Эдуард Лимонов - 316, пункт «B»
— Такая красивая девушка могла бы найти себе работу поспокойнее, — заметил блондин.
Она пожала плечами.
— Я люблю скорость, офицер.
— Ничего нет, лейтенант, — объявил Митчелл, — кроме этого…
В руке у него был небольшой кожаный мешок, обмотанный у горла металлической цепью, которая заканчивалась красными сургучными печатями. Лейтенант взял из руки Митчелла мешок и внимательно осмотрел печати.
— Пакеты, — заметила девушка, — спецпочта Департмента. Не секретная.
— Кого ищем, лейтенант? — осмелился спросить Лукьянов.
— Кого надо, — ответил лейтенант, протягивая мешок девушке.
«Неужели пронесло?» — подумал Лукьянов, не веря в то, что пронесло.
— Куда направляетесь? — спросил лейтенант.
— Аэропорт. Мы можем ехать?
— Можете, — без выражения объявил лейтенант.
Он поднял руку в воздух, и свет погас. Некоторое время невозможно было рассмотреть ничего вокруг, затем из мрака выступил бронетранспортер с торчащими на фоне чуть посветлевшего неба над Ист-ривер многочисленными стебельками пулеметов. Трое, смутные спины, шли не спеша к передвижному железному дому. У железного дома двигалось еще несколько фигур.
— Shit! — сказала девушка, когда они тихо отъехали от моста. — Я думала, мы пропали. Виктор предупредил меня, что у тебя нет никаких документов… А в мешке у меня… — Девушка не закончила и, вздохнув, засмеялась… — Ну повезло, прорвались…
— Слушайте, как вас зовут? Я даже не знаю, как ваше имя?
— Синтия… Синтия О'Руркэ…
Девушка нажала на педаль газа, очевидно давая этим понять, что разговор окончен, и поддельный «Харлей», подпрыгнув, понесся в хаос развернувшегося перед ними Большого Нью-Йорка.
Почти светало, когда Синтия О'Руркэ остановила мотоцикл.
— Выходи, — сказала она и спустилась с седла.
Лукьянов вылез из яйца и осторожно встал на затекшиеноги. Они находились на улице, обильно застроенной старыми, красного кирпича домами. Единственной особенностью улицы было то, что, начиная с того места, где они стояли, улица резко поднимались на холм. На углу с пересекающей улицей стоял недвижимый и тихий гарбич-трак. В кабине видны были несколько голов. Синтия О'Руркэ вынула из кофра на заднем сиденье мешок.
— Пошли. — Двинулась к дому, против которого они остановились, очевидно цели путешествия.
«Многословностью сестра Виктора не отличается», — подумал Лукьянов и задрал голову, поглядел на скучное здание, в которое они направлялись. Он насчитал одиннадцать этажей и устремился за уже стоящей у входной двери девушкой.
Из пыльного обширного холла с зелеными скамейками у каждой стены, мимо элевейтора Синтия О'Руркэ прошла в небольшой коридор, заканчивающийся желтой дверью с надписью: «Стой здесь, не иди дальше», и смело толкнула дверь. Сразу за дверью обнаружились ведущие вниз цементные ступени, и Синтия, а за нею и Лукьянов стали спускаться вниз. Лестница закончилась обширным помещением, заполненным всевозможной старой мебелью, может быть сданной на хранение жильцами дома. Обширный «проспект» и маленькие «улочки» рассекали море мебели на блоки. Уверенно шагая между блоками, Синтия О'Руркэ прошла к стене помещения и, остановившись перед массивной, на сей раз железной дверью, постучала. Дверь открыли изнутри, она повернулась, в два приема вышла из стены, и Лукьянов увидел, что в профиль дверь была толщиной со стену. В дверном проеме стоял человек, одетый в китайский, без воротника, черный ватник.
— Хай, Сэм, — сказала Синтия.
— Хай, — ответил человек осторожно и отодвинулся, давая возможность Синтии и Лукьянову войти.
Внутри пахло горелым машинным маслом и металлом. Помещение, по стенам обвитое толстыми и тонкими трубами, было уставлено машинами для обработки металла. Лукьянов узнал сверлильный и токарный станки. Пол помещения был покрыт деревянными щитами, сбитыми из планок. Не обращая больше ни малейшего внимания на Сэма, Синтия уверенно направилась к массивному железному шкафу и, раскрыв его, неуловимым движением проникнув под одну из полок, нажала на заднюю стену шкафа. Шкаф загудел невидимым мотором, отъехал в сторону, и в стене образовался вход и опять ступени. Синтия оглянулась на Лукьянова, шагнула внутрь, Лукьянов за нею. Шкаф за их спинами прогудел, становясь на прежнее место.
— Можно перерыть весь город и не найти этот тайник. — Таким образом прокомментировав путешествие через подземелье, Синтия даже не остановилась, и они продолжили сошествие по лестнице в еще более секретные глубины, принадлежащие, очевидно, семье О'Руркэ.
