Хербьёрг Вассму - Наследство Карны
Бергльот развела огонь под кофейником. Это полагалось делать не ей, а Олине. Узкие, острые языки пламени лизали кофейник, он почернел и стал пушистый от сажи. Карна знала, что это не полагается.
От новой Ханны пахло не так, как всегда. От нее пахло рыбой. Или так только казалось, потому что в открытых дверях сеней стояло цинковое ведерко с рыбой?
— Олине будет готовить рыбу? — спросила Карна.
— Нет, мы сами потом ее приготовим, — тихо ответила новая Ханна. Слишком тихо.
Все по очереди приходили в кухню. И уходили. Одни плакали. Другие стояли или сидели, притихшие и серьезные.
Стине сказала, что Олине уже давно состарилась. Она налила в таз воды и пошла в комнату Олине, где папа с Фомой уже положили Олине на кровать.
Фома должен был привезти гроб из Страндстедета. Тот, что всегда стоял наготове на сеновале, достался арендатору, который упал, когда пахал залитое солнцем поле.
Олине сказала, что это прекрасная смерть. Но теперь из-за этой прекрасной смерти у нее не было гроба.
— Куда ты? — спросила Карна, увидев Стине с тазом в руках.
— Обмыть Олине.
Стине улыбалась своей обычной улыбкой и больше всех остальных была похожа на себя.
— Можно, я помогу?
— Нет, Олине хочет, чтобы это сделала я.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, и все. Но когда я закончу, ты сможешь пойти к ней.
Потом Карна пошла к ним. Их было только трое, и Олине была такая же, как всегда. Если не считать, что она лежала на доске для теста, а не между периной и тюфяком. Руки ее были сложены на груди. Об этом позаботилась Стине. Но открыть глаза Олине не пожелала. Ни за что.
— Почему она лежит на этой доске?
— Чтобы потом ее легче было положить в гроб.
— Вы ее перекатите?
— Да, примерно так.
Спокойный голос Стине мало помог Карне. Он не нарушил окружавшую ее тишину.
Потом Стине шепотом попросила Карну сделать одну вещь, но только никто не должен знать об этом! Понятно?
— Что я должна сделать?
— Сначала обещай, что никому не скажешь!
Карна обещала.
Стине велела ей трижды проползти под кроватью Олине, пока она сама будет читать «Отче наш» за них за всех.
Карна поняла, что это связано с падучей, музыкой моря и ее разными глазами — одним карим, другим голубым.
Стине не теряла надежды и продолжала по-своему лечить Карну, хотя папа ей это запретил.
Однажды Стине протащила Карну через дупло в сосновом стволе, читая при этом «Отче наш», — это был первый метод Стине, который Карна запомнила. Потом она напоила Карну заячьей кровью. Папа тогда рассердился.
Но Стине не сдавалась. Она готовила отвары и напитки, похожие по вкусу на кровь, на смолу, на гнилой картофель или на дохлых мух.
Карна всегда подчинялась Стине.
Ведь бабушка на чердаке сказала, что через некоторое время она сможет рассказать обо всем папе. Если только он поклянется никому не говорить об этом. В том числе и Стине.
— Никто не знает, что может помочь. — Стине прикрывала глаза, словно говорила с Богом. — Твоя болезнь — это Дар, и я не собираюсь лечить тебя, только хочу, чтобы припадки были не такие тяжелые и ты бы не прикусывала себе язык.
Карна легла на пол и проползла под кроватью. Один раз, другой, третий. Проползая под кроватью, она увидела, что тюфяк провис под тяжестью Олине. Хотя теперь Олине лежала на доске для теста. Может, если человек спит на кровати так долго, как Олине, тюфяк всегда провисает?
Когда Карна в очередной раз высовывала голову из-под кровати, Стине встречала ее молитвой. Потом она на руках пронесла Карну над Олине.
Карна раскинула руки и нош и представила себе, что она бумажный змей, летящий в небе. Но Олине лежала с закрытыми глазами и не хотела ее видеть.
Почти весь день Карна провела на кухне или в комнате Олине. Наконец из Страндстедета вернулся Фома. Он привез с собой настоящую Ханну и гроб.
Исаак тоже приехал с ними. Но от этого ничего не изменилось. Он не хотел спать в комнате с Карной, потому что у нее за стенкой лежал покойник.
Ханна схватила его за волосы. У Исаака брызнули слезы. Однако он не издал ни звука. Ханна редко его наказывала, разве что у нее не было другого выхода или она не могла объяснить, в чем он провинился.
Она и Карну дергала за волосы, но не так сильно, как Исаака.
