Роберт Гринвуд - Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны
— С вашего разрешения...
— Положите обратно, — приказал мистер Бантинг. — Все вещи до единой. А вы... — соответствующий эпитет был проглочен с нечеловеческим усилием воли, — следуйте за мной.
Он двинулся вперед, сопровождаемый оробевшим Слингером, по длинному проходу между двумя рядами прилавков, и каждый приказчик при их приближении делал вид, что он занят своим товаром, и каждый приказчик за их спиной подмигивал другому приказчику. А тех, кто, как на, грех, были в это время заняты с покупателями, охватило такое беспокойство, что они мгновенно утратили все недавно усвоенные ими вентноровские методы розничной торговли.
— Итак, — начал мистер Бантинг сурово, — извольте объяснить ваше поведение.
— А что тут, собственно, объяснять? Витрину нужно убрать, верно? Впрочем, если вас, мистер Бантинг, она удовлетворяет, в таком виде, мне-то что. Я за нее не отвечаю.
— Если вы не отвечаете, зачем же вы даете распоряжения?
Никакого ответа. А выражение лица, — для которого в воинском уставе имеется очень точное определение: скрытое неповиновение.
— Я уже предупреждал вас, Слингер, и сейчас предупреждаю в последний раз. Вы слишком много себе позволяете, слишком много на себя берете. Знайте свое место. А не то вылетите вон. Понятно?
— Вот как? — Надо, было слышать этот наглый тон! — Если вы будете так со мной разговаривать, я пойду к мистеру Вентнору.
— Вы пойдете к Вентнору?
— Я сказал: к мистеру Вентнору, — повторил Слингер, уличая мистера Бантинга в оскорблении величества.
— Вы и так слишком часто ходите к Вентнору. Советую вам это прекратить. Ничего вы этим не добьетесь.
— Вы так думаете?
— Добьетесь только, что вас уволят.
Молчание. Улыбка расплывается все шире. Улыбка явно высокомерного свойства. Чем дольше мистер Бантинг ее наблюдает, тем сильней клокочет в нем гнев, тем свирепей шуршит он своими бумагами.
— Если вы будете грозить мне, я сейчас же пойду к мистеру Вентнору.
Тут самообладание окончательно покинуло мистера Бантинга. Меньше всего на свете хотел он, чтобы Вентнор вмешивался в эту историю: единственно правильной политикой было запугать Слингера так, чтобы он поджал хвост. Но есть вещи, которых не в силах вынести ни один мало-мальски уважающий себя человек.
— Ну, так ступайте к нему... Вы думаете, я очень испугался. Ступайте! Дорогу вы хорошо знаете.
Еще не договорив до конца, он уже пожалел об этих словах. Это был вызов, а люди, которым бросаешь вызов способны на что угодно. Послать Слингера, распетушившегося и велеречивого, изливать свои горести перед благосклонным к нему Вентнором было самоубийственной глупостью. Внезапно, но, как всегда, слишком поздно прозрев, он понял, что дал Слингеру в руки не меньший «козырь», чем если бы применил к нему физическое воздействие. Теперь Слингер получил тактическое преимущество: первое слово скажет он. И он не преминет этим воспользоваться. Его подзадорили бросить бомбу, и он ее бросит. Вот он решительно направился к двери и распахнул ее настежь.
Катастрофа, приближение которой мистер Бантинг чувствовал уже несколько месяцев, надвинулась — грозная, неотвратимая. Сердце — у него упало. Но он подумал: «Все равно, рано или поздно, этим бы кончилось», — и приготовился стойко встретить беду.
Но Слингер в дверях остановился, повернул голову — он явно колебался; и эта секунда колебания оказалась для него роковой. Он стоял неподвижно, держась за дверную ручку, и задор его угасал на глазах. Нижняя губа его слегка задрожала, щеки побледнели. Душа мистера Бантинга, ушедшая было в пятки, радостно вернулась на место, а сердце забилось спокойно и ровно.
Он понял, что стремительно распахнутая дверь — всего лишь театральный жест. Он настолько осмелел, что позволил себе поиздеваться: — Что же вы, ступайте, доложите Вентнору.
— Да, пойду и скажу.
— Ну, так ступайте. Чего же вы здесь торчите? Отправляйтесь.
— Будьте спокойны, я ему все скажу, — отвечал Слингер, не двигаясь с места. — Все как есть выложу.
Мистер Бантинг нашел уместным перейти теперь к отеческому тону. — Ступайте-ка вы за своей прилавок, — посоветовал он — и постарайтесь вести, себя прилично. Вам не мешает ознакомиться с размерами стальных и медных задвижек. Вам приходилось слышать о змеиных яйцах?
Слингер в недоумении склонил голову набок.
