Давид Беньковский - Любовь красное и белое
Вдруг замечаю приоткрытую дверь на лестницу, ведущую в наш подземный гараж. Заинтриговало меня то, что всегда закрытая дверь открыта, обычно мы лифтом пользуемся. Выхожу на лестницу и вижу там сидящую Сандру. Вот это да, думаю я, Сандра одна, можно этим воспользоваться, чтобы поговорить с ней наедине, а не в лифте или у Алекса.
Видно, устала она от съемки программы, решила отдохнуть. Иду к Сандре и замечаю: с ней что-то не так. Сидит на корточках, ноги к подбородку подтянуты, расстроенная какая-то, непричесанная. Не похожа она на Сандру, самую красивую Куклу в столице, которая смотрит на нас со всех билбордов. Останавливаюсь и понять не могу, показалось мне или нет, действительно с ней что-то не так? Раз Сандра здесь одна сидит, то почему бы мне не подойти?
Тихо поднялся на одну ступеньку. А она сидит, закрыв лицо руками. И плачет, она плачет! Слезы, снова эти бабские Слезы! Такая Кукла, как Сандра, плачет?! Что в этом мире происходит, почему они все плачут? Из-за чего такая роскошная, классная Кукла, которая могла бы иметь все и всех, может плакать? Не для этого Сандра создана! И вообще, куда подевались нормальные женщины, которые не плачут? Ничего не понимаю!
Стою на лестнице, боюсь пошевелиться. Что делать? Пусть плачет! Если Сандра плачет, то я уж точно ей не помогу. И пячусь назад.
— А, Павел, это ты? — Сандра смотрит на меня, всхлипывая.
К несчастью, она меня заметила. Возвращаюсь на лестницу, предварительно закрыв за собой противопожарную дверь, ведущую в гараж. Сандра передвигается ближе к стене, уступая мне место. Сажусь и чувствую своим бедром ее бедро, соприкасаюсь с ней плечом. Никогда не сидел с Сандрой так близко. Когда мы пили виски, между нами на диване всегда был Алекс. Когда я так близко с ней сижу, мой процессор начинает быстро совершать операции и выдает на экран те же картинки, которые я вчера в душе смотрел.
Потому что Сандра, даже заплаканная и спрятавшая свои Формы и Пропорции под одеждой, остается той же красивой Сандрой, вожделенной Куклой. И мой процессор в этой ситуации начинает работать с большей интенсивностью, чтобы представить все, что скрыто под ее одеждой. Надо же, сижу рядом с Сандрой! Украдкой делаю глубокий вдох — воздуха не хватает. Давление, Давление, Давление! Необыкновенная мужская сила!
— Что случилось? — спрашиваю я, чтобы установить между нами связь.
— Ах, Павел… — И снова в плач. И Слезы, Слезы, Слезы.
А мне нехорошо становится, поскольку я чувствую бедро и плечо такой Куклы, как Сандра, и Давление все сильнее дает о себе знать, а у нее Слезы льются, и я начинаю слабеть, и вот-вот стану слабаком с женским мозгом. Как быть с Давлением, когда тут Слезы?! От Слез Давление падает. Остается только зубы и кулаки сжать. Стараюсь сосредоточиться только на ее Формах и Пропорциях. К тому же это не трудно, когда сидишь рядом с такой Куклой.
— Я больше не могу… — говорит Сандра, всхлипывая. — Мы с Алексом не понимаем друг друга. А мне бы так хотелось, чтобы у нас было взаимопонимание. Он мне очень дорог. Но я не выдерживаю рядом с ним. Павел, ты же знаешь, как он живет.
Я прекрасно знаю, как Алекс живет. Он мой сосед, и я знаю его дольше, чем Сандра. И, честно говоря, не вижу ничего необычного в его существовании. Но женщины, которые с ним общаются, не могут смириться с его образом жизни.
— Павел, он не может ни с кем жить! Он никого и ничего, кроме себя, не видит. Он думает только о себе, о себе и еще раз о себе. Потому что он артист! — И она снова принимается плакать.
А я только на ее Формах и Пропорциях стараюсь концентрироваться, пытаюсь представить, какое на ней белье. Какие, к примеру, на ней сегодня трусики и как они сидят.
— Приезжаю к нему, когда ему захочется. Все бросаю: если фотосессия, то я ее сокращаю, если кинопроба, то переношу. И еду к нему, а он сидит на своем диване, грустный, с отсутствующим видом, и от него несет виски. — Сандра делает глубокий вдох. — Павел, если бы ты знал, в каком состоянии я его вчера застала. Он напился, Павел, напился.
— Знаю, я заходил к нему. — Киваю, чтобы Сандра поняла — я с ней, я ей сочувствую. И добавляю, что понимаю, как ей тяжело. — Ничего нельзя было сделать, — говорю я, не желая вспоминать о виски и футбольном матче.
