Лебедев Andrew - Трамвай желанiй
Витька вспомнил это свое первое впечатление от встречи с Гийомом и угрюмо усмехнулся…
И снова поймал себя на мысли, что ему все же интересно – а как там у них ЭТО?
Это самое? И неужели, неужели она любит ЭТО с ним?
Недаром, недаром мудрые и искушенные в вопросах силы образного возбуждающего воздействия на страсти человеческие – древние греки придумали Минотавра, которому бросали на растерзание самых красивых девушек… Ведь не возбуждает с такой же силой картина обычного соития красивого юноши с красивой девушкой, как возбуждает картинка обладания нежным женским телом какого-нибудь чудовища!
Возбуждение – через возмущение.
Возбуждение через протест сознания, что так не должно быть.
А еще, а еще сила эффекта возбуждения, что вызывает мезальянс, состоит в том, что изначально мужчина представляет себе акт обладания женщиной как акт подчинения ее себе, сопровождаемый и унижением, и причинением ей боли.
Это пришло от тех времен, когда штурмом взятая крепость или город на три дня отдавались солдатам на разграбление. А может, и с еще более ранних времен, когда, чтобы продолжить свой род, мужчины одного племени дикарей набрасывались на мужчин другого племени и насиловали самок прямо на трупах их соплеменников. Где уж там до нежных любовных ласк, когда пятеро солдат хватали женщину за волосы и волокли ее на сеновал! Но это приводило всех свидетелей происходившего в небывалое возбуждение! И это факт.
Оттуда этот теперешний накат возбуждающей волны? Когда видишь в порножурнале картинки белокурой девушки в мускулистых лапах двух, а то и трех негров?
Витька задумался над этим.
Задумался, потому что ЕМУ БЫЛО ИНТЕРЕСНО, КАК ТАМ У НИХ В ПОСТЕЛИ – У РИТКИ С
ГИЙОМОМ?
У некогда бывшей его Ритки?
И Виктор даже попытался представить себе, а как бы было ему самому: плохо ли – хорошо ли, случись ему улечься с девушкой из баскетбольной суперлиги?
И какую музыку они врубают, когда трахаются?
Французские группы? "Телефон" и Риту Митцуко? Или Патрисию Каас с Аленом Сушоном и Милен Фармер?
Сохальский вот любил Дэвида Бауи, Лу Рида, Йес и Кинг Кримсон.
А Витька Семин любил музыку попроще, от которой Сохальский кривил кислую рожу – мол, примитив! А Витька, наоборот, уверенно полагал, что простая и оттого лучше ложащаяся на душу музыка "Скорпов" и "Модерн Токинг" – более искренняя и потому более честная. Он тоже кривил рожу, когда Игореша подсовывал наивной Ритке очередную кассету с Лу Ридом.
– Чего девчонке голову морочишь своей заумью? – говорил он Игорю. И, уже обращаясь к Ритке, добавлял: – Выбрось ты эту муру претенциозную, возьми лучше Криса Нормана послушай.
Но Ритка…
Девчонки вообще, когда хотят парню понравиться, подстраиваются под его вкусы.
Ходила с Витькой Семиным – млела у него в машине от Тома Андерсена с Дитером Болиным, млела, аж глазки кверху закатывала так, что зрачков уже не видно было – одни белки с красными прожилками да дыхание прерывистое. Особенно, когда Витька разгонял машину по нижнему Выборгскому шоссе и, правя одной левой рукой, правую руку свою пускал гулять по Риткиному телу – то отправлял свою шершавую ладонь к ней под юбку, то просовывал в вырез ее кофты.
А стала с Игорем Сохальским встречаться, так и полетели в мусорное ведро кассеты со "Смоуками" да "Скорпионз". А вообще, девчонки всегда были готовы добросовестно полюбить всякую музыкальную белиберду, лишь бы она нравилась их корешам-бойфрэндам.
Девчонки на второй день знакомства так и говорили: – Дай мне что-нибудь хорошее послушать… И им давали, насилуя их несчастные ушки, непостижимого Кинг Кримсона и запавшего в заумь Вэйкмана, а девчонки добросовестно слушали, качая головками в такт и не в такт сильной доле… Когда с этим мальчиком дорожки расходились, кассеты с Вэйкманом и Робертом Фрипом летели в мусор – ou pubelle – в трэш-бокс летели все эти Роберты Фрипы и Кинг Кримсоны, вместе с памятью о смятых под звуки этих фрипов и кримсонов кофточках, о порванных под эти звуки колготках и сломанных застежках лифчиков…
Глава вторая
Продажа желаний Как высокопарно написали бы в старину, "пробуждение его было безрадостным".
Впрочем, как всегда.
– Где деньги? Где деньги? Где деньги?
От этого рефрена в ушах стоял звон, как если бы на голову ему надели чугун и ударили по нему деревянной киянкой.
