Эдуард Лимонов - 316, пункт «B»
— По всей вероятности, вы правы, Сименон… В сущности, это не имеет значения. — Доктор задвигался, снял толстые очки, ладонью протер лицо и опять оглядел бетонную нору. — Насколько я могу догадаться, железное ведро с крышкой, стоящее под столом, предназначено служить вам, Сименон, и мне туалетом. С вашего разрешения, я буду мочеиспускаться. Я думаю, вам лучше отвернуться, дабы мы не смущали друг друга.
Розен кряхтя встал и, не надевая туфель, босиком отошел к противоположной ближней к двери стене помещения. Нагнувшись, стал выгребать из-под стола ведро. Лукьянов отвернулся. Некоторое время было слышно только учащенное дыхание Розена, потом струя ударила по днищу ведра. «Сколько же, интересно, прошло времени?» — задумался Лукьянов. Единственная длинная, во всю стену, лампа дневного света зудела высоко под потолком, источая серо-синий подземельный свет и гипнотизируя. Лукьянов лег, отвернулся лицом к стене, натянул на себя ядовито-синее одеяло с обтрепанными краями и затих. «Пожалуй, засну, — подумал он. — Вынули из постели в четыре утра. Засну». Сон показался ему желанным убежищем от всех нелепых и раздражающих событий, случившихся с ним в последние дни.
— Сименон, вы спите? — пробурчал ненастойчиво отправивший свои естественные надобности и вернувшийся от ведра Розен.
— Угу, брат Вильям, — согласился Лукьянов и уснул. Во сне, действительно, было очень удобно и спокойно.
Проснулся он от звуков. Прислушавшись, разобрал слова. Несгибаемый отец Вильям, принципиальный доктор, говорил во сне… Лукьянов осторожно подполз ближе к его матрасу. Доктор горячо и быстро произносил речь… обвинение против самого себя.
— Он спит, Кристофэр! Вот старое говно.
Виктор стоял над спящим, скрестив руки на груди, Лукьяновым.
— Эй ты! — Виктор ткнул спящего концом ботинка и вдруг повторил тычок в убыстренном темпе. Острая боль меж ребер вернула Лукьянова в мир.
— Почему ты бьешь меня, Виктор Калигула? — спросил он, открыв глаза.
— Кто? — Виктор подозрительно прищурился.
— Безумный римский император, прославившийся своей жестокостью. — Лукьянов сел на матрасе. Кристофэр и Виктор стояли над ним. Розена в бункере не было.
— Куда вы его утащили? — Приподнявшись на матрасе, Ипполит кивнул на пустой матрас доктора.
— Отец захотел поговорить с ним. После, по твоему совету, отправим его на сверление. — Виктор захохотал.
— В этом нет необходимости. — Лукьянов встал с матраса. — Доктор разговаривает во сне. Прослушайте вашу запись, из нее ясно, чем он занимается в Лос-Аламос.
— О shit! Я выключил recording,[51] как только чудаки улеглись спать. Я подождал минут пять. А что, я неправ разве? А, Вик? Зачем записывать во сне… — Кристофэр виновато поглядел на Виктора.
— Я всегда говорил, что ты идиот, Кристофэр, не обижайся… — Виктор выглядел разгневанным.
— Ничего страшного. Успокойтесь. Я запомнил его речь. Все, что вменял себе в вину почтенный ученый, это работа для Департмента Демографии над выведением новой человеческой породы — человек неразмножающийся. Такой пустяк…
— Уточни, — бросил Виктор.
— В своих лабораториях в Лос-Аламос доктор Розен работает над созданием путем выращивания из клеток (то есть «clooning» — генетической манипуляции) «l'homme stéril[52]», как они его с шиком по-французски назвали. Закодировали как проект «LS». Деньги на проект дает Департмент Демографии, проект заказан самим Дженкинсом. Во сне Розен многократно называл Дженкинса дьяволом. Себя Розен представлял сообщником дьявола. Еще он много плел о своем долге ученого. То есть он не безнадежен. Остатки человеческой совести в нем сохранились.
— Что значит «stéril»? — Черный наморщил лоб.
— Это когда у тебя не может быть бэбис. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Сколько ты ни натягивай свою девку и всех других девок, — пояснил Виктор. И, в свою очередь, спросил у Лукьянова: — Это что же, конец рода человеческого? Доживут последние поколения, и все…
— Очевидно, привилегии размножаться обыкновенным способом совокупления будут даны правящей элите. А подавляющее большинство человечества будет заказываться правящей элитой в нужном количестве в специальных медицинских заведениях. Их будут возделывать из клеток. Они не будут оставлять потомства. Проблема перенаселенности будет раз и навсегда разрешена.
