Алеся eprst2000 - Было такое...

Потом мы договорились еще раз встретиться, потому что в первый день не все успели. Я шла домой по городу Барнаулу мимо трамвайной остановки «Улица Анатолия». Там частный сектор и иногда лают собаки. У меня была худая шуба из синтетического меха и ботинки на зачем-то высоченных толстых каблуках. У подруги Аньки была похожая шуба. Мы с ней называли их «волосатые халаты». Потому что они не грели совсем. Когда мороз прижимал, то перед выходом из дома мы с Анькой пили аспирин — тогда становилось жарко и можно было перебежками добраться до универа.

Я скользила на высоченных каблуках и кляла мороз. Кляла город Барнаул и вообще весь Алтайский край. И всю Сибирь вместе взятую. И лающих собак на улице Анатолия. И этот проклятый волосатый халат. Почему-то в тот вечер было особенно нестерпимо плохо и обидно. Так плохо, что помню его до сих пор.

Знаете, почему? Просто я очень завидовала Елене Бойко.

Бросить Питер, большой и красивый город, налаженный быт, бросить запах своей квартиры…

Запах квартиры — это ведь очень важно. Вы можете уехать из дома надолго, без вас сделают ремонт и переставят мебель. Повесят новые шторы. Вынесут стены, в конце концов, и построят новые. Вы вернетесь, зайдете и глаза ничего не узнают. Но сразу поймете — дома. Потому что запах дома не истребим. Как не истребим запах мамы. Пусть она хоть обольется духами — это не имеет значения. Мама всегда пахнет одинаково и на вашу свадьбу придет с тем же запахом, с каким приходила забирать из детского сада.

А Лена бросила все. Собрала вещички и уехала. Сначала в один город, потом в другой. Вещи постепенно теряли запах домашних шкафов, пропитывались гостиничными номерами. Как можно жить с чужим запахом в своем чемодане — я не представляла. Просто была слишком домашней для такого поступка, маминой дочкой.

Знаете, я уехала из города день в день с Еленой Бойко. С одного вокзала, только в разных направлениях. Она на поезде, а я в автобусе. Она в другой город, а я недалеко. Выпросила у редактора командировку и твердо решила, что надо поехать куда-нибудь, чтобы совершить поступок. Как она.

Автобус мотало всю дорогу. И трясло. Метель швыряла его по трассе со страшной силой. Мы кое-как доехали, встретила женщина с уставшим лицом. Суть командировки была в следующем: в городе Змеиногорске под землей вырыты древние шахты, из которых в стародавние времена добывали руду и прочие полезные вещи. Шахтами давно никто не пользуется, они заброшены и никого не интересуют. В них даже невозможно спуститься на метр.

А еще по городу Змеиногорску течет ручей, который размывает главную улицу. Администрация распорядилась отвести ручей в шахты. Хранители исторического достояния города, коим являлись шахты, взбунтовались и написали письмо в газету. Мол, халатное отношение! Затапливается реликвия! Срочно пришлите корреспондента разобраться!

Корреспондентом стала я. Женщину с уставшим лицом звали Светлана Егоровна, она являлась хранителем музея.

— Ну, я вас сейчас в гостиницу отведу, а потом утречком пойдем в администрацию. Мы им сообщили, что вы приехали! Уж мы им зададим!

Гостиница оказалась двухэтажной, бывший дом зажиточного помещика с огромным холлом. Из бывших комнат скроили пятьдесят номеров! Я была единственной постоялицей.

Если бы Николай Васильевич Гоголь сослал своего Чичикова не в уездный город N, а в Змеиногорск, то бричка скупщика мертвых душ обязательно бы тормознула здесь, около гостиницы. На что сам писатель непременно бы заметил, что сама она, гостиница, схожа со старой девой, которая каждый день пудрится и ждет.

На окнах висели штампованные шторы. Подушки были плоскими. Пахло тоской. Выла жуткая метель, исполняла только себе понятные песни. Я уложила на подушку кофту, чтобы спать с запахом дома. Только бы дождаться утра… Меня отправили на три дня. Значит, еще одна такая ночь — и домой. Скорей бы домой… Еще в автобусе пожалела, что уехала. Дура. Зачем мне это надо? Тоже мне… героиня.

Администрация оказалась лощеной, с ковровыми дорожками. Мэр сразу нашелся о чем поговорить: «Дааа, непогода у нас, непогода… Вот в прошлый раз приезжал губернатор — так ведь дороги так замело, что вертолет ему вызывали. С дорогами у нас плохо, очень плохо. Иногда так заметет, что по неделе не выбираемся!!!»

Глядя в мои распахнутые глаза, мэр дальше намекал о том, что валила бы отсюда поскорому, деванька, и не создавала нам лишних проблем. Глядя ему в рот, я понимала, что вертолет за мной точно не пошлют. И я здесь, вероятно, останусь до весны. А то и умру.

