Олег Красин - Дети Метро
— Зачем мне чужие комиссионные? — спросила она, наконец, сделав над собой усилие, — это сделка Васи, я ему хотела помочь, но если не нужно… — у неё выступили слезы на глазах.
Она встала и взяв кувшин с водой принялась поливать цветы на подоконнике.
— Ты чего, Катюх, обиделась? — с наигранно невинным видом спросил Никита, — я же пошутил.
«Пошутил, как же!» — продолжала обижаться Катя, не замечая, что перелила воду в горшок с кактусом.
Никита хотел еще что-то добавить, но в это время на его столе зазвонил городской телефон, и он с видимым облегчением, что избавился от дальнейших объяснений, переключился на разговор с клиентом.
— Кать, я совсем не повёлся, что ты хочешь мои комиссионные, — извиняющимся тоном произнес Вася, — это всё Никита. Просто у тебя своих дел полно. Ты точно поможешь?
Катя уже успокоилась и ответила, повернувшись к нему:
— Если тебе нужно, то помогу. Я свой план на этот месяц уже выполнила.
— Тогда с меня шоколадка.
— Одной шоколадкой не отделаешься, а вот «Мартини»… — ответила ему Катя оттаивая. Она с ожиданием посматривая в сторону Никиты, как будто надеясь услышать от него извинения, но тот был занят разговором и не смотрел на неё.
— Мы недавно с женой на спектакль ходили, — решил сгладить неловкость Никиты Вася, переведя разговор на другую тему, — смотрели что-то из классики.
— А что именно смотрели? Я как-то ходила на Ремарка «Три товарища», — Катя украдкой снова глянула на Никиту, с которым и ходила на спектакль, — мне ужасно понравилось.
— Где смотрели?
— В «Современнике».
— Знаешь, не люблю я эту ботву — жене нравиться, а я не люблю. Потому и не запомнил. По мне всё едино: что Чехов, что Островский.
— Нет, Вася, ты что? Как можно их путать? Чехов это надлом уходящего мира, который понимает, что время его ушло. А Островский, как сказали бы сейчас, едкая сатира на современную жизнь. Жулики, проходимцы, казнокрады. Очень похоже на наше время.
— Хочешь сказать, что когда рушился Союз, никто не описал переживания исчезающей партийной элиты, как это сделал бы Чехов?
— Пожалуй! Не было такого таланта, да и сейчас нет. А еще мне не нравится когда режиссеры выпендриваются. Знаешь, ставят, допустим, Гоголя «Ревизор», а там сплошной мат. Дочка и жена городничего спят с Хлестаковым, Бобчинский и Добчинский голубые, ну и всё в таком же духе.
Василий рассмеялся.
— А что тебе не нравиться? Зато современно, самовыражение режиссеров и всякое такое.
— Нет, мне это неинтересно. Я считаю, как бы сказать… не режиссер должен самовыражаться через пьесу. Это автор пьесы должен выражать себя через режиссера. Хочешь ставить «Ревизор» по-своему — пиши другую пьесу, свою, и ставь! По крайней мере, в советское время так не экспериментировали. Я иногда смотрю по «Культуре» старые постановки…
Закончивший разговор по телефону Никита, решив, что Катя уже на него не обижается, вмешался.
— То, что коммуниздили при коммунистах — сказал он, широко улыбаясь, — не сравнить с тем, что капитализдят при капиталистах.
— Сам придумал? — поддел его Вася.
— А то кто ж?
Катя помолчала, а затем, не обращая внимания на Никиту, словно его здесь и не было, продолжила говорить Василию:
— Еще мне понравилось, как актеры в спектакле играли — выкладывались с полной отдачей. Совсем не так, как они играют в сериалах. А тебе как, нравятся, Вась?
— Современные актеры? Не, не нравятся! Они все розовые какие-то, упитанные, как кабанчики. У америкосов посмотришь, там разные: и худые, и толстые, любые. А у нас все на одно лицо, будто их выращивают в одних и тех же инкубаторах.
— Ага, в кабаках и ресторанах, — рассмеялась повеселевшая Катя, которую отвлек разговор с Васей, хотя слова Никиты и оставили неприятный осадок.
Риэлторская фирма «Траян» находилась на тринадцатом этаже делового центра «Павелецкий» — высокого здания, облицованного снизу доверху в зеленоватое с бирюзовым оттенком стекло. Работать здесь было удобно, во-первых, недалеко от метро, а во-вторых, на пятом этаже было нечто вроде ресторанного дворика, куда Катя и другие сотрудники спускались в обеденный перерыв.
В их компании работало три десятка человек — коллектив был небольшим, но дружным. По крайней мере, если судить по корпоративам. Директор их фирмы, она же учредитель Анжелика Игоревна была женщиной яркой, ухоженной, незамужней, имевшей определенные связи в московской мэрии.
