Мигель Делибес - Кому отдаст голос сеньор Кайо? Святые безгрешные

Мигель Делибес

Предисловие: Феномен Делибеса

Имя Мигеля Делибеса, одного из наиболее значительных прозаиков современной Испании, хорошо известно советскому читателю. Лучшие его произведения, наиболее ярко представляющие его творчество и ознаменовавшие самые важные вехи на пути эволюции писателя, давно издаются в Советском Союзе[1]. Более того, творчество Мигеля Делибеса настолько серьезно и всесторонне исследовано советскими литературоведами и критиками, что любая попытка обратиться к написанному им до 1975 года чревата риском непроизвольного повтора оценок и наблюдений, сделанных уже — причем на очень высоком уровне — теми, кто до этого обращался к романам испанского писателя.

Поэтому прежде чем перейти к двум произведениям, которые издательство «Радуга» предлагает вниманию читателей в этой книге, попробуем разобраться, в чем же заключается своеобразие творчества Мигеля Делибеса и каковы причины его столь постоянного, длящегося более тридцати лет литературного успеха.

Признание рано пришло к выпускнику юридического факультета и специалисту по торговому праву, избравшему к тому моменту карьеру журналиста и работавшему в редакции газеты «Норте де Кастилья» в своем родном городе Вальядолиде. Мигелю Делибесу исполнилось 28 лет, когда в 1948 году ему за первый роман «Кипарис бросает длинную тень» была присуждена самая значительная литературная премия в Испании тех лет — «Эухенио Надаль». Между тем, книга была, откровенно говоря, сыровата и юношески наивна. С тех пор почти не проходило года, чтобы писатель не публиковал очередную книгу — роман, путевые очерки, сборник репортажей. Многие из этих публикаций становились событиями в литературной жизни страны, отмечались высшими премиями разных издательств. По произведениям писателя ставились театральные спектакли, снимались фильмы. Его романы издавались и за рубежом — они переведены на все основные языки мира.

Такой стабильный успех особенно поразителен, если учитывать, что писатель никогда не искал легких путей к читателю, ставил перед ним трудные вопросы, не поддавался искушению стать «коммерческим» литератором, а таких в Испании немало и они составляют конкуренцию серьезным прозаикам. Напротив, Мигель Делибес пишет в традиционной манере классического критического реализма, без всяких внешних эффектов и изысков, не прибегая к острым сюжетным линиям, которые бы сами по себе приковывали внимание к написанному. Героями его произведений являются люди, не способные вызвать интерес у любителей легкого чтения — крестьяне, домашние хозяйки, учителя, то есть люди, находящиеся на низших ступеньках общественной иерархии, ведущие «серое», ничем не примечательное существование.

Испанская критика не раз писала о «загадке Делибеса», даже о «феномене Делибеса». Одни, как Сайнс де Роблес, связывали его успех с неповторимым языком, богатым и точным словарем писателя, с присущим ему врожденным чувством меры. Другие пытались объяснить дело тем, что творчество Мигеля Делибеса якобы отвечает основным канонам «костумбризма» — литературного течения, появившегося в Испании еще в XIX веке, для которого характерно углубленное бытописание без особых обобщений.

Такие экспликации, конечно, не проясняют сути дела. Прозаиков с прекрасным чувством слова и вкусом в современной Испании немало, костумбризм давно уже вышел из моды. Между тем Мигель Делибес упорно остается верен своей непритязательной манере, а звезда его популярности поднимается все выше.

И все это вопреки тому, что в испанской критике — особенно в 70-е годы — часто появлялись прогнозы, согласно которым читатель вот-вот должен был охладеть к творчеству Мигеля Делибеса. Ведь происходило что-то поистине необъяснимое. Прозаики, начинавшие вместе с Делибесом свой путь в литературе, — братья Хуан и Луис Гойтисоло, Кармен Лафорет, Рафаэль Санчес Ферлосио, Долорес Медио, Хуан Гарсиа Ортелано, Ана Мария Матуте и другие — подобно сказочному герою, задумавшемуся на перекрестке жизненной дороги, принимались искать новые пути: одни переходили к более сложным метафорическим средствам художественной выразительности, как бы соревнуясь с победоносно наступавшим латиноамериканским романом; другие лишь изредка публиковали новые произведения, иногда оказывавшиеся ниже уровня первых их работ, третьи вообще замолкали. А Мигель Делибес уверенно шел от удачи к удаче, продолжая работать в раз и навсегда выбранном им ключе, и, несмотря на появление новых имен в испанской прозе, оставался одним из самых читаемых прозаиков.