— Пойдемте, я покажу вам вход в шахты, куда отвели ручей, пойдемте. Только, наверное, замело так, что и туда не пройдем, — намекал мэр.

После администрации пошла в музей. Божечки, в этом городе есть музей. Кто в него ходит? Кому он нужен? Начала разговаривать со Светланой Егоровной, хранительницей. Прибежал заместитель мэра, сел и стал слушать, как бы чего журналистке лишнего не рассказали. Светлана Егоровна торжествовала и порола правду матку. Потом они начали ругаться с заместителем мэра. Она кричала про исторические достояния, он приговаривал: «Да, это наша проблема…»

А я судорожно думала, где тут продаются билеты и когда последний автобус. После музея бежала в какую-то гору, на вершине была автобусная станция. Метель вообще озверела, орала в уши, тюкала барабанные перепонки. Я в каком-то полубреду кричала себе: «Не отступать и не сдаваться!» По-моему, так говорил один из героев фильма «Первая кровь». Или «Первый удар». По-моему, его играл Жан Клод Вам Дам. Так это имя пишется?

А потом я неслась под гору в гостиницу и кидала вещи в чемодан. А потом обратно в гору. Светлана Егоровна стояла растерянная и приговаривала, что «как же так, договаривались на три дня… я вас еще к батюшке хотела сводить».

И я уехала… Не решив их проблему. Наплевав на их проблему. Не совершив поступок. Не став никем.

А так хотелось…

Метель провожала автобус до самого Барнаула.

…Через три дня после интервью с Еленой Бойко был концерт. Набился полный зал, люстра-алкоголичка то и дело дурно хохотала, шторы на дверях шипели, а ряды сидений пытались сохранить стать, лишь изредка покрякивая от ревматизма. В них ерзали мелкие дети, которых бабушки нещадно водят в музыкальные школы и на культурные мероприятия. Творческая интеллигенция города, даже мэр с женой почтили присутствием это скромное собрание.

Очередь в буфете состояла из высоких высохших женщин и пухлых веселых мужчин. Женщины давно постарели, но из-за роста претендовали на вечную молодость. Задорные пухляки в свою очередь весело поглядывали на этих цапель и потирали ручки: «Интересно, интересно, что покажет, ну-с, посмотрим, посмотрим…»

По общему настроению очереди было понятно, что все эти люди пришли не просто на концерт симфонической музыки, послушать произведения великих композиторов, прикоснуться к вечному. Они пришли в том числе принимать экзамен у Елены Бойко. Экзамен на соответствие. Потому что женщина-дирижер — эт-та штот-та новенькое. Интересно, что покажет, ну-с, посмотрим, посмотрим…

И это было очень обидно. Потому что я тоже несколько дней назад приходила к ней принимать экзамен. Экзамен на соответствие. И очередь не знала, чем закончился тот разговор.

А произошло вот что.

Во второй день она сидела и рассказывала о том, как дирижировала балетом. А это сложно. Потому что «надо дирижировать балеринам под ногу, в такт их прыжкам, иначе произойдет сбой, дело может дойти до травмы».

По большому счету Елена Бойко приняла правила моей игры. Если главное, что она женщина-дирижер, а не просто дирижер — пожалуйста. Мы как-то сразу обе поняли, что мне от нее надо. И ей, я думаю, было неприятно мое настроение, но она терпела и даже рассказывала вот такие интересные вещи про балет.

А потом раздался звонок. Никогда бы не подумала, что в этой гримерке есть телефон. Все вздрогнули и дружно кинулись искать телефон. Перебирали папки, толкались локтями, даже в ящики столов заглядывали.

Она сказала:

— Алло? Привет! Да, я здесь. Как там у вас, в Питере?.. Какие новости?

Недолго разговаривала. Все время улыбалась и ковыряла ручкой стол. А потом положила трубку и говорит: «Это мой друг звонил. Он всегда меня находит. Не надо даже сообщать номер телефона — найдет и без него. Ну, продолжим разговор».

Я еще о чем-то спрашивала, она что-то отвечала и в принципе получилось неплохое интервью. Женщина-дирижер ездит по стране, репетирует и дирижирует, получает на конкурсах награды. Редактор хвалил, гонорар дали да и вообще… Просто он не знал самого главного. А я тогда еще не успела понять, что самое главное из разговора с ней не вынесла.

То, что она женщина-дирижер — это ее вообще никак не характеризует. Не говорит о человеческих достоинствах и качествах. Да это вообще ни о чем не говорит. И то, что она вопреки всем добилась своей профессии — это тоже не суть важно. И что приходится много терпеть и много ездить… Ерунда!