Наталья Солей - Ход Корбюзье, или Шерше бlя femme
В домофон позвонили. На мониторе видеонаблюдения широко улыбалась дама с высокой прической а-ля Клеопатра, и в чем-то пестром, явно от Дольче и Габана.
– А вот и скорбящая хозяйка пришла, – нажав на кнопку, с мрачной язвительностью сказал Виктор. – Ты мне как-то настроение поднял, а то у меня кошки на душе скребли. Почему? Понять не мог. А ведь и на самом деле нет причин.
– Ладно, здесь работы на полдня. С ней, значит, мне просто надо договориться, когда ребят присылать? – спросил Шапошников.
– Посмотрим, что скажет хозяйка, – прежним тоном ответил Виктор и открыл дверь.
На пороге появилась новая владелица квартиры. Ее сопровождал мужчина, которого она представила как нотариуса. Дама огляделась по сторонам, прошлась по первому этажу, томно проговорив:
– Бедный Николя, как он мечтал, что мы будем жить вместе в этой квартире. Как хотел сделать мне приятное. Ему это удалось. А вот спасибо сказать уже некому. – Она картинно поднесла платочек к сухим глазам и тут же спросила: – А что у нас на втором этаже?
– Поднимемся, посмотрите, – пригласил Виктор, красноречиво переглянувшись с Володей.
Татьяна обошла все комнаты, заглянула во все ванные и осталась очень довольна всем увиденным.
– Наверху есть еще зимний сад, но мы так и не оборудовали его, ничего там не сделали. Но вот я пригласил архитектора, который в свое время обустраивал всю эту квартиру, он может завершить работу…
– Пока мне не до этого. Ничего делать не надо, – оборвала Виктора новая хозяйка. – Завтра я улетаю в Париж и сейчас квартиру закрою. Где-то через полгода, когда улягутся все хлопоты по оформлению завещания, мы сможем вернуться к этому вопросу.
– Какого завещания? – изумился Виктор.
– Николенькиного, – как о само собой разумеющемся, удивляясь непонятливости спрашивающего, произнесла Заваляева.
– Но…
– Чтобы не было лишних вопросов, должна сообщить вам следующее. Да, мы с Евтуховым не состояли в браке. Но он уже давно мечтал развестись с женой и соединить свою судьбу со мной. Эта квартира была первым шагом. Вот его нотариус, который готовил документы по оформлению квартиры, и он может ввести вас в курс дела по поводу последней воли безвременно ушедшего от нас Николая.
– Он завещание оставил? Впервые слышу. Мы с ним были близкими друзьями, но он никогда мне не говорил, что завещание написал.
– Ну, видимо, не настолько вы были близкими. Насколько я знаю, вы крайне редко виделись, – парировала Заваляева.
– Достаточно часто, чтобы знать о сути ваших с ним отношений, – в тон ей ответил Виктор.
– Не думаю. Чужая душа – потемки. Вам кажется, что вы знаете о человеке все. Вдруг выясняются совершенно немыслимые стороны его жизни, – тоном терпеливой учительницы прекратила дискуссию Заваляева. – Чтобы больше не возвращаться к этому вопросу, Константин Евграфович, пожалуйста, зачитайте господам завещание Николая Евтухова. Оно короткое.
Нотариус, молодой человек спортивного телосложения, уже давно копался в бумагах, видимо предвидя вопрос о завещании. Наконец нужный листок был найден. Текст был предельно лаконичным. В нем сообщалось, что все движимое и недвижимое имущество, оформленное на ближайших родственников – супругу и детей покойного, – становится их собственностью. Все же имущество, принадлежащее самому Николаю Николаевичу Евтухову, он завещает своей гражданской жене Заваляевой Татьяне Алексеевне.
Повисла пауза. Заваляева победоносно смотрела на Виктора. Нотариус, бесстрастно выполняя свой долг, аккуратно положил бумажку на место. Шапошников уже чувствовал некоторую перегрузку от избытка информации, совершенно ему ненужной. Виктор пребывал в столбняке.
– Может быть, мы завершим нашу сделку с квартирой? Документы оформлены, все в сборе, вы, Виктор, можете забрать свои деньги из сейфа, – прервала паузу Заваляева. – И попрошу вас поторопиться, я живу в очень напряженном режиме, у меня каждая минута на учете. Здесь никаких ваших личных вещей не осталось? – спросила она у Виктора, который все еще не находил что сказать. – Надо все завершить сегодня, чтобы нам с вами больше не пришлось встречаться.
– Нет, ничего не осталось. Только ключи.
– Вот и отлично.
