Пол Боулз - Замерзшие поля
— Мама, — позвал он.
— Аа-а? — откликнулась та машинально, не глядя на него.
— А почему мистер Гордон живет у дяди Айвора?
Теперь она уже смотрела него — пугающе пристально.
— Что еще такое? — резко спросила она. И не успел он повторить вопрос, вдруг ответила спокойно: — Дорогой, разве ты не знаешь: ведь дядя. Айвор — санитар. Как мисс Оливер, помнишь, которая за тобой ухаживала, когда ты болел гриппом? Только мужчина. Он мужчина-сиделка.
— А мистер Гордон болен?
— Да, — подтвердила она полушепотом. — Он очень больной человек, но об этом нельзя говорить.
— А чем он болен? — Дональд понимал, что специально ведет себя как маленький, надеясь узнать больше. Но мать уже говорила:
— Не знаю, зайчик. А теперь давай-ка на кухню. А то тут замерзнешь. Марш! Чтоб я тебя не видела!
Он хихикнул, убежал обратно на кухню, довольный, что установил существование тайны.
За ужином отец посмотрел на него через стол с той особой строгостью, которую приберегал для неприятных замечаний:
— А вы сегодня не были на улице, молодой человек. Вечером прогуляемся по дороге.
Тетя Луиза принесла с собой большой бокал бренди и за едой потягивала из него.
— Слишком холодно, Оуэн, — возразила она. — Он до смерти замерзнет.
Дональд понимал, что она хочет ему помочь, но предпочел бы, чтобы тетка промолчала. Если это начнут обсуждать, отец точно не забудет о прогулке.
— Слишком холодно! — усмехнулся отец. — В нашей маленькой семье несколько основных правил, и одно из них — он должен каждый день дышать свежим воздухом.
— А что, на Рождество нельзя сделать исключение? Всего на один день? — настаивала тетя Луиза.
Дональд не решался поднять взгляд, опасаясь увидеть отцовское лицо.
— Послушай, Луиза, — едко ответил отец. — Давай-ка ты займешься своими делами, а я своими. Так мы лучше поладим. — Потом, словно раздумывая, бросил: — Ты не против?
Тетя Луиза, перегнувшись над бабушкиной тарелкой к отцу Дональда, заговорила очень громко — так, что все перестали есть:
— Нет, я против! — воскликнула она. — Ты с утра до ночи изводишь ребенка. Это позор! Я не буду сидеть, сложа руки, и смотреть, как мучают мою плоть и кровь!
Бабушка и отец Дональда заговорили вместе.
— Луиза… — пыталась урезонить ее бабушка.
А отец крикнул:
— У тебя никогда не было детей. Ты ничего не смыслишь в воспитании.
— Зато я знаю, когда человек упертый эгоист, — заявила тетя Луиза.
— Луиза! — с удивлением и легким упреком ахнула бабушка. Дональд не отрывал взгляда от тарелки.
— Я когда-нибудь приезжал в Ратленд, совал нос в твои дела и критиковал? Хоть раз? — спросил отец.
— Ну ладно вам, ладно, — встрял дядя Виллис. — Давайте не будем портить чудесное Рождество.
— Вот именно, — сказал дедушка. — Мы все счастливы. Давайте не говорить того, о чем потом пожалеем.
Но тетя Луиза не сдавалась. Она сделала большой глоток бренди и чуть не поперхнулась. Затем, все так же подавшись к отцу Дональда, продолжала:
— Что ты хочешь сказать, «приехал в Ратленд и критиковал»? А что критиковать в Ратленде? Там что-то не так?
Какой-то миг отец Дональда не отвечал. Казалось, что в эту секунду все хотят что-то сказать, но не могут. Короткую паузу нарушил отец Дональда, заговоривший странным, мягким голосом, и Дональд сразу узнал злобную пародию на дядю Айвора:
— Ах, нет! В Ратленде даже распутицы не бывает!
Внезапно мать Дональда одновременно швырнула салфетку на стол и гневно оттолкнула стул. Вскочила и выбежала из комнаты, захлопнув за собой дверь. Никто не произнес ни слова. Дональд замер, не решаясь поднять глаза, не смея даже дышать. Затем понял, что отец тоже встал и идет к двери.
— Оставь ее в покое, Оуэн, — сказала бабушка.
— А ты не суйся, — ответил отец. Ступеньки скрипели, пока он поднимался. Все молчали, только бабушка попыталась встать.
— Я иду наверх, — объявила она.
— Бога ради, Эбби, сиди спокойно, — сказал ей дедушка. Бабушка откашлялась, но не встала.
Тетя Луиза сильно раскраснелась, все лицо у нее подергивалось.
— Омерзительно, — сказала она глухим голосом. — Просто омерзительно.
— Мне хотелось дать ему по морде, — призналась тетя Эмили. — Вы слышали, что он мне сказал, когда мы получали подарки? — Поймав взгляд дяди Грега, тетя Эмили умолкла. — Что ж такое, Дональд! — воскликнула она бодро. — Ты почти ничего не съел. Ты что, не голоден?
