Хербьёрг Вассму - Наследство Карны
Вениамин потерял самообладание. Карна?
Он бросился из комнаты, чтобы сейчас же найти Карну. Напрасно Анна звала его обратно.
Вениамин обогнул дом и выбежал в сад, он громко звал Карну. Хотя понимал, что она не отзовется, пока он так сердит. Когда он вернулся в залу, он нашел Карну в объятиях Анны.
Вениамин рванул ее к себе. Она испугалась и громко заплакала, но он не отпустил ее.
«Сейчас я наделаю глупостей, потому что боюсь потерять Анну», — думал он, унося брыкающуюся Карну из комнаты.
— Я хочу на чердак, к бабушке! — кричала Карна.
Он молча поставил ее на пол и открыл крышку лаза. Потом поднял Карну на чердак.
— Я скажу бабушке, что сегодня ты злой!
— Говори что хочешь, сопливая девчонка!
— Я больше никогда не спущусь вниз!
— Я сам спущу тебя!
— Ты меня не найдешь!
— Найду, тебе нигде от меня не скрыться! Во всем мире у нас никого нет, кроме друг друга!
— Это правда, папа?
Она обернулась к нему, продолжая держаться за край лаза, как он учил ее.
При виде ее испуганного личика гнев Вениамина улетучился. И на смену гневу пришло бессильное чувство стыда.
Постучавшись, он вошел к Анне. Она была сдержанна, но спокойна. Он закрыл дверь и шагнул к ней:
— Прости, что я вспылил.
Она кивнула, перебирая что-то на комоде.
— Ханна страдает, — сказала она, стоя к нему спиной.
— Что же нам делать? Нам с тобой?
— Мы должны соблюдать приличия.
— И в чем же состоят эти приличия? Может, нам включить Ханну в наш союз? И жить втроем на мой знахарский доход?
Она обернулась к нему:
— Она не виновата, что любит тебя.
— А я виноват?
— Не знаю, но я поеду в Страндстедет и поговорю с ней. Одна!
— И что это даст? — спросил он резче, чем хотел бы.
— Не знаю.
— Это глупо, Анна!
— Не уверена, — упрямо ответила она.
Глава 12
Вениамин отвез Анну в Страндстедет и показал ей дорогу к дому Ханны. А сам пошел в единственный здесь погребок. Четыре ступеньки вниз. И занял столик у пыльного окна, чтобы не проворонить Анну.
Через час он увидел ее на склоне холма. Она шла сгорбившись.
Он вышел на улицу, Анна кивнула ему и молча взяла за руку. Он был не в силах расспрашивать ее.
— Давай поедим в гостинице, — предложил он.
— Я не хочу есть.
— А я хочу. — Он был настроен решительно.
— Как тебе будет угодно.
Пока они шли по Страндвейен, он рассказывал ей, каково быть доктором в таком захолустье. Не хочет ли она взглянуть на его кабинет? Они не успели побывать там, когда приезжали сюда с Андерсом.
— Я часто обедаю в гостинице, но боюсь, что до Копенгагена ей далеко.
Он болтал без умолку.
Ему казалось даже, что она его слушает. Но вдруг она схватила его за руку.
— Ханна живет в такой бедности! Она трудится день и ночь и не может свести концы с концами! Неужели ты не понимаешь, что она надеялась?
— На что?
— Что ты вернешься домой и женишься на ней.
— Анна, Ханна была замужем. Она вдова. Она жила своей жизнью, и я никогда не слышал, чтобы она на что-то надеялась.
— Ты и правда такой равнодушный? Или притворяешься?
Он остановился:
— Хорошо. Тогда скажи, что я должен сделать.
— Позаботиться о ней.
— Я пробовал. Она не хочет.
— Вы должны были пожениться?
— Нет, с чего ты взяла?
— Она так думала, ведь ты спал с ней! Перед моим приездом!
Ударила молния. Жизнь покинула тело. Вениамин удержался на ногах только благодаря силе земного притяжения.
— Она так сказала?
— Ну, не прямо…
Вениамин пошел дальше, заложив руки за спину. Он так спешил, словно речь шла о спасении жизни. Вскоре он обнаружил, что идет один, и остановился. Обернулся к Анне.
Она стояла там, где он бросил ее. Бросил? Вид у нее был как у брошенной. Он вернулся и обнял ее.
Но она даже не заметила этого.
— Я знала, что мне будет нелегко. Но думала, что, став отцом, ты поумнел. А ты идешь по накатанной дорожке, как в студенческие времена. Разве не так?
— Нет. Что тебе сказала Ханна?
— Это наше с ней дело.
— Ты ее расспрашивала? Нарочно поехала в Страндстедет, чтобы узнать у нее, спал ли я с ней?
