Мухаммед Юсуф Аль-Куайид - Война на земле Египта
— Далеко ли ехать? — спросил я.
— Близко.
— Сколько километров?
Но у него были свои представления о расстоянии.
— Пешком — два часа, а на машине — четверть часа.
В разговор вмешался шофер: как подсказывает его богатый опыт, заявил он, речь идет примерно о десяти километрах. Я спросил феллаха, почему он не пошел пешком. Плохо ли прогуляться по свежему воздуху? Сразу видно, вы не из деревни, засмеялся в ответ крестьянин. Вы, городские, привыкли, что у вас всю ночь светят огни, и вооруженные полицейские на каждом углу охраняют прохожих, дома и лавки. А в деревне, как он выразился, волки и собак загрызают. Я не понял, что он хотел сказать. Прежде, пояснил феллах, все было тихо-спокойно, и люди ничего не опасались. Но в последнее время объявились бандиты, они грабят и убивают. И случаев этих немало. Кто бы мог подумать, что настанут такие времена! Феллах мне понравился: вроде добрый человек. Но всеми неприятностями, случившимися потом, мы обязаны ему. Едва он закончил рассказ о разбойничьих шайках, в кабине воцарилось молчание, нарушаемое лишь гулом мотора и скрипом нашей колымаги, еле двигавшейся по немощеной дороге. Внезапно феллах обернулся ко мне.
— А к кому вы едете в нашу деревню?
Я назвал имя отца погибшего, значившееся в документах и хорошо мне запомнившееся после многократного их чтения.
— Это наш омда, — сказал феллах, — он сейчас на месте.
Шофер, который должен был непременно встрять в любой разговор, показал рукой назад, на кузов машины и сообщил феллаху:
— Вот, приказал долго жить.
Крестьянин, в ужасе всплеснув руками, воскликнул:
— Избави Аллах… кто?
— Да сын омды.
— Но ни один из его сыновей не лечился в городе. Что — несчастный случай?
— Какой еще случай! — рассердился шофер. — На войне погиб!
На войне? — недоверчиво переспросил феллах.
— Слава Аллаху, дошло до тебя наконец!
Феллах долго и напряженно думал, потом развел руками:
— Как же так? Ведь у омды нет сыновей в солдатах.
Впервые нарушив молчание, друг погибшего спросил феллаха:
— А ты почем знаешь?
— Да чего тут знать? Я уверен!
— И мы тоже уверены.
Последовала тревожная пауза. Феллах беспокойно ерзал на сиденье, потом, словно размышляя вслух, сказал:
— Нет, из взрослых сыновей омды ни один не служил в армии. Младший сын его — единственный, которого должны были призвать.
— Когда ты видел его последний раз?
— Нынче утром, сам здоровался с ним.
Друг погибшего с горечью произнес:
— Быть может, у омды есть еще один сын, которого вы не знаете…
Феллах уловил в его тоне насмешку и угрюмо ответил:
— Кто его знает, может, сын омды волшебник и способен являться в двух местах сразу. Ведь мы живем во времена чудес!
Так я оказался втянутым в самую что ни на есть странную историю. Когда крестьянин, сев в машину, пустился в рассказы, я думал: бог с ним, это поможет нам скоротать время. А обернулось все вон какой неразберихой, — поди теперь выпутайся. Но если я не справлюсь с порученным мне делом, это явно отразится на моем будущем. Чтобы хоть как-то прояснить ситуацию, я назвал крестьянину имя погибшего.
— Шалопай! — воскликнул крестьянин, и впервые в его голосе прозвучала явная неприязнь. — Так называют в деревне младшего сына омды, — добавил он.
— Это его ты встретил сегодня утром?
— Его самого. Как же он мог погибнуть на войне?
— Он погиб заочно, — медленно произнес друг погибшего, — погиб по доверенности.
Феллах, конечно, не понял его слов.
Я приказал остановить машину. Спустился на землю, велел сойти феллаху, а шоферу сказал, чтобы не выключал фар. Достал документы, еще раз перечитал имя погибшего, название деревни, должность отца. Все верно, сказал феллах, но парень, числящийся погибшим, жив и здоров. Мы вернулись в машину и тронулись дальше. Шофер пытался прервать гнетущее молчание, заявив, что подобная история с ним уже однажды случилась, но я прикрикнул на него, и он прикусил язык. Я приказал ехать побыстрее и в последний раз спросил феллаха:
— Ты уверен?
Ждать мне осталось недолго, отвечал он, в деревне я смогу познакомиться с погибшим и убедиться, что тот находится в добром здравии. Я обратился к другу погибшего и спросил его, те ли документы мы везем с собой.
— В деревне увидим, — загадочно ответил он.
Нервы мои были на пределе. Перед отъездом из госпиталя я специально интересовался тем, какие осложнения могут возникнуть и как мне действовать в различных случаях. Но мне и в голову не могло прийти, что покойник, тело которого я везу в гробу, окажется жив. Я снова остановил машину, слез, подошел к задней двери кузова и приказал сержанту приподнять гроб. Он удивился такому приказу. Хочу убедиться, сказал я, что там действительно находится тело. С трудом приподняв гроб, сержант проворчал сердито: я, мол, могу быть спокоен, тело на месте, да и кому придет в голову красть покойника. Оборвав его, я велел передать мне личные вещи погибшего. Сержант протянул сверток. Порывшись, я нашел среди документов гражданское удостоверение личности, протянул его феллаху. Он поднес его к самым глазам и, вглядевшись, с удивлением воскликнул:
— Да это ж фотография Мысри, сына сторожа омды.