«Нет таких тайников, которые невозможно было бы обнаружить, бэби, — подумал Лукьянов, — Все, что спрятано человеком, может быть обнаружено человеком…»
Виктор О'Руркэ и уже знакомый Лукьянову черный парень, одетые в темно-зеленые комбинезоны мусорщиков, сидели в небольшом зале, которым заканчивалась лестница. На голом столе стояла бутылка «Джэк Дэниэлс» и несколько стаканов.
— Мистер Лукьянофф и мисс Синтия. — Виктор встал.
— Нас остановил армейский патруль. Парашютисты! — объявила Синтия, как бы упреждая брата.
— О, это интересно!
Виктор, заметил Лукьянов, даже со своей сестрой говорил тоном, скрывающим веселую угрозу. Тоном непредсказуемого человека, могущего с улыбкой перерезать собеседнику горло.
— Кристофэр, Синтия — займитесь документами… А я поговорю с мистером Лукьянофф… Пойдемте, мистер Лукьянофф!..
Виктор толкнул дверь, и Лукьянов прошел вслед за ним в помещение, похожее на locker-room,[47] уставленное одинаковыми железными шкафами. Пройдя сквозь строй шкафов, Виктор привел Лукьянова в тупик, заканчивающийся дверью. Достал из кармана сигареты, закурил и обратился к Лукьянову.
— Отец поручил мне позаботиться о тебе. Что я и делаю. Слушай меня внимательно. Ты можешь и должен нам помочь. За этой дверью находится человек, которого мы только что привезли… Очень важный человек. Важный ученый, доктор Розен. — Виктор улыбнулся. — Естественно, он не сам сюда пришел. Мы его схватили и привезли силой. Была стрельба, потому парашютисты патрулируют у всех мостов. Одного нашего убили… Впрочем, — Виктор остановился, — это все тебя не должно касаться. Мы хотим этого доктора наук продать обратно государству за очень большие деньги. Но до этого мы хотим выжать из него всю возможную информацию. Это уже моя идея, отец обычно ограничивается изыманием выкупа…
Виктор прошелся перед Лукьяновым, насколько позволяла ширина locker-room.
— Что требуется от тебя? Мы тебя посадим к нему, за эту дверь, там апартамент. И ты будешь с ним разговаривать. Все, что вы скажете, автоматически будет записываться. Естественно, мы вас запрем. Твоя задача — разговорить его на важную информацию. Нас интересуют, в частности, фамилии других ученых. И адреса. Он — глава сверхсекретных научных программ в Лос-Аламос. Он многое знает. Ты слыхал о Лос-Аламос?
— Более или менее, — признался Лукьянов.
— Узнаешь, — убежденно сказал Виктор. — И не только это. Люди, которые сидят в одной камере, обычно рассказывают друг другу все. Рано или поздно. Ты заинтересован в том, чтобы было рано, а не поздно. Старайся. Потом мы тебя выпустим и дадим тебе новенькую, свежую айдентити-кард, с которой ты еще десять лет сможешь гулять по Манхэттену и посещать жирного Казимира, чтобы говорить с ним о старых добрых временах. — Виктор О'Руркэ улыбался, глядя на Лукьянова угрожающе-насмешливыми глазами бешеного Калигулы.
— Значит, сажаете в камеру подсадной уткой…
— А какое еще может быть тебе употребление? — спросил Виктор. — Мой парень, которого сегодня застрелили, был убит только потому, что бежал медленнее, чем мы все. Мы успели спрятаться за стеной, а он нет. А ему было всего двадцать три, старик Лукьянофф. Вот так. Иди. — Виктор вынул из кармана револьвер и шутливо направил его на Лукьянова. — Шагай… — И стал нашаривать заржавелую железную дверь в стене. Открыл ее. Обнажилась система кнопок на новенькой алюминиевой панели.
— А если мне понадобится… — вдруг неожиданно для себя начал Лукьянов.
— Там все есть, старик, все… Не волнуйся. Туалет, еда и интеллигентный собеседник — доктор.
Виктор набрал код, дверь отползла, и Лукьянов внезапно получил сильнейший удар в живот. Последнее, что он услышал из-за вновь вползающей в стену двери, был смех Виктора О'Руркэ. Смех Калигулы.
5 июля 2015 года
— Знание само по себе — только позитивно. Употребление же знания может быть позитивным или негативным. Мое дело, как и всякого ученого, добыть знание. Не я виноват, что «они» употребили ядерные знания во вред человечеству в две тысячи седьмом. Там у нас, в Лос-Аламос, мы пытаемся сделать войну менее привлекательным инструментом в политике. — Бородатый, очки с толстыми стеклами, доктор Розен невозмутимо глядел на Лукьянова.
