Малькольм Брэдбери - Обменные курсы
– Кафьяфіі? – спрашивает официант, забирая тарелку. – Та, – отвечает Петворт, чувствуя растущую лингвистическую уверенность. – Та.
На эстраде фольклоровая песельница, поводя подолом платья так, что видны отороченные рюшами панталоны, исполняет что-то веселое, искрометное. Петворту приносят чашку кафьяфіі, который состоит из бурой водички пополам с гущей и явно не подлежит употреблению внутрь. Песельница раскидывает руки, кланяется, улыбается, выслушивает аплодисменты и уходит. Петворт хлопает, смотрит на часы, видит, что скоро одиннадцать и пора звонить домой, подписывает счет паркеровской ручкой и выходит в вестибюль.
Вестибюль изменился. Почти весь свет погашен, народ разошелся. «Деньги меняем?» – шелестит голос из-за темной колонны. Красные кресла почти опустели, только мужчина в плаще и большой шляпе по-прежнему смотрит из темноты на безмолвную площадь. Трамваи не ходят; темный город живет неведомой жизнью, полной опасностей и обманов, отваги и малодушия, предательств и ночных арестов. Девушка с залакированными волосами одиноко сидит за стойкой под надписью «РЪГЫСТРАЫІІ» и читает книжку при свете лампы; когда Петворт подходит, она не поднимает головы.
– Слибоб, пассипоти? – говорит Петворт.
– Ха? – спрашивает девушка.
– Петворт, пассипоти, – говорит Петворт.
– На, – отвечает девушка.
– На пассипоти? – удивленно переспрашивает Петворт.
– Перверт, он всё еще в милиции, – говорит девушка.
– Когда? – спрашивает Петворт.
– Завтра, – отвечает девушка. – Всегда завтра. Ваш гид знает.
– Она просила отдать сегодня, – говорит Петворт.
– Она хотела произвести на вас впечатление, – объявляет девушка. – Наша милиция очень тщательная. У вас есть ключ?
– Та, – отвечает Петворт.
– Идите в постель, приходите завтра, – говорит девушка, перелистывая страницу в своей книге.
Мужчина в большой шляпе повернулся и смотрит на Петворта; тот подходит к пустой темной пещере лифта, входит в сумеречную зеркальную кабину и нажимает кнопку. Двери медленно закрываются, но в последний миг слышится шум, и в щель всовывается рука. Двери медленно расходятся, перед лифтом стоят двое. Одна – черноволосая путана из бара «Ромэн» в блестящем золотом платье, с сильно накрашенными глазами; на пальце у нее болтается ключ. Второй – военный в гимнастерке и сапогах. Он обнимает девицу пониже талии. Парочка, смеясь, входит в лифт, девица нажимает на кнопку, кабина ползет вверх.
Лифт, скрежеща и подрагивая, едет в шахте. По табло над дверью Петворт видит, что кабина миновала его этаж и взбирается выше, туда, где он еще не бывал. От девицы разит духами, от военного – потом. Двери открываются, парочка выходит. Петворт видит помещение, в котором работает множество людей. Это технический этаж, что-то вроде звукозаписывающей студии: крутятся магнитофонные бобины, на экранах мелькают голубовато-серые коридоры, люди, номера, такие же, как его собственный. Двери закрываются, лифт едет вниз. Кабина останавливается, Петворт выходит в коридор, такой же, как на экранах. Пожилая горничная встает и смотрит ему вслед, как смотрят люди под крышей. Он отпирает дверь красного дерева, входит в номер. Вешалка сучковатым деревом маячит в темноте, в ванной гудят трубы, в свете настольных ламп мебель отбрасывает на стены черные гротескные тени. В комнате что-то не так, кто-то здесь побывал: зажег лампы, задернул бархатные гардины, снял с кровати покрывало. Синий чемодан открыт, пижама распростерта на кровати в позе человека, которого в процессе обыска прогладили паровым катком. Петворт стоит и смотрит, думая о мужчине в плаще и шляпе, о горничных в коридоре, о «жучках» в розах и камерах в зеркалах, о наблюдателях под крышей.
Снаружи, в темноте, где творятся темные дела, начинается трезвон: бьют часы на правительственных зданиях и колокольнях. Петворт садится на кровать, берет тяжелую телефонную трубку и подносит к уху. В тот же миг, с последними отзвуками башенных часов, телефон начинает звонить.
– Та? – говорит Петворт.
– Ха, – произносит бесполый голос. – Желаете позвонить в Англию?
– Та, – отвечает Петворт.
– Не вешайте трубочку, – говорит голос. – Я попытаюсь набрать номер.
