Розамунда Пилчер - Синяя спальня и другие рассказы
Билла долго уговаривать не пришлось. Все и так казалось очевидным.
— Ты собираешься жить в доме Клодэг? — изумленно спрашивали его друзья.
— Почему бы и нет?
— Вообще-то это немного странно. Все-таки она жила там с первым мужем.
— И была очень счастлива, — добавлял Билл. — Надеюсь, что и со мной она будет счастлива не меньше.
Муж Клодэг и отец ее двоих дочерей погиб в автокатастрофе три года назад. А два года назад Билл, который жил и работал в их городе уже довольно давно, познакомился с Клодэг на вечеринке, куда его пригласили, чтобы сравнять число мужчин и женщин, сидящих за столом. Его соседкой оказалась высокая стройная девушка с густыми светлыми волосами, собранными на затылке в элегантный узел.
Ее тонкое лицо с выступающими скулами показалось ему очень красивым и одновременно печальным. Глаза грустные, улыбка неуверенная. Именно эта печаль и тронула его ожесточившееся многоопытное сердце. Ее хрупкая шея под старомодным узлом волос казалась беззащитной, как у ребенка, а когда он наконец сумел ее рассмешить, то при виде ее улыбки почувствовал, что влюбился словно мальчишка.
— Ты хочешь жениться на ней? — спрашивали все те же друзья. — Но одно дело — жениться на вдове, и совсем другое — на целой семье.
— Это большой плюс.
— Хорошо, что ты так думаешь, дружище. Ты когда-нибудь имел дело с детьми?
— Нет, — признавался он, — но никогда не поздно начать.
Клодэг было тридцать три, Биллу — тридцать семь. Старый холостяк — только таким его и знали. Красивый, жизнерадостный, любитель гольфа и звезда местного теннисного клуба, но убежденный холостяк. И как он будет управляться с целой семьей?
Он управлялся очень просто — обращался с девочками как со взрослыми. Звали их Эмили и Анна. Эмили было восемь, а Анне шесть. Он убеждал себя не пасовать перед ними, однако их пристальные взгляды здорово его нервировали. У обеих были длинные светлые волосы и удивительно яркие голубые глаза. Эти две пары глаз постоянно следили за ним: наблюдали за всеми его перемещениями, не проявляя ни враждебности, ни симпатии.
Они были очень воспитанные. В период ухаживаний за их матерью время от времени Билл приносил сестрам подарки. Коробки конфет, головоломки или настольные игры. Анна, с которой ему всегда было проще, открыто радовалась, сразу открывала пакет и иногда даже обнимала его в знак признательности. Эмили вела себя по-другому: она вежливо его благодарила, а потом удалялась в свою комнату с нераспечатанным подарком, чтобы посмотреть его в одиночестве, а потом уж решить, стоит радоваться или нет.
Однажды он починил для Анны ее Супергероя — с куклами она не играла, — после чего между ними установилось некое подобие дружбы, однако Эмили демонстрировала привязанность только к своим домашним питомцам. Их у нее было трое. Жуткого вида кот, безжалостный охотник и воришка, тащивший любую еду, в которую ему удавалось запустить свои цепкие когти; пахучий старый спаниель, который, выйдя из дому хотя бы на минуту, возвращался по уши в грязи; и золотая рыбка. Кота звали Брики, собаку — Генри, а рыбку — Гилберт. Эта троица — Брики, Генри и Гилберт — была еще одной причиной, по которой Биллу пришлось переехать к Клодэг. Вряд ли их можно было разместить где-нибудь кроме ее дома.
Эмили и Анна явились на свадьбу в бело-розовых платьицах с розовыми атласными кушаками. Гости говорили, что они похожи на ангелов, однако на протяжении всей церемонии Билл ощущал на себе холодные взгляды их голубых глаз, буравившие его затылок. Когда венчание закончилось, девочки послушно осыпали их конфетти, поели свадебного пирога и отправились погостить у матери Клодэг, а новобрачные уехали в свадебное путешествие.
Он повез ее в Марбеллу: солнечные дни плавно текли один за другим, каждый счастливее и радостней предыдущего, полные смеха и задушевных разговоров, а потом сменялись звездными ночами, когда за открытыми окнами стояла теплая бархатная тьма и они занимались любовью под шепот волн, набегавших на кромку пляжа перед отелем.
Тем не менее к концу отпуска Клодэг сильно соскучилась по дочкам. Она грустила, уезжая из Марбеллы, но Билл знал, что она ждет не дождется возвращения домой. И вот они проехали по короткой подъездной аллее и увидели Эмили и Анну, которые встречали их с плакатом собственного изготовления, на котором вкривь и вкось было написано: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ.
