Этери Чаландзия - Уроборос
Егор прошел внутрь и сел за стол. Будем разговаривать.
* * *Есть картина Брейгеля, где группу слепых слепой же поводырь ведет в бездну. Есть триптих — обезьянки, одна зажимает лапами глаза, другая уши, третья рот. Есть черный квадрат Малевича. Нина не знала, что подошло бы лучше для описания их встречи в тот день.
Егор опоздал на час и появился на пороге во всеоружии. Внешне спокойный, но злой, чисто выбритый, одежда свежая. Никаких признаков внешней запущенности и внутреннего смятения. Она пожалела, что не сходила к парикмахеру. На его победительном фоне Нина выглядела неважно. Голова и копчик еще побаливали. Она машинально дотрагивалась до затылка, гадая, каким цветом распустился под волосами суздальский синяк. Но с приходом Егора у нее не оставалось времени думать о себе.
Он рывком зашел и по-хозяйски огляделся. Егор не скрывал брезгливой мины, вид жилья явно не вызвал у него энтузиазма. Он демонстративно не стал снимать обувь, не потрудился даже стряхнуть снег с ботинок и, оставляя грязные следы на полу, прошел к столу. Ногой резко придвинул к себе стул. Сел. Нину зазнобило. В ее доме был варвар. Стараясь держаться независимо и непринужденно, она села напротив. Егор молчал, но был так взбешен, что казалось, можно услышать, как внутри, подобно раскаленной лаве, клокочет злость. На мгновение Нина испытала приступ паники. Он мог сделать что угодно. Плюнуть в стол, ударить в стену, затоптать, избить, изнасиловать. Нина инстинктивно отступила вглубь кухни, в свое вековое убежище, к кастрюлям и сковородкам. Механически, словно заведенная кукла-жена, она разложила еду, понимая, что никто сейчас есть не будет. Егор и правда резким движением отодвинул от себя тарелку. Почти отшвырнул. И тут Нина заметила, что на его руке нет обручального кольца. Он мог больше ничего не объяснять, в одно мгновение все стало понятно. Но Егору надо было поговорить.
Он начал довольно тихо и размеренно. Много позже в обстоятельствах, ничем не напоминающих тот разговор, а вернее, монолог, Нина поймет, что Егор правильно почувствовал момент. Она была растеряна, слаба и уязвима. Он пришел, как хитрый зверь понюхал воздух и пошел в атаку. Возможно, в другой день она просто не позволила бы ему не то что говорить, думать подобным образом. А сейчас только и оставалось, что сидеть и слушать.
В тот вечер ей досталось за весь женский род. За века унижений, за покорность и страх, за обездвиживание и воздержание, за разочарования и разбитые надежды всей мужской породы. Она и не знала, какие робкие и нежные души скрывались под этими мускулистыми волосатыми панцирями. Ей как будто все новые и новые дрова в костер подкладывали. Но только она не грелась у того костра, а была привязана в его центре.
Нина догадывалась, что это месть. За все, что было до ее ухода и за то, что началось после. Даже если он сам хотел отделаться от нее, не ей было решать, когда и куда уходить. Она рискнула нарушить ход событий, вмешаться в его планы. Этого он не мог простить. В Фердинанда уже выстрелили. Война уже началась. Остальное было делом техники. Егор не мог уничтожить друга, и он превратил ее во врага. Он не мог разделаться с тем, кого знал и любил. Тогда он сам выходил злодеем. А этого Егор не хотел. Он должен был победить зло. Встать с колен и раздавить гадину. Нину ждала расправа. Ему хватило получаса. Дракон был повержен, Егор утвердил за собой право на любую новую жизнь. Теперь будущее было за ним.
«Неплохо, неплохо», — подумала Нина.
И тут на нее навалилась немыслимая, невыносимая сонливость. Это было похоже на приступ, словно кто-то переключил ее витальный тумблер в положение «выкл.». Ей казалось, что еще мгновение — и она просто упадет лицом в тарелку. Нина поняла, что сил ее больше нет.
* * *Егор закончил, откинулся на спинку стула и не глядя, руками, взял мясо с тарелки. Откусил и принялся жевать. Холодное. Сырое. Словно она животное ждала. Он сам был несколько растерян своим напором, но уверен в каждом слове, во всем, что наговорил. И тут вдруг Нина встала и, как зомби, направилась в сторону постели. Как была, в одежде, упала и отвернулась к стене. Егор осторожно положил мясо обратно в тарелку. Ему вдруг стало не по себе.
Много лет назад они попали в аварию. Они ехали из пригорода, на закате возвращались от друзей. Не было у него никакого предчувствия, и скорость была небольшой, и движение свободным. Нина, поставив ноги на торпеду, по обыкновению о чем-то болтала, красное солнце садилось, все было хорошо. И, как это бывает, в тот момент, когда меньше всего чего-то ждешь, со встречной полосы им наперерез вылетела восьмерка. Что произошло в той машине, никто так никогда и не узнает, от удара погибли все: водитель, девушка и два пассажира на заднем сидении. Автомобиль Егора на полном ходу, медленно и мягко, как им тогда казалось, словно в масло, вошел в препятствие. Так же медленно вылетели подушки безопасности. Ударили. Оглушили. Время превратилось в желе и густо потекло мимо.
