Томас Пинчон - Рассказы из авторского сборника «Выкрикивается лот сорок девять»
Гровер объяснил, что значит это слово. Затем на доске, прикрепленной к стене, нарисовал мелом примерный план здания школы.
— Мобильное взаимодействие,— выкрикнул он,— координация.
— Точь-в-точь как у меня в табеле,— сказал Этьен,— то же самое слово.
— Верно,— сказал Гровер.— Это значит, что на физкультуре твои руки, ноги и голова работают вместе. То же самое относится и к нам, все члены шайки должны действовать согласованно, как части тела,— Но его уже никто не слушал. Этьен растягивал пальцами рот; Тим и Карл по очереди дубасили друг друга в плечо. Гровер громко щелкнул зажимом, и они прекратили дурачиться.— Что-нибудь еще, Этьен?
— Это всё. Ах да, во вторник будет заседание АУР. Думаю опять послать туда Хогана.
— Ты же помнишь, что он сделал в прошлый раз,— с усилием сказал Гровер. Первоначальная идея состояла в том, что Хоган Слотроп лучше всех подходит для проникновения на заседания АУР благодаря опыту посещения собраний «Анонимных Алкоголиков». Гровер исходил из того, что Хоган имеет представление о том, как проходят собрания взрослых. Но в данном случае Гровер просчитался. Потом он целую неделю винил себя, что неправильно оценил ситуацию. Вместо того чтобы сидеть тихонько в уголке и все записывать, Хоган попытался выступить на заседании. «Я подумал,— рассказывал он,— что не будет большой беды, если я подниму руку и скажу: "Меня зовут Хоган Слотроп, я учусь в школе", а потом расскажу им про учебу».
— Их это не интересует,— сказал Гровер.
— Мою маму интересует,— возразил Хоган.— Она каждый день меня спрашивает, что было в школе, и я ей рассказываю.
— Она не слушает,— заметил Гровер.
— В результате Хогана Слотропа выдворили с заседания АУР, когда он направился к трибуне, чтобы проверить, удастся ли ему прочитать «Двенадцать шагов» — программу действий «Анонимных Алкоголиков». Но его буквально вынесли из зала, что было совсем не трудно, учитывая легкий вес Хогана.
— За что? — возмутился Гровер.
— Разные бывают собрания,— пытался объяснить Хоган.— В АУР все по-другому. У них там особые правила, и все как-то уж очень, очень…
— Формально,— подсказал Гровер.— Официально.
— Будто они играют в какую-то игру, о которой я и не слышал,— сказал Хоган.— В АА мы просто разговариваем.
На следующее заседание АУР пошла Ким Дуфэй. Она накрасила губы, накрутила кудри на французский манер, нацепила свои самые изысканные наряды и бюстгальтер 28-го размера (купленный мамочкой, которой она запудрила мозги) и отправилась на заседание, где вполне сошла за молоденькую родительницу. Так она стала их новой лазутчицей.
— В общем, теперь,— подытожил Этьен,— Хоган обижается, что его заменили девчонкой.
— Я ничего не имею против Хогана, — сказал Гровер, — поймите меня правильно. Но сможет ли он адекватно действовать в сложно структурированной ситуации, вот что меня…
— Чего? — одновременно перебили его Тим и Карл. Этот трюк они отработали специально и с его помощью неизменно сбивали Гровера с толку, когда тот говорил слишком мудрено. Гровер пожал плечами, признал, что, возможно, все зависит от морального настроя, и дал Этьену добро на то, чтобы Хоган попробовал еще раз.
Следующим докладывал Тим. Его направлением были финансы и тренировки. В данный момент все были заняты подготовкой к ежегодной генеральной репетиции под кодовым названием операция «Спартак», которое Гровер позаимствовал из одноименного фильма. Однажды он специально ездил в Сток-бридж, чтобы посмотреть этот фильм, который произвел на него такое впечатление, что еще месяц после этого Гровер каждый раз, проходя мимо зеркала, корчил кирк-дугласовскую физиономию[127]. Операция «Спартак» проводилась уже в третий раз и в свою очередь должна была стать генеральной репетицией настоящего восстания рабов, которое именовалось не иначе как Операция «А». «Что значит "А"»? — как-то раз спросил Тим. «Абаттуар[128],— ответил Гровер, скорчив рожу.— Армагеддон».— «Умник»,— сказал Тим и забыл об этом. Чтобы тренировать малышей, вовсе не обязательно было знать, что означает эта буква.
— Как успехи, Тим? — спросил Гровер. Тим отвечал без особого воодушевления.
— Без хорошего реквизита, Грови, толку будет мало.
— Тим, давай вкратце напомним остальным суть дела,— сказал Грови, что-то записывая.— Мы проводим эту операцию примерно так же, как в прошлом году, верно?
— Верно. Мы снова размечаем поляну Фаццо,— и он показал на доску с наброском плана,— в натуральную величину. Но теперь вместо извести мы используем колышки и флажки, которые Этьен стащил у дорожных рабочих.— В прошлом году все шло отлично, пока малыши не дошли до белой разметки, обозначающей здание школы. В недоумении остановившись у белых линий, они принялись ногами затирать известь в траву. Впоследствии, разбирая причины неудачи, Гровер выдвинул теорию, что, возможно, белые линии на траве напоминали малышам линии, начерченные мелом на зеленой доске в классе. Кроме того, с известью было бы не так легко замести следы, когда операция «Спартак» завершится. Колышки же можно будет просто выдернуть. Они во всех отношениях лучше.