Забрав у него связку и выйдя из квартиры последней, она демонстративно заперла дверь и положила ключи в сумочку.
Подозреваемый свидетель
Неожиданно развернувшиеся события произвели тогда на Шапошникова шокирующее впечатление. Это, конечно, совершенно не его дело, но он не понимал, как можно было написать завещание и сознательно все отдать не своим детям, а посторонней в общем-то тетке, от которой к тому же, судя по словам Виктора, завещатель мечтал избавиться.
Нет, это просто непостижимо. Чего только не бывает в этой жизни – лишь такой вывод и смог сделать Владимир, отходя от увиденного и услышанного в тот день.
И вот сегодня перед встречей с Аниным женихом ему вновь придется встретиться с той самой Заваляевой, теперь уже богатой наследницей. Видимо, она все же решила сделать косметический ремонт, как выразился ее порученец. Именно так он себя и назвал – порученец. Профессия, что ли, такая?
В квартире его ждал только один человек. Тот самый нотариус, Константин Евграфович Вишняков, как было написано в визитке, которую он предусмотрительно протянул Владимиру.
– Я разыскал вас через прежнего хозяина квартиры, чтобы все-таки убрать здесь кое-какие огрехи проживания прежних жильцов.
– Конечно. Это сразу надо было сделать, – согласился Владимир. – Мы тогда с Виктором прошлись по квартире, так что я представляю себе общий объем работ. Мы будем ждать хозяйку или вы сами выскажете какие-то дополнительные пожелания – если они есть, конечно?
– Нет, мы не будем ждать хозяйку, тем более что сейчас ее пожелания не принципиальны. Я действую по ее генеральной доверенности. Квартира выставляется на продажу, и делайте все по своему усмотрению, чтобы показывать покупателям апартаменты в надлежащем виде.
– Хорошо, когда можно прислать бригаду?
– Давайте не будем откладывать. Вам будет достаточно одного дня?
– Вполне.
– Вот давайте завтра с утра и приступайте. Весь день квартира будет в вашем распоряжении. Вот, собственно, и все.
Шапошникову не понравилось, что такая квартира, в которую вложено столько труда, буквально пошла по рукам. Это как-то неправильно. У дома должен быть нормальный хозяин, иначе он чахнет. Одна надежда на то, что новый покупатель будет наконец окончательным и постоянным владельцем.
Почему Заваляева решила спешно продать квартиру, Владимира не интересовало. Было сразу понятно, что жить она здесь не будет. Продавать сейчас самое время, пока такой спрос на недвижимость. В любой момент может наступить спад. Рано или поздно это случится. Так было в Америке, так будет и у нас. Деловая барышня. Что и говорить, очень деловая и очень предусмотрительная…
На Сретенском бульваре он был ровно в пять. Владимир не любил и даже не умел опаздывать. Даже специально не получалось. Неизменные пунктуальность и обязательность уже давно стали его привычкой, точнее сказать, чертой характера.
На этот раз ворота во двор были открыты. Даже нашлось место, чтобы поставить машину почти около подъезда. У самого входа стояла «скорая помощь».
«Надеюсь, не к ним», – почему-то мелькнуло в голове архитектора.
Он набрал код. У него никто ничего не спросил, просто открыли дверь. С чувством нарастающей тревоги Владимир быстро поднялся на лифте и буквально побежал по длинному коридору. У двери квартиры его уже ждала Аня. Она была какая-то очень тихая и растерянная, ее огромные глаза смотрели на Владимира как на спасителя, на человека, который сейчас восстановит рушащееся здание, заслонит ее от беды или уж, во всяком случае, выслушает.
«Так и есть, что-то произошло», – догадался Владимир и вслух спросил:
– С Ангелиной Ивановной… все в порядке?
– Вы знаете? – удивленно спросила Аня тихим голосом.
– Нет, ничего не знаю, но у подъезда стоит «скорая», а на вас, Аня, лица нет, – быстро проговорил Шапошников и теперь уже, с полным на то основанием, спросил: – Что случилось?
– Мама в порядке. Если так можно сказать… Это не к нам «скорая». Но мама лежит у себя в комнате и ни о чем не хочет, вернее, даже не может говорить. В общем, у Андрея украли письма, а сам он арестован по подозрению… – Она вроде как бы подбирала слова и, так и не найдя ничего другого, с трудом произнесла: – В убийстве.
Конечно, Павлов не вызывал у Владимира особой симпатии, но не потому, что был чем-то нехорош. Скорее – слишком хорош. Достойный соперник, любящий и, наверное, заслуженно любимый. И конечно, совершенно очевидно, что он не может никого убить.