В первые секунды после столкновения было сложно сказать, живы они или нет. Все было возможно. От удара разбились очки Егора. Пока он снимал оправу и оттирал кровь, брызнувшую из переносицы, он не заметил, что справа открылась дверь. И только спустя некоторое время обнаружил, что остался один в машине. Он выглянул в окно. Не спеша, Нина направилась куда-то в сторону, прочь от дороги, в поля. Она шла так, словно знала, куда и зачем идет, но делала это очень медленно. Егор хотел что-то сказать, но не смог. На несколько минут он потерял сознание.
Позже он нашел ее лежащей в ромашках. Нина спала. Лицо было безмятежным, но щеки мокрыми от слез. Она не удивилась, когда он разбудил ее. Села и спокойным голосом спросила: «Сколько метров в футе?», словно сейчас это было самым важным.
Машина, в которой они ехали, что называется, не подлежала восстановлению, но они сами чудом уцелели. Отделались легким сотрясением мозга от удара подушками и разбили носы, Егор чуть сильнее. Со временем авария стала забываться, и момент удара почти перестал сниться по ночам. В памяти остался только тот эпизод, в котором Нина, не помня себя, уходила прочь. Иногда Егор видел его в ночных кошмарах с высоты птичьего полета. Квадраты полей разных оттенков зеленого и маленькая фигурка, в сомнамбулическом состоянии пересекающая шизофреническую шахматную доску.
Сейчас собственная жизнь казалась ему доской, расчерченной на квадраты. Один такой квадрат длиной в сто лет Егор уже пересек. Вплотную приблизился к его границе. Если перейдет, окажется в новой жизни. Если нет — надолго, если не навсегда, застрянет в старой. Чего он сам хотел? Сам по себе, без Нины, без ее желаний, без собственных обязательств, груза совести и долга? Он же ни в чем не сомневался. Так что же заставляло его медлить?
Он ушел. Ушел из ее квартиры. Егор не знал, слышала ли она, как он встал, окликнул ее и, не получив ответа, вышел, прикрыв за собой входную дверь. Хорошо, что замок можно было захлопнуть снаружи. Егор не мог подвергнуть ее риску и оставить то ли во сне, то ли в обмороке одну. Но ему повезло, и он все-таки удрал на свободу. С облегчением добрался до машины и сел за руль.
И тут он в бешенстве ударил по торпеде. Нет, ну какая мерзавка! Она ведь выиграла этот раунд, выиграла! Как минимум свела его вничью. Этот ее обморок, эта пауза, которую она взяла, разбавила его торжество, не дала ему в полной мере насладиться моментом! Тварь! Какая же тварь! И этот чертов конверт, который так и остался лежать в его кармане!
Егор постарался взять себя в руки и отдышаться. Хорошо. Все, что хотел, он сказал, и это было главное. Его не в чем было упрекнуть. Он завел машину и помчался вперед. Рано или поздно Нина должна была отвалиться за горизонт. Значит, не сегодня. Не сейчас.
А деньги… Перебьется. Сама виновата.
* * *В институте в одной группе с Ниной училась девушка по имени Регина. Ничем не примечательная с виду девица страдала нарколепсией. Ходили слухи, что ее родители приплачивали подруге, чтобы та ни на шаг не отходила от девушки. Регина в любой момент могла упасть замертво, проспать несколько минут и как ни в чем не бывало проснуться. В аудиториях они обычно устраивались на задних рядах и старались не привлекать к себе внимания. Иногда приступы случались на переменах, а однажды катаплексический припадок сразил ее прямо во время ответа на семинаре. Молодой преподаватель подменял коллегу и понятия не имел, что его ждет. У него самого подкосились ноги, когда на его глазах молодая девушка внезапно, без всякой причины вдруг обмякла и без чувств повалилась на пол. Немногие знали об особенностях болезни, кто-то считал Регину наркоманкой, кто-то называл психической и неадекватной, но те, кто становились свидетелями этих приступов, больше над ней не подшучивали.
Не до смеху было сейчас и Нине. Как самолет с пустыми баками, она едва дотянула до кровати. Тело не слушалось. Руки тянули к земле, ноги вязли, словно она не по паркету шла, а брела в густеющей глине. Ей показалось, что не кровь, а ртуть вдруг потекла по венам. Нина заснула, еще не упав головой в подушку. Даже если бы от этого зависела ее жизнь, она ничего не смогла бы сделать. Провалилась в сон, как в пропасть. Вокруг было темно, холодно и тихо. Нина осталась одна. Надолго. Как будто навсегда.
