Федор Полканов - Рабочая гипотеза.
И вот разговор на «Олимпе».
Шаровский ходит по кабинету – четыре шажка в одну сторону, четыре в другую. А Громов стоит, прислонившись к стене, старается занимать как можно меньше места, чтобы не мешать шефу ходить. Он только что изложил свои соображения и ждет ответа.
А Шаровский ходит и ходит… Громов чувствует: шеф с удовольствием отложил бы разговор, мало того – он был бы рад, если б его вообще не было, но Громов не думает отступать: отступать он не может.
Постукивает микротом за стеной, словно отбивает такт, словно подсчитывает шаги Ивана Ивановича. Воробей на улице чирикает; тоже, стервец, в такт попадает…
Шеф молчит, молчит и Громов. Но вот наконец:
– Вы говорите – Кронкайт… Не спорю, интересные данные, но, право же, требуют проверки.
– Разработки. Мы много сделали.
И снова звуки шагов, микротом за стеной, чьи-то приглушенные голоса в лаборантской – все сливается в какую-то «тик-так»-симфонию, дирижер которой Шаровский. Гладенько и размеренно. С ума можно сойти. Лезут в голову глупости… Нет уж, как хочет, но не отвертится, скажет прямо!
– Помимо Кронкайта, есть сотни других…
– Кронкайт льет воду на мельницу Лихова. Можно эти данные осмыслить иначе: малые дозы способствуют выработке антител на продукты распада белков.
– Далекая гипотеза.
– Согласен! Но ваша разве хоть сколько-нибудь ближе? Вы скажете: она более обща, охватывает больше связей. Все так! Но где доказательства?
Это ли не отрицательный ответ? Но Громов не может сдаваться, тем более что ответ по сути не верен: речь идет о гипотезе, при чем же здесь доказательства?
– Я их хочу найти. Именно потому и поднял вопрос.
– Ради бога, не поймите меня превратно. Я не собираюсь гипотезу опровергать. Могу даже согласиться: есть в ней какие-то притягательные моменты. Но… как бы вам объяснить?.. Давайте обратимся к терминам спортивным. Так вот… Когда дистанция короткая и финиш виден, бегуну легко. А если дистанция марафонская? Вы знаете лучше меня, я от спорта далек, – в этих случаях устраивают промежуточные финиши. Так вот… Я всегда боролся против слишком длинных дистанций. Не в науке в целом, а в лаборатории. Быть может, не прав я, но на моей стороне все то положительное, что я создал. Ученые различны. Есть стайеры, а я… Как это называется?
– Вы спринтер, – без тени улыбки говорит Громов, а про себя думает: «Нет, это не признание собственной недальновидности. Это куда глубже».
– Жизнь человеческая коротка, а наша наука в самом зачатке. Множество в ней дорог, и разве трудно заблудиться? Я, Леонид Николаевич, пока что еще не ходил по ложному следу, и знаете почему? Потому что выбираю след свежий и вижу финиш уже со старта. Значит ли это, что нет у меня дальнего прицела? Нет, не значит. Он есть. Так вот: и вам советую избрать промежуточный финиш. Конкретно: у вас есть успехи с МЭА. (Бетамеркаптоэтиламин, сокращенно МЭА, – вещество, обладающее некоторым защитным действием от влияния ионизирующей радиации при профилактическом его введении в организм.) Что ж? Пусть МЭА, конкретно МЭА, и ничего больше на первых порах, войдет в план.
Компромисс? Скорее победа. Правда, за бортом остаются еще три темы, но и это успех! И все же, придя в свою комнату, Громов говорит:
– Похоже, Лизонька, скоро настанет время, когда придется прощаться с Иваном Ивановичем! И среди прочих причин, знаешь почему? Как ни спорят они с Лиховым, факт остается фактом: в развитии лиховской теории роль Ивана Ивановича столь же важна, как твоя во всех наших делах. И сможет ли он при таком положении быть объективным?
– Религия Ив-Ива – факты, – откликается Елизавета. – Зажать гипотезу – пожалуйста! Гипотеза для него еще не вещественна. Но у нас уже стеночка из кирпичиков-фактов. Дело иное! Тут уж он трижды подумает, прежде чем стать на пути.
Леонид пожимает плечами: хорошо, если так.
Как бы ни была нацелена гипотеза, поисковый эксперимент всегда в той или иной мере орел или решка: попадания чередуются с промахами, и хорошо, если соотношение их один к двум – нередко бывает так, что на одну удачу неудач приходится целый десяток. Отсюда стремление максимально сузить сектор обстрела, а в конкретном случае – необходимо сотрудничество квалифицированного биохимика, и Громов день за днем ходит и ходит из института в институт, ведет переговоры в десятке инстанций, но все загружены, никто не может, да и не хочет надеть на себя дополнительный хомут.