Казалось бы, когда жизнь становится невыносимой, естественный выход – уйди от этой жизни. Устранись от нее. Сделай, как знаменитый эскейпист Гудинни…Как делает любой кот, когда ему не по душе ласки хозяина. Или его неласки.
Уйди!
Но Анька правильно все рассчитала.
От больного ребенка Антон уйти не сможет никогда.
И Антошке порою даже начинало казаться, что это она специально во время беременности съела чего-нибудь такое, чтобы ребенок родился больным. Чтобы Антона через это навеки повязать. Сделать его рабом. Как джинна делали рабом лампы. Как галерного раба привязывали к веслу. Как японского солдата-штрафника приковывали цепью к пулемету…
Был выходной, Антон ехал к матери в дурдом. Навестить.
До Сенной добирался на метро. В вагоне закрыл глаза и в который раз уже думал о первородном грехе.
О том грехе, за который занижением собственной самооценки была наказана его мать.
О том грехе, за который был теперь наказан и он сам. Еще не успев пожить… О Боже! Еще не успев пожить, едва погуляв пару лет после института, да и разве можно назвать "гулянкой" эти два жалких годочка, когда он пытался пожить в свое удовольствие на те скромные средства, что давала должность помощника главного бухгалтера! И тем не менее, в самом начале жизни он попал в западню, и эта самая жизнь кончилась.
"Ведь счастье – это не когда у тебя все есть, – думал Антон, не открывая глаз и раскачиваясь в ритме раскачивающегося в тоннеле вагона, – счастье – это когда есть ожидание изменения к лучшему, когда есть свобода выбора, когда вообще есть какие-то перспективы, гарантированные той же пресловутой свободой. Антон даже вспомнил, как называется такая парадигма – апологетикой императива свободы она называется.
А теперь вот никакой свободы у него уже не было.
Он, как шар, вброшенный в поле китайского бильярда под названием "пин-бол", наткнулся на штырь, исчерпал всю свою потенциальную энергию в самом начале своего жизненного пути и встал… Встал без перспективы.
Теперь остается только одно: до-жи-вать…
Именно поэтому-то и не хотел он поддаваться на провоцирующую долбежку ненавистной жены: где деньги-где деньги?
Антон предпочитал теперь плыть по течению: – А пошла она на!..
Вот только ребенок. Весомый аргумент. Не сам Юрка, а болезнь его, будь она проклята вместе со всем прочим!
"Don"t worry, be happy!" – старая песенка, услышанная этим утром по радио, теперь навязчиво крутилась в голове.
"Счастье, счастье, счастье", – думал Антон.
А есть оно вообще?
В смысле, когда женишься на любимой, на красивой, и с нею с одной потом всю жизнь… Ни с кем ей не изменяя. Причем не оттого, что себя будешь принудительно контролировать, как монах – де, не гляди на иных женщин, а просто жена у тебя будет такая, что и не захочешь на иных глядеть!
Бывает такое счастье?
Вот если бы произошло чудо. Тогда, на первом курсе, когда он только познакомился с Риткой, с Виктором, с Игорьком, и вот тогда произошло бы чудо – Ритка выбрала бы не Витю Семина с его машиной, а приняла бы Антошкин букет, когда он полтора часа поджидал ее возле бассейна, и пошла бы не с Витькой, наплевав на его "девятку", а с Антошкой. И не просто бы пошла – в кино или на дискотеку, а стала бы его девушкой. Его женщиной… Или, как киришские, вроде его Аньки, говорят: "стала бы с ним ходить" и "у них бы все было хорошо"…
А?
Что бы тогда?
Был бы Антоха счастлив?
А если бы и Ритка стала долбить его, как Анька долбит?
Антон попытался представить себе картину:
Он приходит с работы в их коммуналку… В комнате – Ритка… В незастегнутом розовом фланелевом халате… И тоже, как Анька, с порога ему: – Где деньги?
Нет!
Совсем не то!
Совсем не так, как с Анькой.
Да Ритку бы он первым же делом повалил бы на диван…
На ковер…
На стол бы ее завалил…
И не отрывался бы от нее, и не отлеплялся бы от нее до полной диффузии…
"А еще, – подумал Антон, – для Ритки я денег добыл бы…" Наверное.
Наверное, добыл бы.
А то как же иначе?
И еще…
И еще одно важное обстоятельство.
Это чудо, если бы оно и произошло, оно должно бы было произойти именно на первом курсе.
Именно на первом, еще до того, как она была с Виктором, и до того, как была с Игорьком.
Антоха наверняка не смог бы с нею жить, вернее не с нею, а с ревностью к ее прошлому, к тому ее танцу на столе, когда Игорек со своей кривой ухмылочкой так по-хозяйски осматривал ее живот, низ ее живота, когда она так бесстыже танцевала для него под Дитера Болина на их новогоднем столе.