Читать феллах не умел, поэтому я прочел имя значившееся в удостоверении, имя сына омды.
— Имя-то сына омды, а фотография сына сторожа, — заключил феллах.
Мысли мои смешались, я не знал, как быть. Решил было вернуться в госпиталь, но запах, шедший от трупа, остановил меня. Когда феллах поднял руку, указывая на огни приближающейся деревни, я принял решение. Въехав в деревню, мы остановились у дома омды. Вошли на подворье. В маленькой комнатке, где находился телефон и хранились винтовки, нам сказали, что омда молится вместе с сыновьями. Феллах, приехавший с нами, ненадолго исчез, потом вернулся и шепотом сообщил мне: меньшой сын омды дома. Я послал за ним. Явился изнеженного вида юноша. Как тебя зовут? — спросил я. Он назвал имя, значившееся в моих документах. Я попросил предъявить удостоверение личности. Отец забрал для чего-то, сказал парень, месяца три назад, и никак не отдаст. На вопрос о его отношении к воинской повинности парень отвечал: насколько ему известно, он получил отсрочку до окончания учебы. А где документ об отсрочке? — спросил я. — Отец отнес его в школу.
— Сам-то ты видел свидетельство об отсрочке? — спросил друг погибшего.
— Да нет, слышал о нем, а видеть не видел. Но оно, конечно, получено, раз я не попал в армию.
Тут появился омда вместе со старшими сыновьями и несколькими сторожами. Поздоровались. Я предъявил свои документы и сообщил о цели приезда. Поразительно, но мое сообщение явно не произвело на омду никакого впечатления. Он хотел одного: чтобы мы оставили ему все документы, вещи и тело и поскорей убрались восвояси.
Раздраженный, я спросил:
— Погибший действительно ваш сын?
Омда ничего не ответил. Друг погибшего сделал мне знак выйти и лишь теперь, во дворе дома омды, рассказал мне всю историю.
— И ты знал об этом еще до поездки?! — воскликнул я.
— Знал еще раньше, чем он погиб.
Я едва не ударил его. Почему он не предупредил меня перед отъездом из Каира?! С какой целью? Думал, что действует в интересах погибшего и его родных? Хотел доказать свою верность памяти друга? И поэтому и настаивал на поездке с нами? Видя мое волнение, солдат стал успокаивать меня: главное, мол, сейчас, — правильно повести себя в этой сложной обстановке. Омда очень силен, и мы должны быть осторожны и хладнокровны. Сам он весь подобрался, словно готовясь к бою. Но вдруг появился старый феллах с изможденным лицом, на плече у него была винтовка. Громко рыдая, он подошел ко мне и сказал:
— Я отец погибшего.
Трудно описать, в каком положении очутился омда. Это был скандал. Ведь все произошло в присутствии многих людей, а вокруг дома собралась чуть ли не вся деревня. Омда пытался увести меня внутрь дома, но я отказался. Тогда, потребовал он, надо немедленно ехать на кладбище; я и на это не согласился. Омда заявил, что мое поведение грозит крупными неприятностями: я собрал толпу народа, а вокруг рыщут всякие шайки и, того и гляди, воспользуются случаем. Нельзя забывать, страна переживает тяжелый момент, мы находимся в состоянии войны, и он, омда, слагает с себя ответственность за возможные последствия инцидента, возникшего по моей вине. Я уже готов был отдать ему тело, документы и вещи и скорее бежать подальше от этой деревни. Меня колотила нервная дрожь, в горле комом стояли слезы. Но тут вмешался друг погибшего и предложил мне сходить в полицейский участок. Омда завопил с возмущеньем: он-де представитель власти в деревне и уполномочен решать все возникающие здесь проблемы. Идти в полицию без его разрешения мы не имеем права. У меня было три выхода. Первый — отправиться в полицейский участок, ведавший этой деревней. Второй — обратиться в военную полицию, что, вообще-то, мы, как военнослужащие, обязаны были сделать. Но как среди ночи отыскать ближайший пункт военной полиции? И наконец третий выход — мы могли вернуться в Каир и доложить о происшествии начальнику госпиталя. Я был в растерянности. Но жители деревни решили все за меня. Пока я разговаривал с омдой, кто-то обежал все дома и предупредил народ. Я слышал доносившиеся из толпы крики о мщении, о земле, об аграрной реформе, которую свели на нет; слышал проклятия в адрес омды и призывы немедленно обратиться в полицию. Тут кто-то подошел к омде и шепнул ему, что надо действовать, пока не поздно. Но прежде чем омда двинулся с места, я со своими людьми был уже на улице. Нас окружило людское море, с трудом мы пробрались к машине. Отовсюду слышались голоса, призывавшие нас поспешить, пока подручные омды не напали на нас. Дело ясное, все доказательства налицо, впервые омда оказался в положении обвиняемого. Если я оставлю ему тело, отвечать мне придется перед всем миром. Я уже поднялся на подножку автомашины, когда ко мне подошел человек и сказал: омда послал в армию вместо своего сына сына сторожа, мы только сейчас узнали обо всем, и дела этого так не оставим.
