Владислав Дорофеев - Ортодокс (сборник)

Таких приезжих из бывших советских республик в Дивеево уже много, может быть половина, они все сюда приехали из-за святости этого места.

Их согнала с места не нужда, а любовь к России, которую они потеряли, любовь к святым местам России.

«Приехали потому, что святее места нет. Святое место. Только потому и приехали в Дивеево. А куда еще ехать?».

Все комнаты в доме в иконах. Иконы повсюду. В большой комнате, где они спят, почти от пола до потолка.

«Вы к батюшке приехали?»

Только и спросил нас хозяин, когда мы договаривались о ночлеге.

Я не сразу понял, о ком он.

Для живущих в Дивеево, рядом с монастырем, Серафим – жив. Не просто жив, а среди них, с ними. Потому для них Серафим – «батюшка».

Для живущих в Дивеево Серафим жив, потому он – «батюшка», с маленькой буквы, как в обращении к живому священнику.

Дом, в котором мы спали, приютил еще и монаха, брата хозяйки. Его благословил настоятель Саранского монастыря на жизнь в миру. У него жена осталась в миру и дети, которые к нему порой приезжают. Но его благословил владыко на жизнь в Дивеево, не с семьей. Он ходит на службу, молится. Он беззубый и смиренный.

Перед сном подумалось о том, что «у монахов может быть смущение в виде гордыни – мысли о своей большей близости к Богу, и потому более сильной молитвенности, чем у мирян».

В доме очень хорошо спалось. Сегодня утром я встал совершенно отдохнувшим, с ясной головой. Хотя слегка проспал. Служба началась в 5.30, я лишь проснулся в 6 утра. Разбудил Аню и Асю, мы быстро умылись и отправились.

Троицкий храм битком. Пять священников исповедывали людей. Мы встали в одну очередь, потом следующую. Но я решил не исповедываться. Отошли к раке с мощами Серафима.

Я приложился к стеклу над черепом/главой. И на мгновение потерял сознание. Такой силы сила, восставшая от батюшки Серафима к Богу. Сила, возвеличенная и обретенная старцем Серафимом при жизни, и возвышающаяся в своей силе молитвами живых людей, припадающих к мощам. Канал был прорублен Серафимом для людей еще при его жизни. Напрямую дорога к Богу.

Из храма не хочется уходить. Я только по прошествии двух дней понял причину.

Защита! Абсолютная защищенность. В Троицком соборе, рядом с батюшкой чувствуешь себя защищенным. Потому что у мощей пролегает осевая линия Серафимовой небесной дороги.

Я стоял и молился обо всем, обо всех, за себя, за близких. Просил научить меня любви, стяжанию Духа Святого, дать мне представление о новой воле, новом уме, новой смелости, просил я Откровения.

Наконец, я понял, я услышал, назвал свою жажду в общении с Серафимом – мне не достает уверенности в себе. А точнее, остойчивости! не устойчивости, именно – остойчивости.

Сегодня я вновь прошёл с детьми по канавке, вслед за Серафимом Саровским и Богородицей. Пройдя по канавке Богородица утвердила свой четвертый престол на Земле. За почти два столетия по канавке прошли миллионы, незримо держась за руку Серафима Саровского, которого за руку провела по канавке Богородица.

Устать можно от радости. К концу утренней службы, – после того как дети несколько раз почти падали в обморок от внутреннего напряжения, потом поспали, сидя у бронзовой оградки, ограждающей центр собора, после пережитой мольбы в глазах и превзойдя яростное терпение на посеревших лицах, после всего радостного и сильного и огорчительного, – подходит к нам с детьми женщина, и полуспрашивает, полуутверждает, кивая на спящих сидя детей: «Устали!?» И сама себе отвечает: «Конечно, такая радость!»

От радости можно устать! Радость переполняет душу, сбивает с привычных мест все границы и установления, в которых привычно проходит жизнь.

И выясняется, что все бывшие границы оказались тесны и неестественны, искусственны и нелепы. Оказывается, границы – это признак трусости и слабости. Границы внутренние, человеческие – это суть человеческие, конечные установления, временные.

Батюшка Серафим раздвигает границы, этот человек уже при жизни своей земной, в телесной оболочке, был без границ, вне границ.

Мир же безразмерен, безграничен. И это радость. Но это и огромный труд, тяжкий труд, столь же бесконечный и вневременный, и безграничный, что и дело, на которое этот труд устремлен. И это великая радость – это утомительная радость.

Дивеево – это кусок России, которая еще нам предстоит. Дивеево – это отношения между людьми, которые еще только складываются, возникая из небытия, из забвения прошлого, убитого горем безбожия.

