещё раз принял душ. В гостинице топили так, будто стояла, по крайней мере, середина зимы. Я решил, что ещё до обеда разберусь с этим несколько загадочным делом, в которое впутался мой друг. Так как я не знал города, я попросил портье показать мне дорогу. На дежурстве не оказалось того портье, которого я видел утром, вместо него была пожилая дама.

— Напротив церкви, на главной площади. Вам туда, — сказала она.

На улице меня ждали одни сюрпризы. Я сошёл с поезда в безумную зимнюю пору, в промозглую погоду, туман покрывал вершины гор, возвышающихся за городом, небесное благословение так и лилось из быстро проплывающих облаков. С тех пор ветер высушил лужи, стало холоднее, на склоне гор блестели шапки снега. Но и сам город сейчас произвёл на меня более приятное впечатление, чем утром, он оказался благоустроеннее и чище. Вместо промокших до нитки призраков я встречал только модно одетых пешеходов. Путь из гостиницы к главной площади лежал через симпатичный парк. Мне показалось — вот, какой я ненаблюдательный — что утром здесь стояли одноэтажные обветшалые дома. Я чуть было не подумал, что это продолжается мой утренний сон, или скорее, что я перешёл из одного сна в другой. Конечно, об этом и речи быть не может. Человек знает, когда спит и когда нет, он по-разному воспринимает действительность во сне и наяву.

Я быстро нашёл учреждение. Оно было более серым, более обветшалым и невзрачным, чем во сне, но и здесь, как и во сне, мне надо было отметиться на втором этаже. Ну конечно, ведь это было чётко сказано в письме! Косоглазая, неказистая женщина взялась за моё дело. Я видел, что совершенно не завоевал её доверия, и ощущал в её поведении некоторую растерянность.

— Подождите минутку, — сказала она наконец.

Она пошла в другую комнату, я же на секунду испугался, вдруг мой утренний сон снова повторяется. Но неказистая женщина скоро вернулась, и теперь она пригласила меня в соседнюю комнату. В этом помещении, которое было намного меньше приёмной, меня на несколько минут оставили одного. Затем из другой двери, которая бог знает куда вела, наверное, в ещё меньшую комнатку, вышел молодой человек с моим письмом в руке. Он предложил мне сесть и сказал:

— Не думаете ли Вы, что немного опоздали?

— Простите, — ответил я. — Я всю ночь был в пути. Дорога меня утомила, я был вынужден прилечь на несколько часов в гостинице.

Молодой человек не был злостным или же суровым, бездушным бюрократом, потому что просто усмехнулся.

— Ну так почему Вы приехали к нам именно сегодня?

— Потому что сегодня было назначено приехать, — сказал я.

— Сегодня?… Пойдёмте со мной, — сказал молодой человек ласково.

Мы зашли в другое помещение, где другой молодой человек принял меня не менее растерянно.

— Вам следовало явиться уже давно, — разозлился он.

— Но в письме…

Он меня прервал.

— Бросьте! — злобно сказал он. — Дайте сюда свой паспорт.

Я достал маленькую красную книжечку из внутреннего кармана пальто и сунул ему в руку. Молодой человек полистал его, как какой-то блокнот, который не только содержал мои личные данные, но и в нескольких коротких, исчерпывающих предложениях давал сведения обо всех важных событиях моей жизни. На его лице появилось такое выражение, как будто он вспомнил какой-то анекдот, и сейчас размышлял, рассказать ли его мне или лучше оставить при себе. Избегая строгих, неприятных ноток в голосе, свойственных чиновникам, можно сказать, даже доброжелательно он сообщил мне ошарашивающую новость: