Александр Матюхин - Целующие солнце
Я понял, что и мое взрослое потайное место вот-вот разрушит приезд Анны Николаевны. Она ворвется сюда с правилами моей старой жизни, от которой я устал, которая мне надоела, с которой я хотел порвать раз и навсегда, купив билет на самолет.
И стало как-то гадко на душе. Еще гаже, чем утром, когда я вырвался из кошмарного сна, обнаружив мокрую от пота подушку. Выходило, что я зря убегал, зря прятался, зря надеялся.
Я лежал без движения, пока не затекло все тело, потом отвернулся к стене и, кажется, уснул. Мне не хотелось шевелиться, даже когда пришла медсестра с обедом, а потом и с ужином. Я перевернулся, только когда настала пора новых уколов. В тишине палаты было слышно лишь сопение старика и приглушенные звуки больничной жизни за дверью и за стеной.
А после ужина пришла Лена.
Теплая ладонь легла на мою щеку, и я обернулся.
— Поешь, — сказала Лена, — ужин сегодня вкусный. Котлетки рыбные.
Она собрала волосы на затылке, обнажив лоб в царапинах, сменила повязку на щеке и наклеила на порез на губе квадратик пластыря. Я был совсем не рад ее видеть из-за вчерашнего вечера.
— И не дуйся, — добавила Лена, присаживаясь на край кровати, — у тебя гости что ли? Интересный старичок. А у меня же бабулька лежит при смерти со стеклянным глазом. Из них получилась бы неплохая парочка, не находишь?
Я не ответил. Мне совсем не хотелось общаться.
— Не дуйся, а? — попросила Лена, — была не права, исправлюсь. А я про тебя репортаж видела. Ты, оказывается, крут. Это по твою душу журналисты на первом этаже пришли?
— Видимо, по мою, — отозвался я, — если здесь других крутых поблизости не завезли.
— А я всю ночь думала о нашем вчерашнем разговоре, — сказала Лена, помолчав. От нее все еще слабо веяло гарью, — мне кажется, я все же права. Ты бежишь от своей депрессии сам не знаешь куда. Ты ведь чувствуешь свою вину за смерть Аленки, правда? Можешь не отвечать, я и так знаю, что правда. А сегодня я посмотрела про тебя репортаж, и все встало на свои места. Ты решил сбежать куда подальше от прошлой жизни. Ты бросил работу, которая помешала отношениям с любимой девушкой, бросил общество, которое тебя поглотило, сменил образ жизни. Ты хочешь стать новым человеком, так ведь?
Я не ответил. Лена угадала правильный ответ по моему взгляду. Улыбнулась осторожно, покосилась на старика, который лежал с открытыми глазами бледно-водянистого цвета и, не моргая, пялился в потолок.
— Проблема в том, Фил, что просто так сбежать никогда не получается. Пока в спину дышит твое прошлое, будешь убегать вечно. И, в конце концов, оно тебя догонит и сожрет. Как голодный волк.
— Ты решила почитать мне мораль?
— Другое дело, если ты пока не готов встретиться со своим прошлым, — продолжила Лена, словно не услышав, — тогда действительно следует немного побегать, подготовиться, собраться с силами… не хочешь?
— Побегать от прошлого? Интересно, как? Сесть в машину времени? Погоди минутку, сейчас изобрету и сгоняю в магазин за детальками…
Лена звонко рассмеялась.
— Ну, вот! Бываешь хорош, когда хочешь! Нет, Фил, нет! Скажи, тебе охота встречаться с журналистами?
— Мне сейчас вообще неохота ни с кем встречаться.
— Тогда пошли, — она взяла меня за руку и потянула.
— Куда?
— Сбежим от журналюг!
— Зачем?
— Не глупи, ну! Просто так! Или, давай представим, что они — волки прошлого, которые хотят тебя сожрать. Так лучше. Так интересней. А еще будем считать, что мне просто очень скучно лежать в палате, смотреть с девочкой глупые телепередачи, решать скандинавские кроссворды и смотреть, как бабулька напротив вставляет себе стеклянный глаз. Я жажду приключений, Фил. Пойдем!
— У меня и так швы чуть не разошлись, — проворчал я, хотя вдруг ощутил желание подняться и побежать следом за Леной. От нее исходила сумасшедшая энергетика. При желании Лена могла бы и мертвого поднять, чтобы пуститься с ним на поиски приключений.
Ладонь ее была теплой и мягкой. Лена крепче сжала мои пальцы и подмигнула.
— Давай же, — скорее потребовала, чем попросила она, — ты не разочаруешься, честное слово!
— И что тебе от меня надо?
— Нравишься ты мне, — отозвалась Лена.
