Изменчивость моря - Чан Джина
Как только Хейли покидает кухню, я замечаю, что глаза Рэйчел изучают квартиру. В последний раз, когда она приезжала в гости, мы с Юнхи еще жили вместе, и без ее пристрастия к украшательству дом стал гораздо менее уютным. Пол грязный, в углах валяются комки шерсти и пыль, а по всей кухне разбросаны книги, свитера и прочий хлам, расползающийся из гостиной. Стопка тарелок покачивается в раковине, и я уверена, что в воздухе до сих пор витает запах чего-то испорченного несколько недель назад из холодильника. Старый манекен, который мы с Юнхи подобрали на улице, покосился в углу. Мы назвали ее Минни и иногда наряжали, но сейчас она обходится колпаком Санты, оставшимся с какой-то давней праздничной вечеринки.
– Извини, я бы прибралась, если бы знала, что вы придете, – шепчу я, неопределенно жестикулируя. Боль в голове от похмелья теперь каким-то образом распространилась на плечи, и мне неприятно двигаться.
– Я звонила тебе, помнишь? Мы говорили об этом, – напоминает Рэйчел. – Мне просто нужно, чтобы ты присмотрела за Хейли, пока я кое о чем позабочусь. У тебя ведь выходной, верно?
Я начинаю протестовать и придумывать оправдания. Последнее, чего я хочу сегодня – нести ответственность за ребенка. Все, о чем я мечтаю – проспать до пяти часов, а потом вылезти из постели, привести себя в порядок и смотреть телевизор еще часов двенадцать, до рассвета, пока не вырублюсь. Мысль о том, что мне придется развлекать ребенка, страдая от похмелья, наполняет меня ужасом.
– Всего на несколько часов, – умоляет Рэйчел. – Я бы не просила, если бы это не было важно. Пожалуйста, Ро.
– Куда ты идешь? – звонко восклицает Хейли в гостиной, даже не потрудившись скрыть факт того, что она подслушивала.
– Заняться кое-какими важными делами, – отвечает Рэйчел, а затем добавляет вполголоса, обращаясь только ко мне. – Господи, эта девчонка…
– Почему я не могу пойти с тобой? – спрашивает «эта девчонка». – Я не хочу здесь оставаться. Тут воняет.
– Не груби, Хейли, – командует Рэйчел. – Послушай, – говорит она мне куда более тихим голосом, – я должна повидаться с Саймоном.
У меня мурашки бегут по коже при одном упоминании бывшего мужа Рэйчел.
– Мы просто поговорим, не делай такое лицо, – добавляет Рэйчел, хотя я не пошевелила ни единым мускулом.
Саймон никогда не был груб со мной, но что-то в нем всегда вызывало во мне неприязнь, даже когда Рэйчел только познакомила меня с ним. Он был слишком почтителен, слишком ловок. Когда я задавала ему вежливые вопросы о нем самом, он всегда умудрялся отвечать так, чтобы максимально наглядно показать, насколько он предан Рэйчел и каким хорошим парнем является. Это вызывало у меня смутное чувство тошноты.
– Разве этим занимаются не юристы?
На самом деле я ничего не понимаю во всех тонкостях их продолжающегося бракоразводного процесса, кроме того, что дела идут все хуже и хуже – особенно вопрос об опеке – и что в основном это вина Саймона.
– Думаю, если я сумею поговорить с ним напрямую, делу это пойдет только на пользу, – говорит Рэйчел. – Мне кажется, он не понимает, что речь идет о нашей дочери – он просто воспринимает каждый конфликт как соревнование.
– Звучит как невероятно плохая идея, – замечаю я.
– Я знаю, какой он на самом деле, – убеждает она, и теперь в ее голосе слышится раздражение. – Мы были вместе десять лет, помнишь?
– Конечно, и большинство из них он вел себя как конченая сволочь. Сволочь он и есть.
Я думаю обо всех тех случаях, когда Рэйчел звонила мне после их ссор. Она была одной из первых, кому я сообщила о расставании с Тэ. Подбросив Хейли до школы, она забрала меня с работы с пакетом, полным жирной картошки фри, и отвезла к себе домой, где не стала задавать никаких вопросов, и мы вдвоем смотрели эпизод за эпизодом «Золотых девочек». Мне кажется, что большую часть времени она ведет себя как Дороти, твердолобая и уставшая от мира, но когда дело доходит до Саймона, она становится Розой, совершающей одни и те же ошибки по кругу, и удивляется, когда что-то не получается.
