Мигель Делибес - Кому отдаст голос сеньор Кайо? Святые безгрешные
— Эй, очнись! Приехали!
Рафа сразу открыл глаза и закрыл рот. Ощупал языком небо и, автоматически достав пачку сигарет, вытащил одну и зажал в губах. У дверей кафе стояло несколько человек. Лали поморщилась и пригнулась к рулю, стараясь увидеть, горит ли свет на четвертом этаже. Рафа, еще не пришедший в себя, захихикал: — Хи-хи-хи-хи! — Повернулся к Виктору, словно подхватывая шутку.
— Собрались спасать спасителя.
Виктор стал открывать дверцу.
— Подожди выходить, — властно сказала Лали.
— Почему?
— Так будет лучше, потом объясню.
Виктор заметил группу около кафе и приподнялся было, собираясь выйти.
— Пойду скажу им пару слов.
— Подожди, — сказала Лали.
— И я хочу выйти, — сказал Рафа, возясь с дверной ручкой.
Лали удержала его за руку.
— Ты останешься здесь, пока я не скажу, — проговорила она.
— Елки, Лали.
— Без всяких елок, чучело гороховое.
Виктор ватным языком старательно выговаривал слова, пытаясь делать это естественно.
— Начальник говорит… — сказал он. — Начальник говорит, что настоящий член партии должен нести истинную веру всегда: и когда работает, и когда гуляет, ест, и даже когда спит…
Не успела Лали кинуться к нему, как он настежь распахнул дверцу и вышел из машины, но левой ногой попал в свежую ямку под акацией, не удержался и шлепнулся на асфальт, смешно тараща глаза, будто удивляясь собственной неловкости. Рафа хохотал за окошком машины, потом, перестав смеяться, быстро опустил стекло и прокричал в окошко:
— Да здравствует сеньор Кайо, старик!
Люди, стоявшие около кафе, замолчали и посмотрели на них. Виктор пытался подняться, цепляясь за акацию обеими руками. Лали выскочила из машины, помогла ему встать и стала заталкивать в машину, а Виктор все повторял: «Пусти, Лали, я в полном порядке, Лали, пусти». Когда ей почти удалось запихнуть его внутрь, из машины вылез Рафа и, выписывая кренделя на тротуаре, завопил:
— Черт подери, скажи, Лали, чтоб земля остановилась!
Бросив Виктора, Лали кинулась к Рафе, схватила его за руку и потащила к автомобилю, но не успела она дойти, как увидела, что Виктор уже опять вылез и стоит, прислонившись к капоту; тогда она оставила Рафу, уцепившегося за дерево, и кинулась к Виктору, но, еще сражаясь с ним, заметила, что из подъезда показалось пестрое шерстяное платье Хулии, и громко позвала ее; за Хулией появился Хуанхо в красном свитере, и последним выскочил Анхель Абад, волоча по тротуару правую ногу.
Хулия подошла к Лали.
— Ну, Лали, ты не женщина, а боевой конь. — И, поглядев на Виктора с Рафой, спросила: — Что с ними такое?
Лали глухо сказала:
— Помоги мне отвести их наверх.
Люди, стоявшие у дверей, не сводили с них глаз. Виктор и Рафа не слушались, выкрикивали что-то бессвязное, рвались в разные стороны. Хуанхо крепко схватил Виктора за руку.
— Ах ты дерьмо собачье, депутат, ну и набрался, — бормотал он. — Как это вышло?
Лали с Хулией, взяв Рафу с обеих сторон за руки, как пленного, старались принять непринужденный вид, но Рафа сопротивлялся, рвался из рук и твердил: «Пустите! Партия — за свободу!» Когда они проходили мимо группки у дверей, один из мужчин сказал: «Какой стыд!», на что Рафа ответил: «Иди в задницу», — и тут Хулия втолкнула его в подъезд.
В помещении ячейки царило всегдашнее оживление. Вышедший из первой комнаты Айюсо остановился при виде вошедших, и сразу же замерла вся деятельность и смолкли все разговоры. Дарио смотрел на Виктора открыв рот.
— Вот так депутат, — проговорил он, — волокут, точно мертвое тело…
Из-за плеча Айюсо выглянула лысина Кармело. Он нервно задвигал руками, пальцем поправил очки, спросил:
— Это они?
Айюсо пожал плечами. Вчерашний синяк у него стал еще больше, расползся до самой вспухшей губы. Он сказал еле внятно, краешком рта:
— Депутат на своем боевом посту.
Кармело сказал «Дай пройти», оттолкнул его и очутился перед группкой, шествовавшей по коридору к штаб-квартире Дани. Он открыл дверь. Дани, худой и зеленый, несколько напоминавший инквизитора, сидя в кресле, разговаривал по черному телефону. По другую сторону стола на подлокотнике красного кресла сидел и курил Мигель. Кармело победно провозгласил:
— Вот они!
Дани взмахнул рукой, прося тишины.
— Да, — говорил он. — Так и сделаем, идет, дорогой… Ну, ладно. — Он с возрастающим удивлением глядел на вошедших, на грязные лица, растрепанные волосы Виктора и Рафы. — Да, они здесь… хорошо… Пока… Обнимаю.
Он повесил трубку и, облокотившись на стол, уставился на покаянно остановившихся в дверях Лали, Хулио, Хуанхо, Виктора, Кармело, Рафу и Анхеля Абада. Наконец сказал, подняв густые брови:
— Поучительное зрелище.
Рафа, смеясь, неуклюже подошел к столу:
— Короче, Дани, мы собрались спасать спасителя.
Дани не удостоил его взглядом. Золотым обручальным кольцом он постукивал по краю стола, и брови его ходили вверх-вниз, вверх-вниз. Виктор тяжело опустился в красное кресло, прижимая правую руку к груди, остальные покорно стояли в ожидании. Дани обратил к Лали вопрошающий взгляд.
— Полагаю, этому есть какое-то объяснение, — сказал он.
Лали не дрогнула:
— Чего ты от меня хочешь?
Дани взорвался:
— Как это, чего я хочу, елки-моталки! Сдерживать должна была, пропади они пропадом! И если надо — вздрючку дать! Ты понимаешь, как это выглядит за четыре дня до выборов?
— Понимаю, — спокойно сказала Лали. — Но как я, по-твоему, могу их сдерживать?
Дани ударил кулаком по столу и поднялся:
— Черт подери! Ты что, хуже мужика?
— Не дури, Дани, ты нервничаешь и говоришь глупости.
Рафа смешно сморщился. И опять повторил:
— Знаешь, Дани, мы собирались спасти спасителя.
Дани схватился за голову.
— Заткнешься ты когда-нибудь, поганый твой язык! — Он обратился к Мигелю и Хуанхо: — Ну-ка выкиньте этого мерзавца отсюда куда угодно, только вон отсюда. Пусть Примо принесет ему кофе, а потом отправьте домой — проспаться.
Рафа, заикаясь, возразил:
— Ну это уж слишком, старик.
Мигель схватил Рафу за плечи:
— Пошли, борец за свободу.
Они вышли вместе с Хуанхо в узенькую дверь. Виктор, не вставая с кресла, наклонился вперед и сказал мягко, но с неожиданным напором:
— Погоди, Дани, ты же его не видел, ты судить не можешь.
Дани наморщил нос.
— О ком речь? — спросил он у Лали.
— О сеньоре Кайо, старом крестьянине из Куреньи.
Виктор опустил голову.
— Уму непостижимо, Дани. Он как бог — все умеет и все делает так легко и просто. А что мы ему можем предложить, спрашиваю я тебя. Слова, слова и еще раз слова… Это единственное, что мы научились производить.
Дани сел на место. Правая рука его беспокойно барабанила по столу.
— Я полагаю, руководители были во все времена, — заметил он.
Виктор поднял голову:
— Руководители? А зачем сеньору Кайо руководитель? Не обольщайся, Дани, мы ему не нужны.
Глаза Дани нервно забегали по лицам присутствующих. Он почувствовал, что присутствующие словно теряют почву под ногами, словно теряют уверенность и с тревогой начинают осознавать свою бесполезность. Анхель Абад сказал после паузы:
— Чудное опьянение у депутата, Дани.
Лали уточнила:
— Я бы сказала, с озарением.
Дани посмотрел на нее:
— Ты что — заодно с ним?
— Скажем, я его понимаю.
Анхель Абад сказал:
— Селения в горах пустые. Дани, я тебя предупреждал.
Дани под столом пинал воздух ногами.
— А почему вы не вернулись, когда увидели, что там никого нет?.
Ответила Лали:
— Нам следовало знать об этом заранее, Дани. Вот в чем ошибка.
Дани опять пришел в бешенство:
— Ты хочешь сказать, я виноват, что селения опустели? Хочешь сказать, так-разэтак, я виноват: зная наперед, что селения пусты, я двух наших лучших людей послал туда прошвырнуться ради забавы?
Виктор опустил тяжелый кулак на стол, да так, что телефоны, пепельницы и бутылки звякнули. Дани осекся. Виктор вцепился в край стола — ногти и пальцы побелели.
— Слушай, Дани, — сказал он отчаянно, — ты не хочешь меня понять. Этот старик может спокойно себя прокормить, он сам себе хозяин и ни от кого не зависит, понимаешь? Вот это и есть жизнь, Дани, настоящая жизнь, а не наша. — Он предостерегающе поднял вверх указательный палец и продолжал: — Мы перемудрили: ты, я, он, мы погрязли в словах. И не сумели понять этих людей вовремя, а теперь поздно. Мы говорим на разных языках.
Он замолк и уставился перед собой, куда-то за спину Дани, на погасшие стекла домов за окном. В глазах его не было пьяного блеска, они светились возвышенным сомнением провидца. Несколько секунд все молчали, потом Кармело робко кашлянул. Правый глаз Дани нервно мигнул несколько раз:
