Тоби Литт - Песни мертвых детей

— Я не виноват.

— Мы знаем, что ты не виноват, — согласился Пол. — Это они виноваты.

— Нам нужно выбираться, — сказал я. — Стойте здесь.

Я быстро обследовал коридор. Доктор в белых резиновых сапогах снова сидел за столом. Я поведал об этом остальным и добавил:

— Проверим, нет ли другого выхода.

Через десять минут стало ясно, что коридор, через который мы вошли, — это коридор, через который нам предстоит выйти. Я думал быстро-быстро и придумал блестящий план.

— Пол, — сказал я, — ты ведь лунатик?

Я точно знал, потому что однажды он продемонстрировал свои способности, когда остался у меня ночевать. Отец нашел его на первом этаже сидящим за кухонным столом и поедающим воображаемый завтрак воображаемыми ножом и вилкой.

— Ни за что, — сказал Пол. — А что такое?

Я изложил свой план. После некоторого сопротивления Пол согласился с ним. Он боялся, что у него будут неприятности. Я убедил его, что неприятностей будет гораздо больше, если застукают всех троих

Мы спрятались, а Пол, корча лунатика, побрел прямиком к столу доктора.

В какой-то момент нам показалось, что Пол так и прошагает прямо перед доктором, а тот его не заметит. Но доктор все же заметил и повел себя в точности как я и предвидел. Он не посмел будить лунатика. Вместо этого он проводил его до лифта. Мы с Питером крались за ними на безопасном расстоянии. Пол великолепно играл свою роль. Если бы я не знал, что он прикидывается, даже я бы поверил. Мы подождали, когда за Полом и доктором закроются двери лифта, после чего рванули к пожарной лестнице.

— Его накажут? — спросил Питер, его голос гулко отдавался в высоком лестничном колодце.

— Это больница, а не школа или дом, — ответил я. — В больнице людей не наказывают.

— Тогда почему ты боялся, что тебя поймают?

— Я не боялся. Я просто стремился избежать лишних осложнений.

— Не могу поверить, что Мэтью мертв. Слушай, а может, это кто-то другой и мы ошиблись?

Я совершенно точно знал, что мы не ошиблись. Зажав в захвате Питера, я увидел, как Пол быстро проверил имя на бирке. Он поднял на меня глаза и грустно покачал головой. (Мог бы этого и не делать: я видел, как он изменился. Он вдруг стал намного старше, намного суровее.)

— Это Мэтью, — сказал я. — Это точно он.

— Но почему? — спросил Питер.

— Не знаю, — ответил я. — Именно это я и намерен выяснить.

Прежде чем мы с Питером расстались, я еще разок схватил его за горло.

— Ты не должен никому говорить, что знаешь о смерти Мэтью. Нам нужно выяснить, как давно они нам лгут. Они не должны знать, что мы ходили на разведку.

Я посильнее сдавил шею Питера, чтобы убедиться, что он понял: если он не подчинится приказу, я заставлю его страдать — очень сильно и очень долго страдать.

— Можешь спросить их утром, все ли с ним в порядке. Ты бы именно так и поступил. Но если они ответят, что с ним все нормально, ты должен притвориться, будто поверил.

— Я понимаю, — сказал Питер.

Да, он явно был самым слабым членом Команды.

Я не сомневался, что Пол сам выберет правильную линию поведения. К тому же он не мог показать, что знает о смерти Мэтью, потому что тогда, понятное дело, разоблачат его лунатичные прогулки. Варианты его поведения были строго ограничены этим обстоятельством. Но это и к лучшему.

Я отпустил горло Питера и пожелал спокойной ночи.

Мы вернулись в постель, никто нас не заметил.

На следующее утро они дождались, когда мы позавтракаем, и лишь тогда сообщили, что Мэтью умер. Со всеми нами разговаривал один и тот же доктор — по очереди. Вызвали наших родителей, чтобы они были рядом, когда нам сообщат плохую новость.

Родители Питера, как я позже узнал, были в полном замешательстве. Его мать все время трогала ему лоб, проверяя, нет ли жара. Отец стоял в дальнем углу комнаты спиной к Питеру и смотрел в окно.

Мать Питера сказала:

— Можешь на этой неделе не ходить в школу.

Доктор сказал:

— Ты пережил сильное потрясение.

— Если ты не захочешь ходить в школу и на следующей неделе, то мы согласны, — добавила мать.

Доктор сказал:

— Пройдет время, прежде чем ты придешь в себя.

А отец Питера возразил:

— Нет, через неделю все-таки нужно пойти.

Родители Пола держали его за обе руки и говорили, чтобы он поплакал, если ему охота поплакать. Они уверили его, что Мэтью совсем не страдал. Они пообещали остаться с Полом, пока его не отпустят домой. Когда им сообщили, что накануне ночью Пола обнаружили ходящим во сне, они приписали это его сверхъестественной чувствительности. (Мать Пола часто гадает Полу на картах таро.)

— Наверное, ты уже все знал, — сказала она. — Подсознательно.

Однако доктор умолчал о том, где именно Пол ходил во сне.

Мои отец и мать вели себя гораздо разумнее и не так позорно. Они тоже сказали, что я могу несколько недель не ходить в школу. (Очевидно, доктор прописал эту меру всем нашим родителям как чудотворное целебное средство.) Я видел, что матери хотелось дать слабину, всплакнуть и обнять меня, но отец благоразумно держал ее за руку. Как только доктор закончил рассказывать, как мирно и спокойно умер Мэтью, словно наш друг участвовал в состязаниях на самую стильную смерть, отец сел рядом со мной и сказал как мужчина мужчине:

— Мэтью был хорошим солдатом. Одним из лучших. Помнишь тот раз, когда он упал с дерева. Не хныкал. Он знал, что лучше не поднимать шум. Мигом вскочил на ноги. Так же, как сделал бы ты. На Войне всегда бывают потери. Мэтью пришлось сосать на редкость тугую сиську. Но он был настоящим маленьким мужчиной. Уверен, если бы он сидел здесь сейчас, уж он сказал бы тебе держаться, как обычно. Не позволяй себе сбиться с курса. Это трагическая ошибка, что Джонни-доктора не привели раньше. Но ты должен знать, что его дедушка с бабушкой винят себя больше, чем кто-то еще винит их. Мэтью был им как сын. Я уверен, что ты справишься со всем этим как надо. Никаких слез и тому подобного. Мы позаботимся о том, чтобы устроить ему достойные проводы. Настоящие военные почести. А на следующий день снова в бой. Ты знаешь, что он хотел бы именно этого.

— Да, папа, — сказал я. — Именно так я и сделаю.

Но думал я о другом: отец проговорился, что бабушка и дедушка Мэтью поздно вызвали Джонни-доктора.

— Я горжусь тобой, сынок, — сказал отец и взъерошил мои светлые волосы.

Я улыбнулся. Доктор-вестник тоже улыбнулся, хотя я и заметил, как он приподнял брови.

И я в упор спросил его:

— Это они виноваты, что Мэтью умер, — в смысле, его бабушка с дедушкой?

Доктор мгновение колебался, а потом сказал:

— Они вызвали нас сразу же. Все, что могло быть сделано, было сделано. Но состояние Мэтью ухудшалось очень быстро. Не думаю, чтобы что-нибудь изменилось…

Но он не договорил. Тут вмешалась моя мать со всяким вздором:

— Ты не должен об этом думать. Теперь самое важное — поскорее вернуться домой.

Доктор через мою голову обратился к родителям:

— Нам надо провести еще несколько анализов, и потом он сможет идти. На это уйдет не больше часа. Как только мы убедимся, что он чист, вы сможете забрать его домой. Всего несколько уколов. Если хотите, можете подождать здесь вместе с ним.

Отец решил, что полезнее потратить это время на закупку краски, винтов и гвоздей в ближайшей скобяной лавке. Мать хотела остаться, но мы вдвоем смогли убедить ее, что со мной одним ничего не случится.

— Нельзя нянчиться с мальчишкой, — сказал отец. — Он должен уметь держать удар.

Когда мы ехали домой, я сидел на заднем сиденье, сунув пальцы в большой пакет с трехдюймовыми гвоздями. В машине стоял сладковато-резкий запах железа.

Пару дней я ни с кем не виделся. Первым удалось удрать Питеру. Его родителей очень волновал вопрос, стоит ли разрешать ему встречаться со мной. Наша дружба у них явно ассоциировалась со смертью. И тут они были недалеки от истины, пусть и совсем в другом смысле, чем думали. С той минуты, как отец произнес те слова, я беспрерывно размышлял о них. «Это трагическая ошибка, что Джонни-доктора не вызвали раньше». Меня так и подмывало рассказать об этом Питеру, как только мы останемся одни. Но я понимал, что это будет тактическим просчетом. Нужно собраться всем вместе, а потом уж разъяснять, что случилось.

Я услышал стук дверного молоточка, и моя мать впустила Питера. Она задала ему несколько вопросов, на которые он, по возможности, постарался не ответить. Он как раз что-то бормотал, проходя мимо нее, когда я спустился из своего Орлиного гнезда.

— Привет, — сказал я.

— Привет, — ответил Питер.

— Мы пойдем, — сказал я.

Мать хотела сказать «нет», но я знал, что отец велел ей не мешать мне жить прежней жизнью.