В хитросплетениях международных проводов начинает твориться что-то странное. В трубке звучат разные голоса, они задают друг другу вопросы, слышно, как набираются номера, соединения устанавливаются и рвутся, шум и избыточность, избыточность и шум. Потом средь статического треска возникает голос: «Алло, Слака, какой номер вы набираете?» Выговор отчетливо британский. Голоса на линии совещаются. Петворт сидит на кровати и думает о маленьком, довольно современном домике на конечной остановке автобуса в Бред-форде. Сейчас там идет по телевизору ночной выпуск новостей, отблески экрана падают на когда-то модную мебель. Слышатся длинные, тоскливые гудки. Петворт представляет себе, как жена устало поднимается с когда-то модного дивана и идет к аппарату. Длинные гудки продолжаются. В знакомый образ вторгается нотка сомнения, тень загадки. Его темноволосая жена ведет замкнутый, размеренный образ жизни, она никуда не ходит по вечерам.
– Простите, Слака, – говорит через некоторое время британский голос. – Ваш номер не отвечает.
– Не отвечает? – кричит Петворт.
– Нет, – говорит бесполый гостиничный голос. – Пожалуйста, положите трубочку.
Петворт в недоумении кладет трубку и оглядывает темный гостиничный номер, теперь вдвойне чужой и одинокий. Расстояния и впрямь вносят какую-то отчужденность в привычные отношения, старые гостиничные номера, как старые печальные песни, навевают тревогу и тоску, ощущение заброшенности и вины. Они – идеальное внешнее выражение щемящего внутреннего беспокойства. Душевная пустота особенно привычна там, у кого изначально души не так много. Петворт сидит на кровати, щель на потолке кажется шире, всюду поблескивают зеркала, изображение женской ноги в туфельке смотрит с противоположной стены. Он уже собирается встать, когда телефон начинает звонить снова.
– Алло, – говорит Петворт, снимая трубку. – Это ты?
– Это я, – отвечает голос. – Кто вы?
– Петворт, – говорит Петворт.
– Да, Петворт, – произносит голос. – Вы одни?
– Совершенно, – отвечает Петворт.
– Простите, – говорит голос, – может быть, с вами кто-то есть?
– Нет, никого, – отвечает Петворт. – Это Плитплов?
Долгое молчание в трубке, потом голос говорит:
– Возможно, кто-то вроде. Просто добрый старый друг.
– Ясно, – произносит Петворт.
– Разумеется, сейчас мы не можем говорить, – продолжает голос Плитплова или кого-то вроде. – Вы знаете, надо быть осторожным. Это не такая хорошая ситуация. Однако у меня есть сообщение от того, кого вы упомянули. Он боится, что вы сосчитали его невежливым.
– Ничуть, – отвечает Петворт. – Надеюсь, его голова прошла.
– Конечно, у него ничего не болело, – говорит голос. – Он счел, что оказия требовала такой маленькой уловки. Вы знаете, такие дамы, как ваш гид, не всегда лучшая компания для добрых старых друзей. Они любят быть такими бюрократчицами. Эта дама, она ушла?
– Да, ушла домой, – говорит Петворт.
– Вы хорошо с ней выпили? – интересуется голос.
– О, так ваш друг был сегодня в гостиничном баре? – спрашивает Петворт.
– В баре? – повторяет голос Плитплова или кого-то вроде того. – Не думаю. У него болит голова. Надеюсь, вы не очень много поили эту даму? Наши дамы не такие, как англичанки. Насколько мне известно, у вас есть жена, которая любит выпить.
– Неужели? – удивляется Петворт.
– Я так слышал, – говорит голос. – Ну, наш друг надеется, что вы уютно устроились и что у вас хорошая программа. Он маленькую чуточку приложил тут легкую руку.
– Да, всё замечательно, – отвечает Петворт.
– Так ему и скажу, – говорит голос. – Если увижу его и если его голова ушла. Если вы довольны, он будет знать, что между вас нет никаких обид.
– Никаких обид, – подтверждает Петворт.
– Думаю, он бы хотел, чтобы когда-нибудь вы пообедали с ним в его квартире, – продолжает голос.
– Буду очень рад, – отвечает Петворт.
– Разумеется, он не хочет возбуждать большие ожидания, – говорит голос. – Он знает, как хорошо вы любите кушать, какие обеды в Кембридже. Здесь всё не так просто. У него простая и конфузливая жена, она готовит совсем не так, как ваша замечательная Лотти.
– Он знает, как готовит моя жена? – изумляется Петворт.
– Он с восхищением вспоминает ее boeuf a la mode [13], – говорит голос, – и часто о нем говорит. Он надеется, что вы телефонировали ей и передали его страстный привет.
– Да? – произносит Петворт. – Тогда скажите ему, что я звонил и никто не взял трубку.
