Кэтрин Борн - Обрести надежду
Она все-таки сама открыла, совершенно не готовая к тому, что ее ждало.
Справа от прихожей была кухня, и там Донни, голый по пояс, стоял у плиты и что-то помешивал деревянными ложками в четырех кастрюлях. Джоанна вспомнила ароматы бабушкиной кухни в Шипшед-Бэй — сногсшибательный букет запахов лука, чеснока, оливкового масла, помидоров, перчиков и колбасы. Джоанна вечно клянчила у бабушки попробовать, и та, как обычно, подмигнув, говорила: «Только не говори своим братьям!» — и с заговорщическим видом подносила к губам Джоанны деревянную ложку. После смерти бабушки шесть лет назад Джоанне достались в наследство все ее рецепты, которые теперь хранятся в нижнем ящике кухонного буфета. Рецепты были дороги Джоанне как память, а не просто как рецепты блюд. Бабушка всегда говорила, что по этим рецептам может приготовить каждый, но ни у кого не получится так же вкусно. Она, конечно, была права. И если бы даже Джоанна интересовалась кулинарией, она бы все равно не рискнула вернуть к жизни бабушкино кулинарное мастерство. Рецепты она оставила здесь специально — чтобы сохранить в этой квартире какую-то часть себя. И вот теперь записи оказались востребованы — это Джоанна поняла, когда увидела на столе карточки, исписанные бабушкиным почерком.
Потом она взглянула налево, в гостиную, и сердце у нее защемило. Это была не комната, а помойка. Диван и кресла завалены ношеной одеждой; журнальный столик в восточном стиле, который она сама купила в шикарном мебельном магазине, похоронен под грудами бумажек, журналов и грязной посуды. Но больше всего ее убило огромное количество упаковочных коробок, какие используют при переезде — тех самых коробок, в которые Джоанна грозилась сложить все до единой свои вещички всякий раз, когда пугала Донни, что она никогда не вернется. До этого не дошло, но коробки с тех пор так и стояли на полу в том виде, в каком оставила их Джоанна, — наполовину набитые всякой всячиной: банными полотенцами, посудой, книгами, старой обувью.
— Привет! — окликнула она Донни.
Тот обернулся.
— Привет!
Он окинул ее взглядом с головы до ног.
— Какое у тебя миленькое платьице, Джо! Ты у нас теперь кто? Мисс Вселенная?
— Донни, ты чем занимаешься?!
— Еду готовлю, солнце мое. Это теперь мое новое хобби.
— По бабушкиным рецептам?
— А почему бы и нет? — Он задумчиво нахмурился. — Или ты думаешь, я разгневал ее этим?
— Да ну, нет, конечно! Наоборот, она наверняка рада.
В голове мелькнуло подозрение: Донни готовил не к ее, а к чьему-то еще приходу. Ведь он ни словечком не обмолвился о том, что они будут ужинать.
— И ради кого ты затеял эту стряпню? — как можно более непринужденно поинтересовалась Джоанна.
— А ради кого, ты думала? Ради меня, ради тебя и ради пса по кличке Бу.
— А может, я уже ела. А?
— Такие роскошные женщины, как ты, никогда не едят много. Поэтому вас надо кормить. Как детей. А? Я прав?
— А я знаю, что ты делаешь, Донни.
— Что же?
— Ты пытаешься меня соблазнить.
Донни от души расхохотался:
— Соблазнить? Тебя? Да я это давным-давно уже сделал, солнце мое! А это просто ужин. Так что садись, и я налью тебе бокальчик вина.
Только сейчас Джоанна услышала доносящуюся из спальни музыку — «Маловато, зато кайф» рок-группы «Клаймэкс». Это же их с Донни свадебная песня!
— Донни!
— Что, дорогая? — отозвался Донни, двигая бедрами в такт музыке. И, взяв в руку деревянную ложку, он, словно в микрофон, пропел: — «Ужасно будет, если я в руках не удержу тебя!..»
— Поверить не могу, что ты слушаешь эту песню! — воскликнула Джоанна.
Ей теперь было интересно, уловил ли Донни тогда в «Соловьях» некий заряд, пробежавший между нею и Хоугом. А может, он что-то почувствовал и догадался, что она ходила к Капитану Хоугу на яхту, и что они потом возвращались под дождем, и что когда они с Хоугом вернулись промокшие до нитки в бар, у нее возникло странное неведомое чувство, и что она гадала, поцелует ее Капитан или нет. Капитан не поцеловал, а может, просто не успел, потому что Джоанна ушла, и слава Богу, что ушла, потому что теперь она была здесь, в своем доме, и сгорающий от ревности муж наливал ей в бокал кьянти.
— Спасибо, — сказала Джоанна, беря у него из рук бокал. Она сразу сделала большой глоток, чтобы успокоиться.