Папа пытался держаться как обычно. Правда, у него это не получалось. Поэтому он почти не разговаривал. Ни с кем, даже с Карной.
Но вечером он сам уложил ее спать. Наконец она могла поговорить с ним.
— Папа, это я виновата?
— Конечно нет, даже не думай об этом!
— Просто я ее тронула, и она упала.
— Она уже была мертвая.
— А выглядела как обычно. Была совсем целая… — Не такая, как птенцы гаги, хотела сказать Карна, но вовремя спохватилась.
— Даже целый человек может быть мертвым.
— Как же тогда узнать, кто живой, а кто мертвый?
— Люди знают.
— Мертвые не отвечают, когда с ними разговаривают?
— Нет.
— А они что-нибудь слышат?
— Им не нужно слышать.
— Они о нас не думают?
— Им не надо думать.
— Разве и ты не будешь думать, когда умрешь?
— Тогда тебе придется думать за нас обоих!
— Я не умею.
— Придется научиться.
— Пожалуйста, не умирай!
— Постараюсь подольше остаться живым. Но Олине была уже очень старая и слабая.
— Ты тоже немножко старый…
— Но еще не такой, как Олине.
Карна сделала вид, что успокоилась, хотя это было не так. Ночью она проснулась с криком, и папа отнес ее к себе в залу. Там же была новая Ханна. Карна удивилась. Она не была уверена, что ей это нравится.
Правда, кровать в зале была слишком велика для одного.
— А дочка может умереть раньше папы? — спросила Карна, обращаясь к пологу.
Новая Ханна ничего не ответила. Но теперь от нее уже не так сильно пахло рыбой.
— Случается. Но ты не умрешь, — сказал папа.
— Откуда ты знаешь?
— Чувствую.
— Ты должен всегда это чувствовать… каждый день, — сказала она и заснула.
Похороны были пышные. Люди говорили, что таких похорон не было с тех пор, как матушка Карен совершила свой последний путь в каменную церковь.
Кое-кто считал, что они даже слишком пышные. Ведь Олине не была членом семьи. Просто сидела в кухне на своей табуретке…
Но, судя по похоронной процессии, в это трудно было поверить. Видно, не только обитателям Рейнснеса было чем помянуть Олине.
Стине одной было бы не справиться, и Ханна приехала, чтобы помочь ей.
Рейнснес потихоньку отпускал ее. Чем больше она разводила и месила тесто, чем больше рубила, раскатывала и терла, тем дальше удалялся от нее Рейнснес и вся ее жизнь. Это был конец. Все! Теперь ей надо будет привыкнуть к пароходному экспедитору, который собирается построить пристань.
По возвращении в Страндстедет она известит его о своем решении. Исаак отнесет ему запечатанное письмо.
«Господин Вилфред Олаисен. Я долго думала над Вашим предложением. И решила принять его. С уважением. Ханна Хервик» — будет написано в этом письме.
Не больше и не меньше. Она распрощается с бедностью, с туманными грезами и бессильным ожиданием того, чему не суждено сбыться.
Любовь не для таких, как она. Зато ей оказана честь стать избранницей человека, который получил американское наследство и был готов приумножить его.
Она уговорит его построить дом с резными подзорами и верандой с цветными стеклами, как в Рейнснесе. Ей хотелось иметь обитую бархатом кушетку с кистями на подлокотниках. И книжный шкаф со стеклянными дверцами!
А когда-нибудь у нее будет даже служанка!
Мысли об этом способствовали тому, что поминки Олине особенно удались.
В церкви Ханну трясло, когда пастор говорил о способности некоторых людей находить свое место в жизни. Олине нашла свое место. Она не знала ни злобы, ни зависти.
Ханна понимала, как возникает зависть. Чаще всего зависть возникает, когда люди, не прилагая никаких усилий, получают все. А на долю таких, как она, выпадает только зависть к ним.
Теперь Ханна поняла себя. Она вовсе не злая. И любовь тут ни при чем. Глупости! Она не злая. Все это только зависть, как сказал пастор.
Если б она носила фамилию Грёнэльв, она бы никому не завидовала. И, уж конечно, не позволила бы какому-то рыбаку или пароходному экспедитору стать ее мужем. Она бы просто наслаждалась любовью, как всякая городская барышня.
Но ненависть была хуже зависти. Ненависть нужно было сдерживать. Ничего другого не оставалось. А вот в зависти можно было признаться, не рискуя попасть в ад.
На передней скамье в церкви сидел Вениамин. Ханна видела его как в тумане. Олине забрала Вениамина с собой.
Вечером в день похорон Вениамин спустился на кухню, чтобы поблагодарить всех — Стине, служанок, Ханну.