— Вам, должно быть, неизвестно, что змеи кладут яйца? А из яиц вылупляются змееныши. Так вот у вас, Слингер, слишком много змеиных повадок. А мы не собираемся разводить змей в нашем отделе. — И, взяв в руки прейскурант; мистер Бантинг углубился в него, давая понять, что аудиенция окончена.
— А как быть с витриной?
— Я скажу вам, когда найду нужным.
— Что ж, если она вас удовлетворяет, мистер Бантинг, — и он вышел. Возможно, что он при этом и хлопнул дверью — чуть-чуть; мистер Бантинг не мог сказать с уверенностью.
Оставшись один, мистер Бантинг отложил прейскурант и предался отдохновению, наслаждаясь своей победой. Он восстановил свой авторитет, оказался хозяином положения и теперь ему до смерти хотелось курить. Но в магазине Брокли единственным местом, где он мог это сделать, была уборная, а мистер Бантинг последнее время поспешно освобождался от всяких привычек, которые могли быть поставлены ему в вину.
К тому же ему нужно было составить доклад для Вентнора, а эти литературные упражнения поглощали массу времени и терпения и несоразмерно большое количество бумаги. Этому докладу еще неделю назад полагалось занять место в вентноровской папке с делами, но он еще до сих пор преследовал своего автора, снова и снова возвращаясь к нему с пометками на полях: «Недостаточно детально» или: «Старайтесь быть кратким», что, по мнению мистера Бантинга, явно противоречило одно другому. Самая удачная Фраза мистера Бантинга была подчеркнута синим карандашом и украшена несколькими восклицательными знаками без всякого видимого основания.
Вот почему он с особым усердием взялся сейчас за предстоящий ему литературный труд. Заглавие «Доклад касательно недостатков в уоткинских печах» он вывел с горделивым чувством человека, восстановившего свой престиж; внезапно над самым его ухом прозвучал резкий окрик Вентнора:
— Почему витрина не убрана, Бантинг?
— Сейчас займусь этим, сэр.
— Почему это до сих пор ню сделано?
— Я только что собирался заняться витриной, — миролюбиво ответил мистер Бантинг. — Был очень занят.
Вентнор раздраженно, махнул рукой: — Я распорядился, чтобы сделали новую выставку, и, насколько я понял, вы отменили мое распоряжение.
Мистер Бантинг быстро взглянул на него. Некий намек, заключенный в этих словах, заставил его приготовиться к защите.
— В первый раз слышу о новой выставке, — ответил он твердо.
— Господи Иисусе, вот человек! Разве вам не передали? Не могу же я бегать к вам с каждым пустяком. Я обо всем договорился со Слингером.
— С вашего позволения, сэр, — этот оборот речи казался мистеру Бантингу весьма эффектным, и он произнес его с должным ударением, — этот отдел вверен мне, а не Слингеру. И мне ничего не известно о новой выставке. Если вы что-нибудь и сказали Слингеру, он оставил это при себе.
— Мне кажется, — заметил Вентнор, разглядывая мистера Бантинга с таким же неторопливым любопытством, с каким мистер Бантинг разглядывал, букашек у себя в саду, — мне кажется, в этом отделе что-то неладно. Нет должной работы, нет единодушия. Какая, скажите на милость, могла быть у Слингера иная причина не сообщать вам о своем проекте новой выставки, как не боязнь встретить неодобрение с вашей стороны? Потому-то он и пришел со своими планами ко мне. Может быть, это и не по правилам, но вполне объяснимо. Очень жаль, что вы не можете сработаться со своими сотрудниками.
— А что это за проект Слингера? — вопрос звучал весьма иронически.
— О, ничего потрясающего. Никто на это и не рассчитывает. Просто он сделал эскиз витрины, небольшая кухонька, обставленная нашими изделиями, включая кое-какие новинки, которые мы продаем со скидкой.
Это будет несколько лучше того, чем вы до сих пор угощали публику. Вот список предметов, которые ему нужны. Он сам присмотрит за перестановкой витрины, поскольку это его идея.
Слингер уже «присматривал», внося временную дезорганизацию в работу отдела. Мальчик-рассыльный и младший помощник возобновили свою возню в витрине, сторож подавал через перегородку броклиевскую машинку «Чудо» для отжимания белья; еще один юнец путешествовал от прилавка к прилавку, собирая горшки, сковородки и ножи всевозможных фасонов и мешая всем и каждому заниматься, своим делом.
«Закрыл бы совсем магазин для публики, и дело с концом», — цинично думал мистер Бантинг, созерцая эту кипучую деятельность. Он пытался поймать взгляд Слингера, чтобы посулить ему справедливое возмездие, но Слингер, казалось, совершенно не замечал ни мстительных намерений мистера Бантинга, ни даже его присутствия. Он ревностно надзирал за устройством витрины, шныряя взглядом во все стороны, только не в сторону мистера Бантинга.