Александр Саркисов - Система (сборник)
Майор был завзятым автомобилистом. Когда он управлял своим «москвичом» огненно-рыжего цвета, он преображался. Это был сконцентрированный сгусток энергии, в его руках «москвич» превращался в «феррари», и это было единственное место, где Качалов не спал. Никакие новомодные машины он всерьез не воспринимал, для него это было мертворожденное нагромождение железа, проводов и оптики, а его «москвич» имел имя собственное и душу. Об иномарках не шло и речи, эти недоразумения не имели даже альбома с типовыми неисправностями.
Несмотря на внешнюю пассивность, доктор был ходок. Это было загадкой, но девки его любили, и даже в его лысине они находили что-то демонически притягательное. Нельзя сказать, что в отношениях с женщинами Качалов был орлом, скорее, он был половым вымогателем. У него был магический талисман – «счастливые» трусы. Они не знали отказа, застиранные до прорех, со слабо различимым орнаментом, они использовались только в особо ответственных случаях. Доктор берег их, как часовой бережет боевое знамя. К вопросу женитьбы он подходил не по-олимпийски, число попыток у него зашкаливало. Очередная невеста была из Симферополя, и чтобы провезти ее в закрытый город Севастополь, Качалов перед проездом КПП заботливо уложил ее в багажник своего «москвича». На КПП бдительные постовые заметили, что майорская форма с внешним видом водителя как-то не сочетается. Может, он ее своровал или, того хуже, снял с убитого? Машину обшмонали и вытащили из багажника перепуганную даму, которая не смогла объяснить, что она там делала. В Америке такому происшествию присвоили бы красный цвет.
Залет разбирали на уровне начальника милиции Севастополя и командующего флотом. Задерганный начальством командир отодрал доктора и обозвал его оксюмороном. Качалов командира не боялся, он рассматривал его как пациента, а потому и не обиделся. Всякое бывало, и клистирной трубкой, и морской свинкой называли – это еще можно было понять, но почему оксюморон? И ему разъяснили, что военный доктор – это такой же оксюморон, как пчела-диабетчица или крот-клаустрофоб.
Ныне счастливый в браке Качалов до сих пор с благодарностью вспоминает тех постовых и ставит им свечки за здравие. Бог отвел.
Коварный план
В начале 90-х годов прошлого века на экраны кинотеатров вышел боевик «Гангстеры в океане». Фильм был очень популярен и имел широкую зрительскую аудиторию. Как и было положено тогдашнему кинематографу, фильм повествовал о коварстве проклятого империализма и о доблести, мужестве и профессионализме советских моряков.
В фильме снимались замечательные артисты Армен Джигарханян, Александр Михайлов, Анна Самохина, Леонид Куравлев, Лев Дуров и многие другие. Фильм этот видели многие, но немногие знали, что снимали его в Севастополе на борту океанографического исследовательского судна Гидрографической службы Черноморского флота.
Белоснежный лайнер был ошвартован кормой на Минной стенке. Командир откровенно маялся, пятница, вторая половина дня, в разгаре дачный сезон, и все мысли уже давно там, на четырех сотках, а эти непонятно откуда свалившиеся галдящие наперебой люди могли помешать привычному течению береговой жизни. Поняв, что конца этому не будет, он решил внести ясность. Хлопнув ладонью по столу, он гаркнул:
– Молчать! А теперь еще раз и по порядку: кто, откуда, зачем и что от меня нужно. Только не все сразу.
Он окинул взглядом творческий десант. Особенно его раздражала постоянно курившая неопределенного возраста дама в шортах, несвежей футболке и бейсболке козырьком назад. Наконец он выбрал одного более-менее приличного. Командир ткнул пальцем в худого нестриженого юношу, страдающего косоглазием.
– Вот вы, докладывайте.
То ли грозный вид командира, то ли строгое слово «докладывайте» сделали свое дело, и неожиданно для себя нескладный юноша встал. На нем была застиранная ковбойка, потертые джинсы и мокасины, потерявшие цвет.
У командира он вызывал три желания – накормить, переодеть и отправить служить в армию. Вдобавок он никак не мог поймать направление его взгляда, что затрудняло диалог.
– Мы – члены съемочной группы фильма с рабочим названием «Гангстеры в океане», и по договоренности с командованием флота на вашем корабле будут проводиться съемки. Для обеспечения съемок необходимо выполнить ряд условий.
При слове «условий» у командира грозно поползли вверх брови, а с глаз мгновенно слетела благодушная пелена скуки. Всем своим видом он вопрошал: «Это ты, что ли, похотливый скунс, условия мне здесь ставить будешь?»
Парень понял, что прокололся, но не понял где и отчаянно всучил командиру бумагу с прыгающим текстом.
То, что у современных артистов называется райдер, тогда было просто перечнем технических требований, необходимых для обеспечения съемок.