– Полагаю, ему тоже надоела вся эта грызня. Я, как и он, просто хочу, чтобы дело было сделано. Не думаю, что это плохая идея, – говорит она. – Иногда лучшее решение – просто обсудить все с глазу на глаз.
До того, как Рэйчел бросила магистратуру, чтобы выйти замуж и родить Хейли, она училась на социального работника. За то время она прочитала много книг вроде «Связь через конфликт» и «Открой своего внутреннего ребенка».
– Вот деньги на обед – может быть, ты сводишь ее в кино или еще куда-нибудь? Или в парк. На этой неделе мы провели не очень-то много времени на свежем воздухе. – Рэйчел протягивает через стол хрустящую пятидесятидолларовую купюру, как будто мы заключаем какую-то сделку.
– Ладно, – говорю я.
Рэйчел перегибается через стол, чтобы обнять меня, и я чувствую жгучий прилив вины. Иногда так легко сделать людей счастливыми. Почему мне удается это так редко?
– Ты лучше всех, – улыбается она, собирая свои вещи и направляясь к двери. Я понимаю, что на ее лице куча косметики, и она давно так не красилась, может быть, с тех пор как ушла от Саймона. – Пока, Хейли, – кричит она. Единственным ответом ей была гробовая тишина. – О, и, может быть, не мешало бы немного пропылесосить? – добавляет она перед тем, как выскочить за дверь, оставляя меня наедине с комками пыли и своей дочерью.
Несколько лет назад мне попалось в интернете видео, на котором одинокий серый дельфин кружит по своему вольеру в заброшенном океанариуме в Японии. У океанариума постепенно заканчивалось финансирование, весь персонал распустили, а некоторых животных продали в другие места. Но за морскими животными, особенно крупными, зачастую трудно ухаживать, и в соседних океанариумах и зоопарках не хватило места для всех, поэтому некоторые из них оказались брошены на произвол судьбы, когда работа океанариума после долгого сопротивления была прекращена. Здание опечатали, и несмотря на некоторое любопытство общественности к судьбе животных, о них почти забыли, пока группа зоозащитников не ворвалась в океанариум.
Они обнаружили мох и водоросли, растущие в резервуарах; воду, которая приобрела тошнотворный серо-зеленый цвет из-за отсутствия очистки и фильтрации; сотни мертвых рыб, плавающих брюхом вверх в воде, как увядшие цветы. Некоторые из более крупных животных пытались спастись, в отчаянии бились о толстое оргстекло своих резервуаров, пока не появились крошечные трещины, они были ранены, оглушены. Многие из них ополчились друг на друга, и отсутствие ежедневного кормления превратило почти каждый резервуар в поле битвы за выживание.
Но хуже всего дела обстояли с одиноким серым дельфином, двадцатилетней самкой по имени Эрико. Ее спинной плавник рос несколько криво, за время пребывания в океанариуме она дважды приносила потомство. В то время как большинство ее компаньонов были отправлены в другие учреждения – умные и ясноглазые дельфины с их вечными широкими улыбками часто пользуются спросом – Эрико осталась никому не нужна, вероятно, из-за ее спинного плавника и того факта, что будучи активной и игривой, она прославилась как крайне упрямая и необучаемая особь, недостаточно податливая для освоения трюков.
Изображение на видео с Эрико дергалось, его явно снимали на телефон, а качество камеры было посредственным. Рассказ одного из активистов движения за права животных с сопровождающими субтитрами на английском языке информировал зрителей о том, что Эрико была оставлена одна по меньшей мере на две недели практически без еды и проявляла признаки неподдельного страдания. Ее кожа стала бледной, болезненно-зеленой, а глаза – тусклыми и безжизненными, они едва ли утруждали себя отслеживанием движений камеры. Хуже всего было то, что она продолжала описывать круги по вольеру. Она мчалась сквозь толщу воды, несмотря на невероятное истощение, как будто думала, что, если будет плыть достаточно быстро, сможет найти выход.