Он представлял, как в спальне наверху отец выкручивает матери руки и трясет ее, чтобы она посмотрела на него. Но она отворачивается, и отец бьет ее, сбивает с ног, колотит — как можно больнее — по всему телу. Дональд поднял голову.
— Не очень, — ответил он.
Без предупреждения заговорил мистер Гордон; в руке он держал стакан и разглядывал его, вертя перед собой.
— Семейные ссоры, — вздохнул он. — Привычное дело. Напоминает мое детство. Теперь мне кажется, мы никогда не обходились за столом без свары, хотя ведь иной раз все-таки поругаться стоит. — Он опустил стакан. — Ну, все они уже умерли, слава богу.
Дональд быстро бросил взгляд на мистера Гордона — словно видел его в первый раз.
— Снег идет! — с восторгом вскричала бабушка. — Смотрите, снег идет. Я ведь знала, что до вечера будет снег. — Она не хотела, чтобы мистер Гордон продолжал.
Тетя Луиза всхлипнула, встала и пошла на кухню. Дядя Айвор направился за ней.
— Смотри-ка, Дональд! У тебя вилочка! — крикнула тетя Эмили. — Съешь мясо, мы ее повесим сушиться над плитой, а завтра будем на ней гадать. Разве не здорово?
Дональд взял косточку и стал сжевывать полоски приставшего к ней белого мяса. Аккуратно очистив ее, слез со стула и понес кость на кухню.
Там было очень тихо, на плите пыхтел чайник. Падающие снежники за окном казались темными от белизны вокруг. Тетя Луиза, согнувшись, сидела на табуретке со скомканным платком в руке, а дядя Айвор склонился над нею и что-то очень тихо говорил. Дональд положил косточку на полку у раковины и хотел было уйти на цыпочках, но дядя Айвор его заметил.
— Хочешь, пойдем вместе в курятник? — предложил он. — Мне нужен десяток яиц, возьму с собой в Ратленд.
— Пойду пальто надену, — сказал Дональд. Ему не терпелось уйти, пока не спустился отец.
Тропинка, ведущая к курятнику на холме, была не расчищена, а притоптана. Новый снег заметал следы; кое-где их уже было не видно. Дядя Айвор вошел в курятник, а Дональд замер и задрал голову, пытаясь поймать снежинки ртом.
— Входи и закрой дверь. Все тепло выпустишь, — сказал ему дядя Айвор.
— Иду, — отозвался Дональд. Он перешагнул порог и захлопнул дверь. Внутри воняло. Когда дядя Айвор подошел к курам, те вяло, недоверчиво заквохтали.
— Скажи мне, Дональд… — начал дядя Айвор, ощупывая солому.
— Что?
— Твоя мама часто выбегает из комнаты и захлопывает дверь вот так, как сегодня?
— Бывает.
— А почему? Твой папа нехорошо себя с ней ведет?
— Ну, — промямлил Дональд, — они ссорятся.
Он чувствовал себя неуютно.
— Да, очень жалко, что твой папа вообще женился. Было бы лучше для всех, если бы он остался холостяком.
— Но ведь тогда я бы вообще не родился, — воскликнул Дональд, не понимая, всерьез ли говорит дядя Айвор.
— Да уж надеемся, что нет! — дядя Айвор вытаращил глаза, скорчив дурацкую рожу. Теперь Дональд понял, что это какая-то шутка, и рассмеялся. Дверь распахнулась.
— Дональд! — взревел отец.
— Что случилось? — спросил он чуть слышно.
— Иди сюда!
Дональд, заплетаясь, направился к двери; его отец неуверенно вглядывался в темноту.
— Что ты там делаешь? — спросил он.
— Помогаю дяде. Айвору искать яйца.
— Пффф!
Дональд шагнул на улицу, и отец захлопнул дверь.
Они двинулись по дороге к ферме Смитсонов. Отец шел следом и тыкал ему в спину, приговаривая:
— Выше голову. Грудь расправь! Хочешь быть сутулым? Сам не заметишь, а уже начнется искривление позвоночника.
Когда, изрядно отойдя от дома, они оказались там, где сбившиеся деревца подобрались к дороге, отец остановился. Огляделся, наклонился, набрал пригоршню свежего снега и скатал в тяжелый снежок. Затем швырнул его в довольно высокое дерево в стороне от дороги. Снежок разлетелся, оставив белую отметину на темном стволе.
— Ну-ка посмотрим, ты попадешь? — сказал он Дональду.
Может, тут ждет волк — где-нибудь прячется в непроглядном мраке чащи? Очень важно не разозлить его. Если отец хочет испытать судьбу и швырять снежки в лес, пусть себе, а Дональд не будет. Тогда, быть может, волк поймет, что хотя бы он — его друг.
— Ну давай, — сказал отец.
— Нет. Не хочу.
С притворным изумлением отец переспросил:
— Да ну? Не хочешь? — Но тут его лицо стало опасным, а голос хлестнул, как плеть. — Ты будешь делать, что тебе говорят?