— Вот они — криминалы. Их надо на электрический стул послать. А мы не преступники. Мы — свободные люди, пытающиеся выжить в их все более организованном аду. Надо сообщить моему старику… Эй, Лук, а адресов он не наговорил во сне?
— Адресов не было. Его бормотание продолжалось несколько минут. По форме представляло собой как бы речь на суде. Или когда виновный приходит с повинной в полицию, тогда он говорит подобное.
— Жаль.
Лукьянов заметил, что преступный Виктор изменил свое отношение к нему. А когда тот пропустил его перед собой в двери, пробормотав: «Шагай, Лук!» — в жесте этом было даже некое уважение.
Только перешагнув за порог комнаты, послужившей ему камерой, Лукьянов убедился, как в камере воняло. Мочой доктора Розена. Потому что сам Лукьянов так и не воспользовался ведром.
— Черный шар взлетел, — доложил Спенсэр Кэмпбэлл Дженкинсу в Японию.
Сказано это было таким будничным тоном, что Дженкинс в Японии сказал себе, что отныне будет опасаться своего помощника. Речь шла о совершившемся убийстве Президента Соединенных Штатов. Пока Кэмпбэлл распространялся в целях секьюрити о каких-то слоях атмосферы, куда якобы достигнет несуществующий в природе шар, якобы запущенный Департментом Демографии, Дженкинс попытался порадоваться успеху предприятия. И обнаружил, что не может. Дичайшее убранство резиденции (японцы никогда не отличались вкусом, отметил Дженкинс): бледно-розовые стены, салатного цвета занавеси на окнах, черный макет на полу — все это мешало Дженкинсу радоваться. «Доберусь до «усадьбы», очевидно, тогда смогу радоваться, в родных домашних стенах. Здесь, в этой клоунской обстановке среди плохо сочетаемых цветов… «Так ли уж плохо сочетаемых? — остановился Дженкинс. — Розовый и черный были любимыми цветами первой американской рок-звезды, дичайшего типа Элвиса Пресли. Юношей, вспомнил Дженкинс, он любил Пресли. Одну из его вещей… «Лав ми тендер…» «Неужели я это любил? Я? Был способен?»
Кэмпбэлл закончил сказку о шаре.
— Благодарю вас, Кэмпбэлл, — сухо поставил Дженкинс точку в разговоре. — Гуд бай. Завтра утром буду в «усадьбе». В семь тридцать. Тем временем действуйте согласно разработанным планам.
Оба повесили трубки.
«Интересно, почему Кэмпбэлл не воспользовался видеотелефоном? Не хотел демонстрировать свое лицо? Есть, что скрывать?» Дженкинс встал. И, встав, заступился за своего помощника: «Не будь старым параноиком. Спенсэр отлично справился с задачей. Никакие сведения никуда не просочились. О том, что Том Бакли Джуниор, Президент Соединенных Штатов мертв, не знает ни одна живая душа на всем земном шаре. За исключением Кэмпбэлла и Дженкинса и нескольких агентов Департмента Демографии, непосредственно занятых в операции. Конечно, агентов ожидает незавидная участь… Даже если бы я и не хотел этого…» Дженкинс опустил взгляд. Из-под трикотажной рубахи опускались на черный макет сухие ноги Секретаря Департмента Демографии. На щиколотках и пальцах были темно-красные пятна не то экземы, не то псориаза, он никогда так и не проконсультировался у докторов, что это. Старые, сухие, морщинистые ноги. Полумертвые ноги. Дженкинс нагнулся и почесал пятно на ноге. И прошелся по японскому макету.
Надо было осмыслить случившееся. Президент мертв. Завтра следует объявить, что он мертв. Убит. Убит террористами. И потому на территории Соединенных Штатов объявляется чрезвычайное положение… Далее… будут совершены аресты. Секта «Детей Солнца», банда О'Руркэ, занимавшаяся политическим терроризмом, еще кого-то добавить… Кого? Банду О'Руркэ или «Детей Солнца» обвинить в убийстве? Показательные процессы… Может быть, придумать связь между этими двумя группами? Тогда будет «wast conspiracy» — широкий заговор на жизнь президента и институции Соединенных Штатов. А далее? Подготовка к выборам. Следует организовать ряд нападений на избирательные участки и на officials, подготавливающих выборы. Затем объявить о невозможности проведения выборов…
Гудок интерфона отвлек Дженкинса от размышлений и лицезрения жалкого состояния своих ног.
— Да?
— Мистер Туношика Туронаэ ждет вас в министерстве через тридцать минут. Вы просили напомнить вам, сэр.
— Благодарю.
…И сделать так, чтобы народ Соединенных Штатов пожелал бы обойтись без выборов впервые в своей истории. И указал бы как на самого единственно достойного быть президентом в столь опасное для страны время, указал бы… Гудок интерфона. Опять.
