Дмитрий Савельев - Три взгляда в бесконечность
– Но в чём найти опору, где та цель, что даст силы для борьбы? Чем раскрасить свой путь? Вечная жизнь, Царство Небесное – всё это так далеко и абстрактно, а мы облечены в плоть и не можем оторваться от земли. Я хочу действовать, жить полной жизнью, быть нужным, любимым, значимым для людей! Так тяжело обходиться без этих маленьких, но таких необходимых всем утешений – семьи, работы, общественной деятельности! – жалобно причитал монах.
– Что для меня было преимуществом, то ради Христа я почёл тщетою. Да и всё почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался и всё почитаю за сор, чтобы приобрести Христа.
– Жить без подпорок? Но возможно ли такое? Многие люди только через земные вещи и дела познаю́т Христа, а от меня ты требуешь полного отречения от всего?!
Глаза отца Петра сверкнули гневом, он не терпел саможаления:
– Ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого!
Приговор был подписан и обжалованию не подлежал.
– Вижу, что настала для меня пора отбросить костыли и начать учиться жить и любить по-настоящему. Только в Боге могу я теперь обрести утешение, прибежище, успокоение. Только Им должен я жить и только к Нему стремиться!
Учитель и ученик стояли лицом к лицу и смотрели друг другу в глаза. Как они были похожи! Тот же решительный и горящий любовью взгляд, такие же морщинки на лбу и вокруг рта, даже борода так же упрямо торчит вперёд.
Монах без колебаний отре́зал себе последние пути к отступлению: «Господи, я принимаю Твой вызов и готов биться за Тебя до конца моих дней! Пусть отныне сила Твоя совершается в немощи моей! Я отдаю Тебе себя полностью и буду искать Тебя повсюду, где бы Ты ни прятался и ни скрывался от глаз моих!»
Искание Бога – самая захватывающая и интересная игра на свете! Что может быть чудеснее того, чтобы найти за обычными серыми событиями и вещами Живого Бога? А Он там есть, надо только пошире открыть глаза и повнимательней присмотреться. Скучно только вначале, когда взгляд замылен и замусорен суетой и самопоглощённостью. А потом душа сама начинает различать за внешней грубой оболочкой мира дольнего духовный мир во всей его красоте и гармоничности. Ум приучается везде искать метафору, новые скрытые смыслы, знаки от Господа и свидетельства Его Промысла. Сердце дивится и восхищается тем стройным созвучием, в которое складываются человеческие жизни, души, дела. Только бы жить со Христом, Им и к Нему! «Где же Ты, Господи? Не прячься, откройся мне! Готово сердце моё, Боже, готово сердце моё!»
А когда однажды в келии монаха разобрали потолок и спустили оттуда замотанного в пелены человека, он сразу понял: это Господь посылает ему заблудшую овечку для того, чтобы он привёл её в Отчий дом. Она запуталась в пеленах греха и ложных взглядов, её надо пригреть, приласкать, утешить. Надо попытаться исцелить эту расслабленную душу, размягчить её молитвой, возлить на её раны вино и елей, оградить от хищных волков и коварных змиев. Ведь «обративший грешника от ложного пути его спасёт душу от смерти и покроет множество грехов» своих!
* * *Странные люди стали попадаться монаху на его пути: им не нужно было, чтобы он исцелил их от болезни, дал совет, что-то предсказал или растолковал сон. Им вообще ничего не было от него нужно! Казалось, им достаточно просто жить поблизости, ходить по одной с ним дороге, есть за одним столом. Вместе с тем монах чувствовал, что он просто обязан что-то этим людям дать. Но что, если у него самого ничего нет?
Вскоре он заметил ещё один удивительный факт: он искренно привязался к своим незваным спутникам. Ему не хватало их присутствия, он начинал волноваться, когда долго кого-то из них не видел. Что же с ним происходит? Чего хочет от него Господь? Зачем Он посылает ему этих людей?
Отец Пётр с понимающей улыбкой посмотрел на своё чадо. Так порой смотрит мастер на своего ученика, когда тот впервые берёт в руки инструменты, чтобы самому, без всякой посторонней помощи, сделать какую-то вещь. Наверное, в этот момент, глядя на неловкие движения рук подмастерья, учитель вспоминает свой первый неумелый опыт ремесла. Он волнуется не меньше, чем сам ученик, ведь это испытание его собственного мастерства и педагогических способностей. Подталкивая и ободряя своего нерешительного сына, отец Пётр произнёс:
– И сказал Симону Иисус: не бойся; отныне будешь ловить человеков!