По поводу этажа у сотрудников ходили разные шутки, но сама цифра «тринадцать» совсем не мешала им, ни в бизнесе, ни в личной жизни. Наоборот, они чувствовали себя крутыми и дерзкими, так, словно их прикрывал некий глобальный щит от всевозможных неудач, подобно тому, как чувствует себя водитель с номерным знаком «666».
Когда Катя и Василий с обоюдным интересом обсуждали театральную жизнь Москвы, дверь их офиса приоткрылась и показалась Анжелика Игоревна, в короткой, до колен юбке. Ноги у неё были длинные, красивой формы, и она никогда не стеснялась их показывать. Сама Анжелика была рыжей с голубыми глазами дамой, без определённого возраста. Таким женщинам можно было дать как тридцать лет, так и пятьдесят; постоянное посещение косметических кабинетов, спа-салонов сделало её лицо гладким и глянцевым, как у куклы.
Едва войдя, она мимолетно глянула на Никиту и Василия, и Кате показалось, что она проверяет, произвели ли её длинные ноги должное впечатление. Потом она сказала Кате, что желает с ней переговорить.
— Катюш, — сказала она приветливо, едва они вошли в её кабинет, — до меня стали доходить слухи о твоём романе с Никитой. Учти, он человек женатый, ты можешь разбить его семью.
Услышав слова начальницы, Катя очень удивилась.
— Анжелика Игоревна, вообще-то, это наше с ним дело. Я ничью семью разбивать не собираюсь. Если он решит уйти от жены — это будет его выбор. Я не настаиваю! Но мне странно, разве сейчас это кого-нибудь волнует? Я имею в виду чужие отношения — сейчас это личное дело каждого.
— Не совсем так, Катюша, — все еще улыбаясь, сказала Анжелика Игоревна, хотя Катя и заметила, что улыбка её больше была данью вежливости, чем искренней, — не совсем так. Видишь ли, меня заботит репутация фирмы. Бизнес у нас, хотя мы и в Москве, специфический. Здесь все знают друг друга и всё друг о друге. Любой скандал, грязные сплетни — всё становится достоянием этих кругов. Мне не хотелось бы, чтобы до наших клиентов доходили слухи, что сотрудники компании «Траян» занимаются бл…дством вместо работы. Создать клиентскую базу очень сложно, а растерять её можно в один миг. Причем, не без помощи наших конкурентов.
Лицо Кати вспыхнуло. Она смотрела на свою начальницу исподлобья, но не так, как смотрела обычно — мило и немного застенчиво, она смотрела на неё настороженно и напряженно.
— Вы считаете, что мы подрываем репутацию?
— Не совсем так, — повторила свои слова Анжелика Игоревна, вальяжно положив на стол ухоженную руку и постучав по столу пальцами, отчего Катя заметила, что её ногти были покрыты ярко-красным лаком, — я не говорила, что именно ты подрываешь репутацию, Катя. Но ваш роман подрывает, а это мне не нравится.
Катя хотела ей грубо ответить, однако сдержалась.
Как только они начали встречаться с Никитой, тот в шутку заметил, что Анжелика на него положила глаз. Их директрисса несколько раз намекала на то, что не прочь с ним поужинать, пару раз организовывала совместные выезды к клиентам, якобы для того, чтобы проконтролировать качество работы риэлторов. Мягко и совершенно естественно она демонстрировала ему свои женские формы, которые считала привлекательными и соблазнительными для мужиков. Следила за его реакцией.
К её ненавязчивому домогательству Никита относился с юмором. Он подшучивал, вспоминая известный американский фильм «Разоблачение», где начальница, которую играла Деми Мур, приставала к своему подчиненному Майклу Дугласу. Никита со смехом заметил, что до суда у них дело не дойдет.
«А что, переспишь с ней?» — тоже со смешком спросила Катя.
Сейчас, слушая слова начальницы, она невольно гадала, что вызвало их причину. Действительно ли это забота со стороны Анжелики о репутации фирмы или в ней говорит уязвленное женское самолюбие?
— Ты, конечно, можешь поступать, как хочешь, — продолжила говорить Анжелика Игоревна, меняя позы в кресле за столом и двигаясь с грацией и мягкостью кошки, готовой внезапно выпустить коготки, — я не могу указывать, что тебе делать — ты взрослая девочка, но прошу не смешивать личное с рабочим. Перефразируя известную поговорку, я бы сказала: «не трахайся там, где работаешь, не работай там, где трахаешься». Это мягко сказано, чтобы ты не обиделась.
— Я не обижаюсь, Анжелика Игоревна. У вас всё?
