Махмуд Теймур - Египетские новеллы
— О господи, зачем ты сделал меня губернатором?
Вся разница между ним и Кямалем эфенди заключалась в том, что офицер, положив руку на живот, воскликнул: «О господи, почему ты не создал меня солдатом?»
Кямаль эфенди сидел за столом, не испытывая никакого желания приступить к работе. Окружной начальник говорил с ним таким тоном, каким Кямаль обращался, к солдатам. Он позволил себе унизить офицера. «Да пропади пропадом и мой начальник и моя должность!» — подумал Кямаль.
Жизнь показалась ему несносной. Он с отвращением посмотрел на свой письменный стол с прогнившим от времени зеленым сукном… Вот пятно от пролитых чернил, а там видны круги, следы от донышек керосиновых ламп (он растопляет на лампе сургуч, чтобы ставить печать на протоколах) и чашек (кофе помогает ему коротать долгие скучные дни). У стены, как положено, стоит диван, покрытый слоем пыли. Крысы с исключительной настойчивостью грызли его валики, чтобы добраться до набитого хлопком матраца.
В этот грустный час на диване расположился инспектор министерства внутренних дел, полный, веселый человек. Он недавно назначен на эту должность. Но повышение по службе принесло ему только несчастье: теперь он вынужден ездить по провинции, и это после того, как он уже привык наслаждаться отдыхом, сидя в канцелярии министерства!
Смеясь, инспектор сказал:
— Удивительно, лет пятнадцать назад я здесь служил, и этот диван стоял на том же месте. За эти годы умерли многие солдаты и офицеры, а он и не думает погибать… Я еще помню его проклятых клопов, я ведь спал на нем, когда бывало следствие затягивалось.
Офицер прервал его:
— Могу тебя успокоить: нынешнее потомство клопов стало еще злее. Разве в этой дыре может что-нибудь расти, кроме всякой дряни? Клопы этого дивана меня немало измучили. Я задумал сжечь диван… Это единственное средство избавиться от них. Но я чуть было не стал преступником: диван — это государственное имущество… Вот я и заколебался… Ведь надо было докладывать, что виновник неизвестен, а что если бы меня увидели за этим занятием солдаты и, последовав моему примеру, в знак протеста сожгли бы свою одежду?.. Чего доброго, дело могло дойти до того, что приверженцы правящей партии признали бы во всем виновной оппозицию, их газеты раструбили бы, что враги отечества хотят силой захватить власть! Потом началось бы следствие, приехал бы генеральный прокурор… А министр юстиции мог даже подать в отставку из-за меня, «неизвестного виновника»… К чему же нам эти тревоги, пусть уж лучше клопы забавляются как хотят…
Инспектор засмеялся, показывая на фотографию, висящую на стене, но в его смехе чувствовалось сожаление о молодости, которая прошла и никогда не вернется. Это он — миловидный офицер, который запечатлен в центре снимка, уже много лет забытого на этом месте… Тогда, пятнадцать лет назад, старосты ближайших деревень устроили в его честь вечер, расходы по которому оплатили сборщики налогов.
Инспектор вгляделся в фотографию и показал на человека, скромно стоявшего в последнем ряду — по своему положению он не мог претендовать на то, чтобы сидеть вместе с другими.
— Ты знаешь шейха Шакира? Вот он. Он, конечно, уже завел с тобой дружбу, хотел ты этого или нет.
Лейтенант ответил:
— Не говори «шейх Шакир»… Теперь он — Шакир бек. Самое большее через месяц он будет нашим депутатом. Все жители зовут его «беком», а правительству это только на руку — ведь оно выдвинуло Шакира депутатом.
Инспектор с сарказмом заметил: «бек в рубахе», и снова начал всматриваться в снимок. Голос офицера вернул его к действительности.
— Эту рубаху он носил пятнадцать лет назад, теперь ее нет, теперь он носит роскошные джуббы. Ко мне приходят многие жители деревни, и я отношусь к ним с уважением, но когда появляется Шакир бек, я с трудом сдерживаю желание выказать ему свое презрение.
Тучный инспектор, смеясь, ответил:
— И, наверно, от него все еще исходит запах тухлых яиц. Когда-то при виде его я крепился, чтобы меня не вырвало.
В мое время Шакир был бродячим торговцем и ездил по деревням верхом на осле, держа перед собой корзинку из пальмовых веток, покрытую мешковиной. Он выкрикивал: «Покупаю яйца!» Шакир собирал по деревням яйца, лучшие из них приносил домой и подкладывал под кур, а остальные продавал в городе оптовому торговцу.