— Я не скрыла от тебя, что хочу с ней поговорить… Почему же ты сам не рассказал мне об этом? — шепотом спросила она.
Он с мольбой взял ее за руку:
— Анна, разве о таком говорят?
Они пошли по дорожке, посыпанной гравием. Моросил дождь. Анна выдернула руку и обошла лужу. Он ждал ее.
Они уже почти дошли до белого дома с зеленой дверью. Между окнами висела вывеска «Сентрал Отель». Перед тем как подняться на крыльцо, Анна обернулась к нему:
— После того как мы с тобой все решили, я каждую ночь ждала тебя…
От удивления он начал заикаться.
— Я… Я не знал… не думал… Мне было стыдно за тот вечер… когда я напился.
Он махал руками и, заикаясь, просил прощения. Она стояла на крыльце чуть выше его, щеки у нее пылали.
— Не ты один живой человек, — шепотом сказала она.
Он замотал головой и схватил ее руку. Потом с преувеличенной любезностью распахнул перед ней дверь, и они чинно вошли в гостиницу.
Помещение было большое и светлое. Слишком светлое, подумал Вениамин. На забавных креслах с подлокотниками, покрытых вышитыми чехлами, сидеть было неудобно. Кружевные салфеточки на красных бархатных скатертях, крошки пищи.
Они сделали заказ и наконец остались одни.
— Я должна признаться тебе в одной вещи, — опять шепотом сказала Анна.
— Это связано с Ханной?
— Нет, с одним человеком, которого я встретила.
— Которого твоя мать назвала бы партией, хорошей во всех отношениях?
Она не ответила, молча поправила нож и вилку.
— Я никогда не стану таким богатым, как этот… англичанин.
— Шотландец.
Склонив голову набок, Анна вызывающе изучала Вениамина. Он разозлился:
— А ты с ним спала?
Только по выражению ее лица он понял, что сказал.
Анна положила перчатки на свободное кресло.
— Анна! Прости! Беру свои слова обратно!
Она смело взглянула на него. Словно забыла, что между ними произошла размолвка, и, наоборот, хотела довериться ему.
— Да. Я с ним спала. В башне замка, построенного в тысяча триста пятьдесят седьмом году в Уэльсе. Мы оба были далеко от дома. И я твердо решила больше никогда не думать о Вениамине Грёнэльве.
Он мог бы поклясться, что все это происходит во сне. Что она во сне произнесла эти чертовы слова, которые легли между ними. Его глаза искали точку опоры. И нашли стену у нее за спиной. Тишина обоев обожгла ему сетчатку.
Анна кашлянула. Этот сухой звук не имел к нему никакого отношения.
— Он считал, что мы поженимся. Мы не поженились, но не по его вине.
— Не может быть! — выдавил он наконец, не глядя на нее.
— Я уехала на другой день. Сбежала, не знаю, как иначе это назвать.
— Интересно! — Голос Вениамина звучал презрительно.
Но Анна как будто не слышала его. Она как будто делилась с подругой чем-то сокровенным.
— Я вдруг поняла самое себя, — продолжала она, не переводя дыхания и глядя ему в глаза. — Это невероятно! Я имею в виду, что совершила недопустимый поступок! Что я такая испорченная! Ты понимаешь?
Это было слишком вульгарно для того, чтобы быть правдой. Анна просто играет. Вот и все.
— Я чувствовала себя настоящей грешницей. Поверь, это было непередаваемое чувство свободы! Но когда я вернулась домой и оказалось, что я не забеременела, я не могла даже вспомнить, как он выглядел… Тогда я написала твоей матери и спросила ее, что она думает о таком безумном поступке.
— Ты… написала… Дине?
— Да, не могла же я посоветоваться с собственной матерью. Или с тобой. И Дина написала мне, что и прежде с женщинами из хороших семей случалось нечто подобное и что я должна просто забыть об этом грехе и поехать в Рейнснес. Потому что ты — последний из всех, кто имеет право меня судить.
Он видел ее как в тумане. На лбу у нее появилась некрасивая складка. Воротник блузки сбился на сторону.
— Это мне помогло. И вот я здесь. И рассказала тебе всю правду!
Вениамин никогда не любил остывшее жаркое под жирным соусом. Но то, что ему подали здесь, было решительно несъедобно.
Тем не менее он не мог оторвать от него глаз. Его словно заворожили и соус, и остывшее перепревшее мясо. Бедное животное напрасно лишилось жизни.
Анна через стол протянула ему вазочку с брусникой. Неужели она улыбается? Хитрая улыбка, игравшая у нее на губах, несмотря на то что им подали нечто несъедобное, доконала его.
Вениамин положил на мясо бруснику. Когда он воткнул в него нож, брусника брызнула во все стороны и растворилась на красной скатерти.