Домой. Что ж, теперь это был его дом. Он стал не только мужем, но и отцом. По утрам девочки усаживались на заднее сиденье его машины и он по дороге в офис подвозил их до школы. В выходные, вместо того чтобы играть в гольф, он косил газон, сажал на грядках салат и занимался мелким ремонтом. Без мужских рук вещи в доме быстро приходят в негодность, а в этом доме мужчины не было целых три года. Дверные петли скрипели, тостер сломался, газонокосилка постоянно демонстрировала свой непокорный нрав. В саду покосились ворота, обветшала изгородь, а сарай нужно было промазать креозотом.
Питомцы Эмили тоже добавляли хлопот и привносили в их жизнь драматизм. Кот пропал на три дня, но когда его уже объявили безвременно погибшим, явился назад с порванным ухом и ужасающего вида раной на животе. Только-только его свозили к ветеринару, как старый пес съел что-то неудобоваримое и его четыре дня тошнило; все это время он лежал в своей корзинке, с упреком глядя на Билла глазами в красных прожилках, словно тот был источником всех его бед. Только Гилберт, золотая рыбка, всегда пребывал в добром здравии, бесцельно описывая круги по своему аквариуму, но даже ему требовался постоянный уход и забота: надо было чистить аквариум и покупать в зоомагазине специальный корм.
Билл справлялся как мог, стараясь сохранять терпение и бодрость духа. Когда между детьми возникали стычки, обычно заканчивавшиеся криками «Это нечестно!», за которыми следовал грохот захлопываемой двери, он просто самоустранялся, предоставляя Клодэг разбираться с дочерьми, так как опасался сказать или сделать что-нибудь не так.
«В чем все-таки было дело?» — спрашивал он, и Клодэг рассказывала ему — усталая или, наоборот, веселая, но никогда не раздраженная, не злая. Она начинала объяснять, но потом прекращала, потому что уже через минуту он сжимал ее в объятиях и принимался целовать, а как можно что-то объяснить, когда тебя так страстно целуют. Он поражался тому, что несмотря на бытовые неурядицы, в их отношениях сохранялось волшебство, возникшее в Марбелле. С каждым днем семейная жизнь становилась все приятнее, и он любил жену всем своим существом.
И вот наконец воскресное утро. Теплое солнышко, теплая постель, теплое тело жены. Он повернулся и зарылся лицом в ее шелковистые волосы, источающие чудный аромат. Но тут внезапно напрягся, ощутив на себе чей-то взгляд. Билл приподнял голову и открыл глаза.
Эмили и Анна в ночных рубашках, со спутанными со сна длинными волосами сидели на латунной перекладине в ногах кровати, глядя на него. Восемь и шесть лет. Интересно, в школе им уже рассказывали об отношениях полов? Он надеялся, что нет.
— Привет, — сказал Билл.
— Мы голодные. Мы хотим завтракать, — ответила Анна.
— А сколько времени?
Она развела руками.
— Я не знаю.
Он потянулся взять с тумбочки наручные часы.
— Восемь часов, — сообщил Билл девочкам.
— Мы проснулись сто лет назад и умираем с голоду.
— Ваша мама еще спит. Я сам приготовлю вам завтрак.
Они не шевелились. Он вытащил руку из-под головы Клодэг и сел. При виде его голого торса девочки скорчили недовольные гримасы.
Он сказал:
— Идите оденьтесь, почистите зубы, а я накрою на стол и приготовлю завтрак.
Они ушли, оставляя на натертом полу следы голых ног. Когда шаги их стихли, он вылез из постели, набросил купальный халат, тихонько притворил за собой дверь спальни и сошел вниз. На кухне в своей корзинке храпел Генри. Билл разбудил его, легонько подтолкнув ногой, старый пес зевнул, почесал за ухом и наконец соблаговолил спрыгнуть на пол. Билл проводил его к задней двери и распахнул ее, выпустив собаку в сад. Тут же словно из ниоткуда возник Брики, больше чем обычно напомнивший Биллу плешивого старого тигра, — он стремительно прошмыгнул мимо его голых ног в кухню. Изо рта у него свешивалась жирная дохлая мышь, которую он выплюнул на пол и изготовился съесть.
Решив не допускать кровавых сцен, Билл, рискуя рукой, а то и жизнью, отобрал у кота мышь и бросил ее в мусорную корзину под раковиной. Разгневанный Брики издал такой отчаянный вопль, что Биллу, чтобы утихомирить кота, пришлось налить ему блюдце молока. Брики небрежно лакал, разбрызгивая молоко по линолеуму; когда блюдце опустело, он вспрыгнул на подоконник, сощурил глаза в желтые щелки и принялся языком вылизывать шерсть.