— И все-таки, — сказал Тим, — колышки не так хороши, как настоящие стены. Хотя бы фанерные. Прыгать через линию и представлять, будто это дверь,— это не то. Нужна настоящая дверь. Нужны настоящие лестницы и настоящие туалеты, чтобы бросать туда натрий, понимаешь?
— Два года назад ты так не думал,— заметил Гровер.
Тим пожал плечами.
— Просто теперь это уже не кажется настоящим. По крайней мере мне. Откуда мы знаем, что, когда придет время, они сделают все как надо? Особенно малыши.
— Мы и не знаем,— сказал Гровер.— Но у нас нет денег, чтобы построить настоящие декорации.
— У нас около двадцати пяти долларов,— сказал Тим.— Малыши стали сами приходить и предлагать мелочь, которую им дают на молоко, даже те, чья очередь еще не подошла.
Гровер посмотрел на него исподлобья.
— Ты забираешь деньги силой, Тим? Мне этого не надо.
— Нет, Грови, честное слово, они сами их отдают. Говорят — по крайней мере, некоторые из них,— что верят в нас. А некоторые все равно не любят молоко, и поэтому им не особенно нужны эти деньги.
— Только смотри, чтобы они не слишком усердствовали,— сказал Гровер.— Учителя могут заподозрить неладное. Суть в том, чтобы каждый день иметь более-менее постоянный приход молочных денег, брать с малышей деньги по очереди, не со всех сразу и без шума. Ежедневный приход может быть небольшим, но зато постоянным. А если сбор денег резко увеличится и все начнут разом отдавать свою мелочь, это сразу вызовет подозрения. Действуй без нажима. Что у нас с другими доходами? Как там наш скупщик в Питтсфилде?
— Ему теперь нужна мебель, — ответил Тим.— Но здесь есть сложности. Мы можем раздобыть мебель в усадьбе Велур, в доме Розенцвейга и еще в двух-трех местах. Но как мы доставим ее в Питтсфилд? Никак. К тому же он запретил звонить ему за его счет.
— Ха,— сказал Гровер,— тогда его тоже можно вычеркнуть. Понимаешь? Таким нельзя доверять. Раз они начинают на тебе экономить, значит, ты им больше не нужен.
— А как все-таки насчет, — попытался ввернуть Тим, пока Гровер не разошелся,— этого самого реквизита?
— Никак, — отрезал Гровер. – Нам эти деньги нужны на другие цели.— Тим плюхнулся обратно на ковер и уставился в потолок.— У тебя всё, Тим? Ладно, теперь Карл. Как идут дела в районе застройки?
Карл отвечал за деятельность в Нортумберлендских Усадьбах, новом районе Минджборо. Когда придет время, старую часть города будет достаточно легко контролировать, но их беспокоил новый район с торговым центром, супермаркетом, расцвеченной огнями аптекой, где продавались маски ко дню всех святых, стоянкой, на которой всегда было полно машин, даже по вечерам. Когда строительство только началось — позапрошлым летом,— Тим и Этьен ходили туда после школы и до наступления темноты играли в царя горы на кучах песка, а потом воровали доски, сливали горючее из бензобаков грейдеров и бульдозеров, даже иногда били стекла в окнах, если птицы и лягушки на болоте Корроде кричали достаточно громко. Ребятам не нравился этот район застройки, не нравилось, что его называют «Усадьбы», хотя каждый участок был размером всего лишь пятьдесят на сто футов, что было далеко до величины усадеб Позолоченного века[129], настоящих поместий, которые окружали старый город, словно неведомые существа из сновидений, со всех сторон подступающие по ночам к кровати, неразличимые в темноте, но всегда присутствующие где-то рядом. Как у дома Гровера, у каждого из Больших Домов в поместьях было собственное лицо, хотя и не столь явно Вчерченное и открытое. У них были таинственные, глубоко посаженные глаза», смотрящие из прорезей узорных железных решеток, щеки, татуированные разноцветными плитками, большие рты с рядами мертвых пальм вместо зубов, и посещение такого дома было равнозначно возвращению в сон, а добыча, с которой вы возвращались оттуда, никогда не казалась подлинной; ее можно было оставить в логове или продать скупщику, вроде владельца антикварного магазинчика в Питтсфилде, но она все равно казалась порождением сна. В маленьких приземистых, более или менее однотипных домиках в Нортумберлендских Усадьбах не было ничего, что могло бы вызвать интерес или ворваться в сновидения, и добыть там можно было разве что самые обычные предметы, принадлежащие миру повседневной реальности, попавшись с которыми можно было загреметь в полицию; там не было ощущения безопасности, не было ни малейшей возможности для тайной жизни или потусторонности;; не было ни старых деревьев, ни скрытых проходов, ни потайных троп, ни кульвертов, ни зарослей, в которых можно было устроить укромное местечко. В новом районе все было на виду, все заметно с первого взгляда; туда можно было войти с любой стороны, и вы могли как угодно огибать расположенные там дома, идти по тихим, плавко поворачивающим улицам, но все равно неизбежно возвращались назад, не обнаружив ничего, ничего, кроме безрадостной земли. Карл был одним из немногих живших там детей, с которыми ладили ребята из старого города. Ему было поручено заручиться поддержкой ребят из Усадеб, привлечь их на свою сторону, разведать стратегическое значение перекрестков, магазинов и прочих объектов. Никто не завидовал такой работе.