Конечно же, когда мы пишем, что Мигель Делибес остается верен своим героям, своей теме, своей проблематике, это не значит, что все его новые произведения — «повторение пройденного». На самом деле он, наметив однажды четкий ареал для своего писательского внимания и сохраняя в целом свою стилистику, с каждым произведением подинмался на новый виток эволюции, открывал все новые глубинные пласты в исследуемом им жизненном материале, находил все новые и новые резервы в своей писательской манере, которую — при всей условности подобной аналогии — можно назвать верностью толстовской традиции в литературе: «зеркальное» отображение действительности, глубокое внимание к коренным нравственным проблемам и вечному вопросу «чем жив человек?», горячее неприятие всего суетного, сиюминутного, заслоняющего сокровенно-человеческое.

Касаясь корней успеха Мигеля Делибеса, советский литературовед И. Тертерян, работы которой получили высокую оценку на родине писателя, отмечала: «Испанские литераторы много говорят сейчас о задаче „национальной самокритики“, выпавшей на долю литературы. Изыскиваются весьма прихотливые формы такой самокритики, предлагаются сложные повествовательные формы, призванные якобы мифологизировать недавнюю историю… Мигель Делибес отказался от подобных литературных экспериментов. Он просто осуществляет, пожалуй, самый значительный в испанской литературе наших дней опыт глубокого, неоспоримо критического анализа испанского общества, его истории и сформированного этим обществом сознания»[2]. Полностью соглашаясь с этой оценкой, хотелось бы добавить, что секрет успеха Делибеса в не меньшей мере объясняется тем, что писатель с самого начала обратился к специфическому слою этого общества, к его сознанию.

«В нашем обществе много людей и целых народов, которые потому, что не захотели, или потому, что не сумели вовремя вскочить на подножку, пропустили поезд изобилия и остались обделенными. Это скромные, униженные и оскорбленные люди… и они тщетно ждут здесь, на земле, какой-нибудь помощи от вечно немого бога и с каждым днем все более далекого ближнего», — писал в 1976 году Мигель Делибес, уточняя, кого он избрал героями своих произведений. Но речь идет не просто о привычных для нас «скромных, униженных и оскорбленных людях», которые давно — и с особой силой в русской литературе XIX века — во многих странах стали предметом внимания писателей с острым нравственным и социальным чувством. Мигель Делибес пишет также о «народах» («pueblos»), а слово это имеет в испанском языке много оттенков, которые нелегко точно перевести на русский. В данном случае понятие, которое писатель имеет в виду, за неимением адекватного слова, следовало бы раскрыть, используя развернутое выражение, как «край с обитающими там людьми». Именно эта социально-этническая единица (тут напрашивается и слово «провинция», но оно уже, чем то, что имеет в виду писатель) с самого начала находилась, и по сей день остается в центре внимания прозаика — целые края родной страны, оказавшиеся на обочине столбовой дороги современного промышленного развития, переместившегося главным образом в отдельные районы и крупные города.

Сам уроженец провинции, проживший в Вальядолиде всю свою жизнь, исходивший пешком — с охотничьим ружьем на плече и просто с записной книжкой в кармане — весь северо-запад Испании, который, наравне с югом страны, Андалузией, является «золушкой» испанского экономического развития в 60–70-е годы, одним из самых заброшенных и бедных районов, Мигель Делибес прекрасно знает людей и проблемы этой периферии, глубоко проникся ее тоской и неизбывным отчаянием. Его нельзя вместить в рамки «деревенской», как принято говорить у нас, прозы; не вмещается он и в каноны чистого костумбризма. Ибо Мигель Делибес не просто бытописатель Старой Кастилии и Эстремадуры, он не просто художник, запечатлевающий красоту природы, особенности нравов и народной культуры (хотя все это тоже присутствует в его романах). Главное — другое: он — выразитель сокровенных чаяний и острой неудовлетворенности именно этой части человеческого ландшафта Испании, и не только в плане социальном, но и гуманистическом.