— Вот видишь, Павел, видишь?.. Ты меня понимаешь, Павел, ты знаешь, как с ним тяжело. — Ее голова вдруг оказывается на моем плече. — Я его спрашиваю: дорогой, что случилось? А он сидит, как мумия, и не отвечает, будто не слышит и не замечает меня. Еще раз спрашиваю его: Алексик, что случилось? А он что-то бормочет себе под нос. Мне так хотелось взбодрить его, встряхнуть. Я не сразу поняла, в каком он с состоянии и как напился. Рассказываю, что ради него прервала фотосъемку для «Эль Трапа», потому что соскучилась. А он что-то бормочет бессвязное. — Сандра перестает плакать. Придвигается ко мне и кладет ладонь на мое колено. Рука Сандры, рука Сандры, девушки с обложки, на моем колене! Павел, мог ли ты мечтать об этом?! — Если бы это раз или два было, когда он устал или не в духе. А он все время такой, Павел. И даже когда трезвый. Только о себе думает. Великий артист, видишь ли, ведет великую программу, ему нужны личное пространство и свобода. А у меня проблема, Павел. Бьянко де Вальгодеско заинтересовало мое лицо, и он предложил мне принять участие в проекте «Массаж кита». Мы, модели из Европы, полетим в Штаты и будем плавать в океанариуме с касатками, а Бьянко будет нас снимать. Но я боюсь так далеко ехать, лететь на самолете над океаном, а там ведь придется быть одной! Сейчас мне так необходимо его внимание. Мне бы хотелось, чтобы он пожалел меня, обнял, произнес теплые слова, раскрыл свои чувства. Честно говоря, я не хочу ехать туда без него, потому что буду скучать. Я так ему и сказала, а он на меня уставился и молчит, а потом отворачивается и смотрит на плиту или стол, возле которого стоит, когда эту чертову программу снимают. И вот я обнимаю его, Павел, обнимаю его, поскольку боюсь лететь в Штаты, и вообще, я к нему прихожу, потому что люблю его, а он вдруг говорит, что думает о зразах и о том, кого ему пригласить на следующую программу на их дегустацию. А потом просит меня не забивать ему голову всякой чепухой, ведь он над сценарием работает. Как тебе это, Павел?
Наконец Сандра замолкает и перестает плакать. Ничего не отвечаю — я понимаю, что молчание в такой ситуации Сандра примет за сочувствие.
— Знаешь, Павел, мне так нужно понимание. — И она вроде как случайно кладет голову на мое плечо.
Все идет отлично, Павел, лучше не бывает! Мысленно повторяю: «Понимание». Они так это называют. Когда я слышу от женщины, что ей нужно понимание, во мне Твердость возникает. Ничего удивительного: она так ко мне прижалась, что я уже чувствую ее Формы. А раз так, то я уверен, что она ждет от меня Твердости! Мечтает о том, чтобы решительный и сильный мужчина прогнал прочь все ее огорчения! И когда она кладет голову на мое плечо, я чувствую, что она хочет именно этого. Может, это и называется пониманием. Мне все равно.
— Ах, Павел, если бы ты знал, как мне надоели все эти гости, которые только о себе и думают. — Она тяжело вздыхает. — Все эти журналисты считают меня куклой, Павел, да, представь себе.
А я думаю, что они правы. Ты и есть Кукла, красивая Кукла. Только почему тебя это огорчает? Разве не осталось больше женщин, которые счастливы просто от того, что нравятся мужчинам? Я думал, это самая большая мечта каждой женщины. Ничего не понимаю. Ничего!
— Павел, эти люди не способны испытывать никаких чувств. — Рука Сандры все еще лежит на моем колене. — Для них женщина предмет, не человек. Так устроен шоу-бизнес. Я ужасно одинока. — И снова начинает всхлипывать.
А я глажу ее по голове, чтобы она снова не разрыдалась. Стараюсь продемонстрировать понимание, нежность, мягкость и не выдать своей Твердости, не признаться в Твердости, чтобы ее не отпугнуть, подавляю свое Давление. С женщинами всегда приходится играть, делать вид, прикидываться. А они сами себе не признаются в том, как им нужна мужская Твердость.
— Вот ты, Павел, совсем другой, — тихо говорит она. А я ее очень осторожно обнимаю. И чувствую ее теплое дыхание и теплую кожу на своем плече. И вся она на меня оперлась, и я чувствую ее тело. Продолжаю ее гладить по голове; и иногда моя рука как будто случайно соскальзывает на неприкрытую часть ее спины. — Ты по-другому думаешь. Я чувствую, ты, Павел, нормальный парень, с тобой можно поговорить по-человечески. Ты выслушаешь и все поймешь, не то, что другие. — А я ее нежно поглаживаю, хотя теперь чуть более решительно. Она все ближе и ближе придвигается ко мне, и я чувствую, как она тает под моими пальцами. — Ты, Павел, серьезный мужчина, а те, с кем я общаюсь, — бездарности. А ты юрист, занимаешься важными делами, с тобой женщина чувствует себя в безопасности. — После этих слов моя ладонь перемещается на открытую спину Сандры, и я глажу ее решительно и уверенно. — Павел, признайся, если бы я тебе сказала о том, что собираюсь в Штаты, что боюсь лететь и что буду по тебе скучать, то как бы ты отреагировал? Ты бы не сказал, что думаешь о зразах и своей следующей программе?