Поняв, что бить его не будут, парень осмелел и, постаравшись сконцентрировать взгляд на командире, продолжил:
– И еще есть огромная просьба. Ведущие актеры хотели бы поселиться на корабле, так сказать, для полного погружения в образ.
Словосочетание «огромная просьба» растопило лед.
– Ну, раз просьба, значит, поможем. Что ж мы, не понимаем? Мы тоже кино смотрим.
Уточнив нюансы, командир отправил гостей знакомиться с судном и вызвал помощника и доктора.
– В общем, так, завтра выходной, но он не для вас. Приедут артисты, встретить как положено, накормить, показать судно и разместить по каютам. Артисты будут известные, даже Джигарханян приедет, так что смотрите у меня, не дай Бог что не так и меня вызовут!
Он передал киношные требования помощнику. Доктор в недоумении спросил:
– А я-то зачем, они что, больные, что ли?
Посмотрев на доктора с безысходностью, командир терпеливо разъяснил:
– Самохина будет играть судового врача, и съемки будут проходить у тебя в амбулатории.
Помощник с пионерским задором заверил:
– Не волнуйтесь, товарищ командир, встретим так, что не забудут!
Командир кивнул помощнику:
– Надеюсь на вас, Морев.
Потом перевел взгляд на доктора и неуверенно произнес:
– И на вас, Качалов, тоже.
Неправы те, кто утверждает, что чувство юмора либо есть, либо его нет, и не существует хорошего, или плохого, или какого еще чувства юмора. Есть даже военно-морское чувство юмора. Так вот, Качалов с Моревым были наделены им сполна, и коварный план встречи артистов нарисовался сразу.
Джигарханян ассоциировался у них с фильмом «Место встречи изменить нельзя». Впервые они смотрели сериал в Польше, там он шел под названием «Где есть чарный кот?». Обсудив детали, они приступили к материально-техническому обеспечению мероприятия. Морев дал команду боцману принести две плащ-накидки и мегафон.
Экипаж готовил судно к съемкам, выполняя киношный перечень по пунктам.
Артистов ждали к обеду. Позвонил оперативный дежурный Гидрографии и сообщил, что гости будут через пятнадцать минут. Качалов и Морев стояли на юте и ждали, когда появится машина. Рядом в тени, прячась от августовского зноя, дрых Дылда, у него была сиеста.
Дылда был корабельным псом и по совместительству всеобщим любимцем. Из маленького щенка на корабельных харчах он вырос в здорового бестолкового кобеля. На вид он был грозный, но укусить не мог, а вот зализать до смерти – это да.
Привлечь Дылду к встрече было решено в последний момент.
К трапу подъехала «волга» с надписью «киносъемочная». У трапа их встречал Морев в черной форменной плащ-накидке с мегафоном в руке, чуть сзади стоял Качалов в плащ-накидке и с Дылдой на поводке.
Открылась передняя дверь, и из машины вышел Леонид Куравлев, он с удивлением посмотрел на одетых не по погоде офицеров.
Открылась задняя дверь, и, пятясь раком, показался Лев Дуров, он протянул руку и помог выйти Анне Самохиной. Джигарханян медлил. Морев поднес мегафон ко рту и прорычал:
– А теперь Горбатый! Я сказал, Горбатый!!!
В проеме двери появился растерянный Джигарханян. Услышав громкий рык мегафона, Дылда испугался и грозно гавкнул, поставив финальную точку в коварном плане.
Молодой доктор
Шел третий месяц ремонта, стояли у причала Щецинской сточни ремонтовой на острове Грифия. Судно напоминало человека на операционном столе, распанаханного неумелым хирургом. Сто пятьдесят метров в длину и девятнадцать в ширину мертвого железа, заставленного лесами, опутанного кабелями, в шрамах от сварки, и еще непонятно, когда работники верфи вдохнут в него жизнь.
Был выходной день, на судне, кроме вахты, практически никого не было. Командир уехал в город, оставив обеспечивающим помощника, капитан-лейтенанта Морева.
Морев валялся на койке, изнывая от безделья. В отпуск его не отпустили, судьба в лице командира ему явно благопрепятствовала. Не хотелось ни спать, ни читать. Скука беспросветная. Скорее бы вернулся доктор, майор Качалов, он должен был привезти из города пиво. После нашей родной «разбавляйки» польское пиво казалось божественным. Вечером они собирались посидеть на троих, Серега Голик обещал притаранить бутылку свежевыгнанного самогона. Они любили иногда посидеть, потрепаться допоздна, вот так просто без всякого повода. Правда, был один нюансик, омрачающий такие мероприятия: доктор пил пиво исключительно с сыром. Да в общем-то и хрен бы с ним, если б сыр был российский или пошехонский. Сан Саныч любил камамбер. Человека незакаленного могло и стошнить, это было сочетание запахов дерьма, нестиранных носков и дохлой крысы. Доктора запах бодрил и возбуждал, он говорил, что ему это напоминает запах гангрены.