Я поднялся, ощутив болезненное покалывание в пояснице. Снова темнело, как и вчера. Странное ощущение повторяющейся нереальности вновь окутало прозрачным одеялом. Старик на койке громко сопел и разглядывал трещины на потолке. Совершенно рефлекторно, не придавая значения своим действиям, я взял с тумбочки футляр с фотоаппаратом и перекинул ремешок через плечо. В этот момент меня посетило странное чувство целостности. Словно до этого я был одноруким или одноногим калекой, а сейчас вдруг отрастил недостающую часть тела и выздоровел. В прямом смысле выздоровел.
— Умница! — шепнула Лена. В уголке ее губ дымилась тонкая сигарета. Я и не заметил, когда она успела закурить. Дымок вился вокруг витиеватыми узорами.
Мы взялись за руки, и вышли в коридор. Вечерние звуки больницы вызвали ностальгию. Коридор, тонувший в мутной желтизне ламп, был пуст.
— Нам туда, — заговорила Лена шепотом и повела меня в сторону лестничного пролета. Мы жались к шершавой стене и старались не шуметь. Лена пускала дым тонкой резкой струйкой в потолок и тут же затягивалась вновь. Мы подошли к лестнице, Лена обернулась и прижала палец к губам. Она так картинно хмурила брови, словно изображала на театральной сцене какую-нибудь разгневанную госпожу. Знаками приказав мне оставаться на месте, она глубоко затянулась, выпустила дым, разогнала его несколькими резкими взмахами руки. После этого подошла к перилам и, свесившись, посмотрела вниз. Лицо ее изменилось. Она в панике замахала руками и кинулась бежать мимо меня по коридору. В самый последний момент она зацепила рукой меня, растерявшегося, и потащила следом, возбужденным шепотом дырявя мне ухо:
— Волки! Там волки! Целая стая! Голодные, идут за своей жертвой! У них острые клыки-авторучки и кассетные диктофоны, на которые они будут наматывать твои кишки! Нужно срочно спрятаться где-нибудь! Срочно, пока они не поднялись! А то утопят в вопросах! Давай! А, сюда! Пойдет!
Она толкнула плечом одну из дверей в какую-то палату, и мы влетели в серый вечерний полумрак. Лена закрыла дверь и застыла, тяжело дыша.
На тумбочке возле окна стояла настольная лампа, освещающая легким золотистым светом испуганное старушечье лицо. Лицо, кажется, состояло из сплошной сетки морщин и теней. Особенно четко выделялись на фоне желтой кожи огромные круглые очки в толстой оправе и огромные же глаза за ними.
Лена несколько секунд внимательно разглядывала старушку. Потом сказала:
— Так вот, Фил, я хотела рассказать тебе, почему меня уже два года преследуют неудачи.
— Почему же? — спросил я, не отрывая взгляда от старушки. Она была плотно завернута в одеяло, словно начинка в блинчик, на поверхности покоилась лишь голова и миниатюрные ручонки, сжимающие газету.
— Все дело в несчастной любви и зависти, — сказала Лена. Она тоже смотрела на старушку.
В секундной тишине я услышал громкий перестук шагов по коридору.
— Два с половиной года назад я устроилась работать в цирк, — продолжила Лена полушепотом, — работа была не пыльная и интересная. Я корректировала гастроли. Цирк был частным, принадлежал паре стариканов-фокусников, которые на старости лет решили открыть свое дело, чтоб не скучать и заработать кое-какие деньги. Начали они с Владивостока, там набрали труппу, оформили все документы и выдвинулись с гастролями по нашей необъятной Родине. Стариканы-фокусники не раз говорили, что их мечта — умереть в пути, в одной постели, взявшись за руки. Такая вот милая мечта, к которой они усиленно стремились и, кажется, стремятся до сих пор.
Лена посмотрела на старушку, вытащила из кармана халата пачку сигарет и закурила. Приоткрыла дверь, выглянула наружу и сделала мне знак, что можно выходить.
Я чувствовал себя пятиклассником, играющим с друзьями в войнушку. Не хватало только пластмассового пистолета в руках. Мы, полусогнувшись, бесшумно, прижимаясь к стене, пробежали к лестнице, выскочили на лестничную площадку и начали торопливо спускаться вниз.
— Конечно, стариканы-фокусники подстраховались, — бросила негромко через плечо Лена, — с ними ездил их сын, Вениамин, который, в случае чего, мог продолжить дело. А устроилась я на работу с помощью укротителя тигров. Он любил выпить, и каждый вечер забегал в кафе, неподалеку от того места, где расположился цирк. А я работала в кафе официанткой. В вечернюю смену. Ужасная работа, если нет перспектив. Впрочем, как переходная ступенька между студенческой юностью и серьезными запросами в будущем, вполне подходит.
Мы спустились на первый этаж, а потом еще ниже, к подвальной двери под лестницей. Лена прижала палец к губам. Я застыл вместе с ней в темноте. Вокруг воняло мочой и лекарствами. На двери висел большой покрытый ржавчиной замок, который с виду казался единым целым с дверью.