– Ученики? – искренне удивился будущий «ловец человеков». – Но отче, так тяжело нести ответственность за других людей! Когда душа человеческая полностью открывается тебе, добровольно отдаёт себя в твои руки, с надеждой и доверием смотрит тебе в глаза – это великое счастье, но и великое испытание. Испытание прежде всего твоей любви, терпения, веры. Смогу ли я понести эту ношу, или споткнусь, упаду и стану причиной гибели невинного человека? Где найти мне нужные слова? Как очистить от грязи и огранить чудный алмаз души, заставить его сверкать и отражать Солнце Правды?
– Ученик не выше учителя, и слуга не выше господина своего: довольно для ученика, чтобы он был, как учитель его, и для слуги, чтобы он был, как господин его… Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях!
Перед монахом встала одна из труднейших задач: сделать для своих чад то же, что сделал отец Пётр для него самого. Вместе со своими учениками он должен вновь пройти весь путь духовного возрастания от первого детского шага до вступления на дорогу взрослой жизни, так же, как прежде прошёл этот путь вместе с ним отец Пётр!
Легко сказать, но трудно сделать! Начав учить, монах столкнулся с непредвиденным препятствием: с непроходимой тупостью и косностью своих учеников. Они не могли понять даже самых простых вещей, а элементарные послушания оказывались для них неподъёмной ношей! Порой их «отец» просто выходил из себя и убегал куда-нибудь далеко в леса.
Совершенно выбившись из сил и отчаявшись добиться какого-либо результата, он вновь обратился за советом к своему наставнику:
– Отче! Я в совершенно плачевном состоянии! Моя миссия провалилась с треском. Я не смог стать духовным отцом и учителем! Мои дети меня ни во что не ставят и не хотят от меня ничему учиться. Я пытался поделиться с ними всеми своими знаниями, передать им весь свой многолетний опыт подвижнической жизни, но они просто ничего не видят и не хотят знать! Я уже устал обличать их и налагать на них епитимии[7], всё это оказалось абсолютно бесполезным. Они совершенно невосприимчивы! Как вообще можно учить таких твердолобых лентяев?!
– Когда же умыл им ноги и надел одежду Свою, то, возлегши опять, сказал им: знаете ли, что Я сделал вам? Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам!
Сказав это, отец Пётр замолчал, давая возможность своему подопечному побыть наедине со Христом. А тот, словно маленький провинившийся мальчик, закрыл своё лицо руками и тихо заплакал.
– Прости меня, Господи! Опять гордость проснулась в моём сердце! Я думал сам, своими человеческими силами научить кого-то любить Тебя! Я поставил себя над другими людьми и делал всё, чтобы возвыситься в их глазах. Из слуги я превратился в господина, из раба в тирана! Я видел в мире то, что сам хотел видеть! Я искал подтверждение своим мнениям и стереотипам – и, конечно, их находил. Я вешал на людей различные ярлыки – и люди начинали вести себя со мной так, как я от них ожидал. Ведь осуждая человека, мы тем самым принуждаем его соответствовать нарисованному нами образу. Может быть, этот образ в данный момент и правдив, но что из того? Фиксируя человека в какой-то точке, мы отказываем ему в праве на развитие, на покаяние, на перемену. Из живого подвижного существа он, благодаря нам, превращается в мёртвую статую! А что, если отказаться от предубеждения, увидеть в ближнем равного себе, способного меняться человека? Может, тогда он окажется лучше, чем мы о нём думали раньше? Если откинуть как ничего не значащую шелуху всё его прошлое, внешность, положение в обществе, его убеждения и слова, просто подойти, благоговейно поклониться и признать в нём Человека – не откроется ли тогда нашему взору прекрасная Богоподобная душа человеческая?..
«Но всё же, – засомневался вдруг монах, – что делать, если ясно видишь, что человек погряз в болоте греха и не может выбраться оттуда? Что, если разум говорит: этот человек не может спастись?! Если страсти и пороки совершенно затмили собой образ Божий, и на челе этого человека отпечатался уже образ звериный?! Как быть тогда? Как не погрешить против истины?»
Отец Пётр прервал своё молчание и, как всегда, безошибочно угадав мысли своего послушника, ответил ему:
