Дэвид Бэддиэл - Сука-любовь
Но он был совсем не прочь напиться в тот вечер. И тут его кто-то окликнул. Вик оглянулся. Очередь к стойке бара была в три ряда, как всегда в пятницу вечером, и из нее выбирался с тремя кружками светлого пива в руках Крис Мур, музыкальный журналист, который однажды брал у него интервью.
— Привет, Крис, — сказал Вик.
— Сколько лет, сколько зим, — протянул Крис Мур. От него так разило, что становилось ясным: это не первый его подход к стойке.
— Как дела?
— Оʼкей, — сказал Вик и тут же испытал непреодолимое желание рассказать этому человеку, что дела у него совсем не «оʼкей» и что у его подруги, возможно, рак. По крайней мере, он был рад отвлечься от ожидания, своей очереди. После звонка Эммы он начал замечать, что его беспокоит процесс ожидания, и особенно — в очередях и пробках. Накануне он просто пришел в ярость, находясь в туалете, оттого, что долго не мог найти начало ленты в новом рулоне туалетной бумаги, а затем взорвался так, как будто осознал, что с каждой минутой вынужденного простоя теряет прибыль.
— А как ты? По-прежнему в газете?
— Не совсем. Я редактор сенсационных материалов в журнале «Джек».
«Вполне логично», — подумал Вик. «Джек» был более поздним прибавлением в семействе «озорных» журналов: «FHM», «Лоудид», «Максим»; он специализировался на освещении событий, слишком незначительных для его конкурентов. Однажды, когда Вик читал номер одного из таких журналов (вообще-то, Вик терпеть не мог материалы, которые крутились вокруг секса, но не являлись порнографией), он встретил много знакомых имен по былым временам его общения с музыкальной прессой, все больше тех людей, которые в свои двадцать были слишком политкорректными, чтобы быть бунтарями, и которым те-перь приходилось быть неполиткорректными, чтобы выглядеть бунтарями.
— Но я все еще иногда пишу кое-что для них. Что поделать, я до сих пор торчу от рок-н-ролла.
Вот в этот момент Вик и вспомнил, какой сукой был Крис Мур. Он был не просто сукой. Его отметка находилась за пределами шкалы сукометра.
— Пишу, знаешь ли. Я даже иногда подумываю купить себе электрическую гитару…
— Рад за тебя… — сказал Вик. — Мне нужно к стойке.
— Конечно, мужик, — сказал Крис Мур. — О! Перед тем, как пойдешь…
— Что?
— У меня есть немного с собой, — сказал он и подмигнул. «Он, в натуре, подмигнул», — подумал Вик, глядя на его обритую наголо, с целью скрыть лысину, голову дядьки лет сорока. — Я иду в туалет оттопыриться, так что если хочешь…
Сердце у Вика заныло, частично от осознания того, как жалок Крис Мур, готовый безрассудно принимать наркоту вместе с рок-звездами, даже теми, которые последний раз играли на гитаре профессионально на новогоднем утреннике в «Ток-радио». И частично оттого, что он собирается сказать «да».
— Подожди меня, я только отнесу выпить своей подружке и…
— Встретимся в «музыкальной шкатулке» через пять минут… — бросил Крис Мур и вразвалку пошел от стойки с видом человека который сказал по-настоящему крутую вещь и которому теперь нужно закрепить впечатление эффектным уходом.
Тэсс едва заметила Вика, подавшего ей текилу.
— Э… Я отойду в туа…
— Посмотри на это… — сказала она, указывая на афишку, висевшую на стене рядом с их столиком. Это был белый лист ксерокопии с надписью «Вечер поэзии» над карикатурным изображением человечка с огромной книгой и пером. Внизу приписано: «Каждый вторник, вход — три фунта». — Какое дерьмо! Извините, здесь что — восемьдесят второй год? Что за бред!
— Да уж. В общем, я только…
— Типа, посмотрите, разве это не идеальное место для поощрения поэтических талантов? Ха, можно представить себе Сильвию Плат вон на той засранной сцене, декламирующей отрывки из «Ариэль», правда? Над людьми в зале, выкрикивающими: «И пакетик пончиков!» Потом она бежит прямиком на кухню, выкидывает пирожки с мясом из духовки, освобождая место для своей головы. И затем Тэд Хьюз женится вторично — разве нет? — и его вторая жена кончает жизнь самоубийством. Точно таким же способом!
— Разве? — Вик не знал этого, и, хотя он увидел, как Крис Мур исчез в туалете, присел рядом с Тэсс.
— Да. Интересно, что он должен был подумать, когда пришел — а его женушка номер два лежит, засунув голову в духовку.
— «Решено — в следующий раз беру электрическую плиту»?
Тэсс громко рассмеялась.
— Да, могу поспорить, что Тэд возненавидел «Британский газ», когда они появились со слоганом: «Готовь, готовь, готовь — в готовке красота газа!»
Ее обычно звонкий голос становился глухим от текилы; женщина в багрового цвета шерстяной шляпке, одиноко сидевшая за столиком напротив, смотрела на Тэсс с недовольством, с ярко выраженным недовольством, с недовольством, кричащим: «Я недовольна!», но Тэсс уже понесло.
— Как думаешь, он был среди тех знаменитостей, которым предложили сняться в их рекламе показывающими большой палец вверх?
— Да, я уверен, предложили, — Вик поднял большой палец вверх. — Только из большого пальца Тэда не появлялся огонек, только шипящий звук и ужасная вонь. И люди вокруг него кричали: «Ради бога, не зажигайте огня!»
Пьяное «ха-ха-ха» Тэсс стало еще громче.
— Не могли бы вы… — раздался голос рядом с ними.
Сквозь дымку пьяного взгляда и пелену табачного дыма Тэсс смогла разглядеть женщину, чей цвет лица был практически неотличим от цвета ее шляпки.
— Простите? — сказала Тэсс.
— Не могли бы вы не кричать эти оскорбительные — очень оскорбительные… — женщина в багровой шляпке запнулась, с трудом подыскивая подходящее слово —…домыслы так громко!
Тэсс поморгала, глядя на нее.
— Почему вы мне это говорите?
— Хотя это вас не касается, и хотя я думаю, что вы просто кривляетесь, — продолжала женщина, — но Сильвия Плат была — Сильвия Плат является — моим кумиром. — В уголках ее глаз собрались морщинки.
— Хорошо, — сказала Тэсс, — но почему вы мне это говорите?
Женщина встрепенулась, сдерживая ярость.
— А что вы спрашиваете меня? Это очевидно! — Она повысила голос, и стало ясно, что ссора неизбежна. — Вы делали оскорбительные замечания на ее счет!
— Не делала, — сказала Тэсс, покачав указательным пальцем со спокойствием пьяного человека. — Я делала оскорбительные замечания о Тэ-де Хьюзе, которые — раз уж вы такая ярая поклонница Сильвии — вам должны были понравиться.
Женщина в багровой шляпке сделала резкий вдох, желая дать ответ, а затем вместо ожидаемых от нее слов просто выдохнула, немного задержав дыхание.
— К тому же, — продолжала Тэсс, — я еще ничего не сказала. Хорошо. Я начала эту тему, но я должна заметить, что единственный, кто действительно говорил нечто оскорбительное, — она наклонила поднятый в протесте указательный палец вниз и направила его на Вика, при этом прищурив один глаз, словно снайпер, — это он. Так почему вы не отчитали его?
Женщина посмотрела на ухмылявшегося Вика. Ей хотелось сказать Тэсс: «Потому что вы — женщина. Такие слова — это все, что можно ожидать от мужчины, но услышать такое от женщины, видеть, как она попустительствует этому и осмеивает героиню-феминистку, — о, это измена!!» Но женщина поняла, что момент, когда она могла бы дать эту отповедь, упущен. С испепеляющим, насколько у нее получилось, взглядом она встала и вышла, всем своим видом показывая: «Я не удостою вас своим ответом».
— Ты права, — сказал Вик, вставая, — здесь определенно тысяча девятьсот восемьдесят второй год.
— Да, — сказала Тэсс, уставясь в свою рюмку, — но я, в некотором роде, не хотела, чтобы она уходила. Я, в некотором роде, хотела, чтобы она тебе все высказала. — Вик вопросительно приподнял бровь; Тэсс, подняв голову, встретилась с ним взглядом. — Кому-то нужно это сделать, разве нет?
В туалете трое мужчин мочились, и еще четверо вдали. Там была только одна кабинка. Резкий запах мочи смешивался с легким запахом одеколона. Вику вспомнилось что Джо всегда ненавидел мочиться в общественных уборных, особенно, когда там было много народу, — из-за того, что испытываемое им желание поскорей закончить и уступить место у писсуара другому было сильным настолько, что он обычно никак не мог начать. Вик, готовый отлить в любой момент, не понимал тогда его проблему, но его теперешнее подавленное состояние заставило его чувствовать себя гораздо скованней на этой арене, чем когда-либо раньше: мужские уборные созданы для абсолютно не стеснительных.
Они стояли с Крисом Муром, ожидая, когда дверь кабинки откроется. Не очень заманчивая перспектива нюхнуть кокаина с крышки унитаза неуклонно теряла остатки привлекательности по мере того, как звуки, раздававшиеся из кабинки, перерастали во все более необычную серию разрывов и стонов. «Что Тэсс имела в виду?» — гадал Вик. Он спросил ее, но она сменила тему, пустившись в разглагольствования о каких-то греках. Имело ли это отношение к его изменам, и если да, как она об этом узнала? Как долго ему еще стоит испытывать судьбу? А затем Вик перестал гадать, потому что понял, что дошел ручки; усугублять и дальше шаткость своего эмоционального состояния он не мог и не хотел.