В деревню Шакир привозил тухлые яйца, которые купец возвращал ему; Шакир подкладывал в корзину несколько свежих и подносил их солдатам в подарок.
Несчастные не разбирали, где свежие и где тухлые яйца. Они с благодарностью принимали подарки и этим способствовали преуспеванию Шакира.
Солдат в деревне — важная персона, он может сделать то, что не под силу даже окружному начальнику. Солдата, к примеру, посылают арестовать осужденного на три месяца, а он говорит, что и следа преступника не нашел, а все потому, что получил у Шакира яйца. Солдат взыскивает штрафы, но если он дружен с Шакиром, то немедленно вернется с пустыми руками. Солдат, если он в мире с Шакиром, носит пищу и сигареты заключенным в каземате… Он, если это нужно Шакиру, прославляя аллаха, подкладывает наркотики в карманы ни в чем не повинных людей.
Шейх Шакир оберегал секреты своей профессии. Он не рассказывал своим клиентам о тухлых яйцах и клялся, что выручка за проданный товар идет в карман офицера и его помощников.
Дела нашего героя шли успешно, и вскоре вместо того, чтобы собирать по деревням яйца, он начал покупать птицу и сбывал товар оптовым торговцам, а впоследствии и сам стал купцом…
Началась война[21], и он стал крупным поставщиком союзнических армий. Шакир выкачивал продукты из деревень, опустошая их, подобно чуме.
По мере того как Шакир поднимался вверх — его теперь уже называли «беком», — он преуспел и в искусстве покупать совесть людей. Не переставая поддерживать связи с солдатами, он подружился с офицером. Шакир бек торговался с цирюльником, но играл в нарды с участковым врачом и, побежденный, уходил провести вечер с менялой… Он всегда первым здоровался с местным финансовым агентом.
Тучный инспектор ушел, а офицер остался, глядя то на клопов, которые выползли из дивана, словно для утренней зарядки, то на фотографию, где в последнем ряду стоял человек в рубахе…
Кямаль не видел Шакира бека уже целую неделю. Теперь ему ясно, что Шакир уехал в Каир добиваться избрания депутатом. А было время, когда, приходя к Кямалю, Шакир почтительно стоял у двери и кланялся, а офицер отвечал ему вяло, не поднимая головы от бумаг. Шакир скромно садился на краешек дивана, время от времени постукивая кончиком зонтика по полу или сморкаясь в большой носовой платок, чтобы напомнить о себе и побудить офицера заказать для него кофе, как он обычно делал, принимая почтенных гостей. Но Кямаль эфенди всегда находил удовольствие в том, чтобы не давать Шакиру возможности насладиться казенным кофе.
Внезапно офицер увидел Шакира, входящего к нему собственной персоной. «Значит, он уже вернулся из Каира», — подумал Кямаль.
На этот раз Шакир, не дожидаясь разрешения сесть, плюхнулся на диван, хлопнул в ладоши и, когда в дверях появился сержант, приказал принести ему слегка подслащенный кофе.
Впервые в жизни Шакир бек получил здесь кофе.
— Окружной начальник сказал тебе вчера? — спросил он.
Офицер кивнул головой. В глазах Шакира появилось гордое выражение, хотя еще вчера они смотрели униженно. Шакир бек плюнул на пол, обойдясь на этот раз без большого носового платка, и добавил:
— Я был у начальника, когда он с тобой разговаривал.
Кямаль понял, что Шакир хотел сказать ему: «Я присутствовал при том, как тебя унижали», — и снова почувствовал боль в животе.
Шакир вынул из кармана понюшку табаку и… за этим последовало нечто возмутительное: зажав нос указательным и большим пальцами, бек громко высморкался на пол.
— Мой успех на выборах обеспечен. Но министру будет досадно, если враг правительства не потеряет залог, который он внес как кандидат в депутаты, — сказал он.
Кямаль непонимающе спросил:
— Какой враг правительства?
Шакир бек, удивляясь тупости офицера, ответил:
— Это кандидат, выставленный против меня. Он принадлежит к партии, находящейся накануне краха, а сам он был изгнан из министерства. Его зовут… доктор Заки.
Последние слова были заглушены шумом выстрелов, раздавшихся неподалеку. Офицер вздрогнул от неожиданности, однако Шакир, улыбаясь, успокоил его:
— Не волнуйся. Это мои ребята пришли, приветствовать меня. А стреляют они в воздух!
Выстрелы в воздух!
Кямаль понял, что предвыборная битва уже началась и патроны уже наготове.
Шакир бек снова ударил в ладоши и, когда в дверях показался сержант, сказал ему тоном приказа: «Скажи им, пусть войдут, и закажи кофе».