— Ты вообще в порядке? — спросил Донни.
— Да, у меня все в порядке, — сказала она, хотя едва сдерживала эмоции, готовые прорваться наружу. Все-таки это был ее муж. И ее жизнь. Иногда она бывала очень сентиментальной. Но пыталась контролировать себя. — У тебя такой свинарник, Донни!
— Ха! А ты знаешь, какая разница между «Роллинг стоунз» и шотландским пастухом?
Джоанна картинно закатила глаза.
— «Роллинг стоунз» говорят: «Эй ты, вали подальше от моей тучки!» — а шотландский пастух говорит: «Эй ты, Мистер Тучка, вали подальше от моей овечки!»
Джоанна не удержалась от смеха.
— Прикольно, Донни! — И, вдруг посерьезнев, она кивнула на гостиную: — А что здесь до сих пор делают эти коробки? И когда ты вообще последний раз убирался?
— Здесь все осталось так, как было, когда ты меня бросила, — сказал Донни. — Мне так нравится. А когда ты вернешься, я уберусь.
— Ой, ну ты чокнутый! Прямо сумасшедший!
— А из-за кого сумасшедший-то? Из-за тебя, куколка. И я вижу, кому-то надо еще немножечко выпить. — И, как заправский ухажер, Донни снова наполнил бокал Джоанны.
— Мне больше не надо, — пыталась сопротивляться Джоанна, но не смогла его остановить. — Ты лучше скажи, где «Сьюзи».
— Кто?
— «Сьюзи». Мой мотоцикл.
— A-а, он стоит через квартал отсюда. Гоняет как зверь.
— А я знала, что «Сьюзи» тебе понравится.
— Да, понравилась, — сказал Донни. — Но мне больше нравится ее хозяйка. На вот, попробуй. — Донни протянул Джоанне ложку с томатным соусом.
Она закрыла глаза и открыла рот. Соус был, конечно, не такой, как у бабушки, но близок к тому — Джоанна практически слышала в этот момент голоса дяди и тети и своих двоюродных братьев в соседней комнате. — Ой, Донни, какая вкуснотища! Разве что соли добавить.
Не успела она договорить, как Донни наклонился и поцеловал ее в губы. Джоанна, конечно, была застигнута врасплох, но когда поняла, что произошло, то так и не смогла решить, что ей делать — послать его или стерпеть и посмотреть, что будет дальше. Ведь это же было не противно, а, наоборот, как-то ностальгично. Ее буквально уносило в прошлое — не столько от поцелуя, сколько от запахов и вкусов. А от этой песни, которая звучала у нее на свадьбе и сейчас звучала у нее в ушах, она снова уносилась душой в Рим, снова стояла у фонтана Треви под густо-синим небом, в сладком поцелуе обхватив за шею любимого.
А в следующий момент Донни подхватил ее со стула и понес в спальню — перенес на одном дыхании, одним махом, как раньше. Только теперь между ними словно висела эта злосчастная сережка. Такое впечатление, что Донни пытался стереть из их памяти этот жуткий случай, восстановив Джоанну в роли королевы их спальни. Джоанна не стала его останавливать. Целуясь, они упали на кровать, и теплая рука Донни стала ласкать грудь Джоанны.
Вот тогда-то она и решила остановить его — все-таки они собирались поговорить о деле, и к тому же она по-прежнему злилась на него из-за той сережки. Но настойчивость Донни, даже какая-то властность и упертость сделали сопротивление невозможным. А кроме того, когда до тебя никто не дотрагивался уже много месяцев, прикосновение мужских пальцев может всколыхнуть во всем организме миллионы крошечных ворсинок. Джоанна никогда не могла понять, как Грейс живет без этого, и уж чего не хотела, так это оказаться в категории стареющих, лишенных секса женщин, хранящих верность мужчине, которого давно нет рядом. Но все дело было в том, что они с Донни были до сих пор супружеской парой, а стало быть, им вроде как полагалось позволять себе такие моменты — но позволять до тех пор, пока они не поймут, что лишь моментами сексуальной близости проблем не решишь и брак не спасешь.
Конечно, оба это понимали. Просто играли в такую игру. И все же Джоанна видела, как Донни хочет, чтобы она вернулась навсегда — чтобы разгребала его бардак, стирала его одежду и ужинала вместе с ним перед телевизором заказанным по телефону фастфудом. Но слезами он ничего не добился, поэтому и устроил все это — клубничные свечи, свежие простыни и ее медленно спадающее с плеч платьице. И к своему удивлению, она обнаружила нечто необъяснимое и неизведанное, оказавшись голышом в своей собственной бывшей постели. Это ощущение разожгло в ней огонь страсти. Донни тоже разделся, теперь сняв с себя и брюки. Он полез на Джоанну, но она, обвив его крепкими ногами, перевернула его на спину.