Когда уже почти все возможности были испробованы, Леонид вспомнил: есть на свете Сережа Зотов. Вместе поступали на биофак, вместе на фронт ушли, однако дальше судьбы сложились по-разному; после тяжелого ранения Зотов еще в сорок втором был демобилизован, вернулся в университет, и сейчас уже доктор наук, заведует биохимической лабораторией. Человек подходящий, тем более что лаборатория на переднем крае: возятся с ДНК ((дезоксирнбонуклеиновая кислота) – вещество, ответственное за передачу наследственной информации.) Не согласится ли хотя бы консультировать?
Леонид позвонил Зотову; тот был приветлив, хотя и не сразу вспомнил, кто такой Громов. Предложил встретиться в четыре возле ресторана «Южный», того, что напротив биоотделения академии.
Зотов Леонида узнал сразу, Громов же Зотова нет, потому, быть может, что для доктора наук Зотов был одет, пожалуй, излишне щегольски: черная тройка, галстук-«бабочка», лакированные ботинки. На работу в таком виде вряд ли необходимо ходить. Зотов же, как и Громов, прямо с работы, но в костюме ли в конце концов дело? Они вошли в ресторан, вспоминая о делах довоенных. «Знаешь, Леня, теперь можно признаться, я ведь тоже был в Раю Мелькову немножко влюблен». Сели за столик. «Коньяк пьешь?» – «Всяк злак человеку на пользу…» Заказали бутылку «Отборного».
– Немножко встряхнуться… Я люблю так вот немножко встряхнуться… Устаю… Шутка ли!.. Задания даны, все вкалывают. Ну, пройдешься, посмотришь, что как… Сиди себе, кажется… Но ведь вонища в лаборатории. Выдыхаешься за день.
– Скоро ли оседлаете ДНК?
– ДНК? Ах, да… Это Никифоров. Кандидатик есть у меня. Способный, дьявол! Я не очень вникаю: Белопольского в области ДНК все равно не догонишь. Но Никифоров работает здорово!
Зотов пьет, Громов не отстает, но Зотов пьянеет, на Громова же коньяк не действует, не ради коньяка сюда он пришел.
– Краев… Ты слыхал о таком? Хотя, конечно, слыхал. Кто из радиобиологов не знает Краева? Этот самый Краев приставал как-то ко мне с аналогичной просьбой: биохимик ему нужен был. Давай, мол, ставить совместную работу. Я тогда отказался: своих дел было невпроворот – докторскую лепил. Да и потом, что мне Краев? Фигура, что ни говори, одиозная. Ты дело другое, ты свой человек, тебе не откажу. Даже более того, по секрету: твое предложение мне интересно. Суди сам: у меня одиннадцать мальчиков, каждому дай тему. Ну, некоторые к тому же норовят вовсе уйти из-под опеки – ходи возле них этаким держимордой. А так я передаю младенца тебе, ты его как хочешь, так и пеленаешь. Работа идет, а забот меньше, к тому же почет: кооперирование смежных наук, комплексная тема, то да се, форпосты.
– Скажи, Сережа, а кто руководит Никифоровым? Он самостоятелен?
– Никифоров? Что ты! А… Хотя постой, ты меня не поймаешь! Думаешь, я людей разбазариваю? Нет, милый… С Никифоровым, если знать хочешь, картина как раз обратной была: он канючил год добрый, разреши да разреши ему работать с ДНК, консультироваться у Белопольского. Я не пускал: темку кончал он. Ну, а потом махнул рукой: проваливай на все четыре!.. Ну… консультируется.
С этого момента Громову все ясно. Другие, видите ли, «вкалывают», а Зотов отсиживается в кабинете. Биохимические запахи не по душе ему – ему, биохимику по призванию! А уж практика отдачи работников в аренду исполу, хоть и прикрывается она громкими фразами о кооперировании наук, свидетельствует по меньшей мере о вялости ума и недееспособности. В общем явно не тот человек, с которым можно работать совместно, однако не все же у него в лаборатории такие! А что подпишется в дальнейшем под статьей Зотов (он, судя по всему, подпишется) – это уже его совести дело.
– Кого же ты мне собираешься сунуть? Какого-нибудь шалопая?
– Я что, себе враг, по-твоему? Дашь тебе шалопая или там дурака, так он потом ко мне же будет бегать по всякому пустяку. Нет, брат, тут нужно командировать человека с головой, чтобы сумел постоять за биохимию. Кстати, у тебя нет знакомств в каком-нибудь мебельном магазине?
Это «кстати» было настолько некстати, что Громов понял: дальше коньяк Зотову пойдет во вред.
– Кстати, нет… Так кого же ты дашь мне?
– Есть у меня лаборантик. По знаниям это, пожалуй, что кандидат. Но откровенно скажу: с червоточинкой. Очень уж горазд принимать самостоятельные решения. Сам понимаешь, это не самое лучшее, на что может быть горазд лаборант! Но трудолюбив, несмотря на строптивость. Возьмешь такого? Я откровенен, как видишь. Трудиться он сможет на моей базе, реактивы, приборы – препятствий чинить не буду.