Что же я нашел в этот раз – уже в третий свой приезд в Дивеево? Легкость бытия необыкновенную.

Границы мира дивеевского расширились, сделались почти безразмерными. Или мое восприятие вышло из границ условностей. Или я перестал ценить границы. Или я теперь вижу отсутствие границ. Отсутствие границ – это и есть весь мир.

Единственная граница новой жизни – это круг канавки. Это вера в круг бытия, вера в чудо присутствия в нашей жизни высшей любви. Круг этот – это и есть защита, от которой не хочется уходить.

Ты прошел канавкой, ты прошел кругом, ты защитил свое сердце на время бед и битв неравных.

Уже перед отъездом Аня сказала мне, что она бы хотела стать богатой, чтобы помогать сирым и убогим, помогать монастырям.

Прощаясь, хозяйка дома рассказала нам о видении, которое видели над источником Серафима 1 августа 1999 года.

Якобы появился батюшка и сказал, что «последнего русского царя по сию пору не причислили к лику святых, потому что мало просят за него, не молятся… И за сербов не молятся русские… И плохо будет, вам, россияне», – цитирую хозяйку, – «нет у вас единства, мало молитесь».

Такое видение больше смахивает на истерию. Серафим слишком умен, чтобы говорить так! Или же он хотел сказать о том, что России сейчас нужна диктатура духа.

Перед отъездом я приложил к мощам Серафима несколько иконок.

Ветер, дующий с неба, от Бога на землю, с этих иконок теперь.

Что мне дает Серафим? Все, что и может дать святость. Как бы еще и научиться чувству юмора! Святому чувству юмора. Чувству юмора Серафима.

Все просто. Жизнь святого начинается после смерти телесной. И после смерти телесной начинается основная работа святого. Святые прорубают окна к Богу.

Дивеево – это огромное окно к Богу. Через это окно в сторону России дует ветер любви и правды святой. Уверенности и остойчивости. России не достает еще одного святого – святого созидания, созидателя святого!

Очень устал после Дивеево. Потому что душу встряхнул. Всю. Полностью. Два раза мы прошли по канавке за два дня, несколько раз приложились к святым батюшкиным мощам.

Мы провели в Дивеево всего два дня. Одну ночь. И наново родились. Физически, телесно. Ощущение – будто заново родился. Ничего не умею, ничего не могу, нет навыков общения с окружающей действительностью. Будто учусь заново ходить. Для чего? За ради постижения главной цели. И ради того, чтобы почувствовать нежную поступь времени на пути к единственной цели.

Есть одна цель ради которой есть смысл жить. Спасение людей! Борьба за души человеческие. Предохранение людей от сил зла. Убережение людей от перехода на сторону сил зла.

24 августа я приехал из Нижнего Новгорода в Москву. Вышел через несколько часов на работу.

Удручающее впечатление в общении с безбожниками, бездуховными, краткосрочными людьми. Весь день у меня кружилась голова. Нельзя, невозможно сочетать высокий духовный мир надчеловеческих усилий и надчеловеческой правды, и сиюминутный мир корыстных, примитивных интересов.

Се люди! Значит, можно сочетать!

Нужно пройти слово и мысль, и дорогу, отделяющую высокий отшельнический мир от сиюминутного мира временных забот. Безвоздушное глухое пространство – это сиюминутный мир. Отшельнический мир пропитан горним воздухом и напоен горным солнцем.

К 25 августа я отошел. Начал видеть и слышать этот мир. И даже понимать. Вновь оброс навыками.

Сатана берёт своё, где может. Не справившись со мной, ввергает в скотское состояние моего отца, угрожает жизни близкому мне человеку – 21 августа, в субботу Ирина/Жамиля, жена моего крестника Алексея, попала в жесточайшую аварию, чудом оставшись жива.

В дни, когда я был в Дивеево, у отца моего родного случился жесточайший запой.

Мол, не забывайся.

Я помню, что я – человек. И – это главное!

Вчера было полнолуние. Огромная круглая желтая Луна на синем подложечном небе стояла над Москвой. И учащенно бились загнанные сердца.

Сегодня Успение. С утра приподнятое, наверное, возвышенное настроение. Радостное восприятие дня и жизни. Радость. Огромная радость вошла в душу.

Иду в храм.

Бегу в храм.

А еще через два дня умерла моя, и моей старшей дочери Анны, наша крестная мама Нина Максимовна.

И у меня изменилось отношение к смерти. Светлая печаль на сердце. Я верю, что Господь возьмёт ее на небеса. Она жила ради людей.

И одновременно стеснение и боль на сердце. Невмоготу.