Светлана Борминская - Вы просили нескромной судьбы? или Русский фатум

– Бриллиантового гарнитура? – понимающе вздохнул приятель. Желваки ходили у него ходуном.

– Если бы... Мебельного! Ну, я позвонил по указанному номеру и договорился о встрече.

– То есть ты даже не знал, что разговариваешь с дочерью московского министра? – хлопнул себя по ляжкам приятель.

Возвращавшаяся с обеда секретарша выразительно покрутила пальцем у виска и прибавила шаг, не глядя на них.

– А если б там оказалась какая-нибудь дряхлая мегера с тремя подбородками?.. – Приятель поежился и замычал, передразнивая немощь.

– Плевать, тоже хорошее знакомство. А что? – Шишов встал.

– Погоди, а дальше-то? Еще минута есть.

– Я был у нее. – Шишов пожал плечами, похоже, рассказывать подробности знакомства с Наденькой ему совсем не хотелось.

– Ты? – не отставал приятель. – И как все произошло?

– Поехал к ней в Дурасовский переулок. Позвонил в домофон, зашел в подъезд... Дом новый, банки с красками почти у каждой двери, остатки обоев, а у ее двери ванна стоит с какой-то ветошью.

Приятель жадно слушал.

– Я подумал и поджег эту ветошь и еще раздул как следует. – Шишов вздохнул, вспоминая. – Как дым пошел, я позвонил и спас ее из горящего дома.

– А дом сгорел? – выдохнул приятель.

Шишов хохотнул.

– Ветошь в ванной сгорела вся... Так и познакомились. А Наденька меня как своего спасителя семье представила. – Шишов замолчал. – Пошли, уже второй час.

– А гарнитур как же? Ты хоть видел его?

– Посоветовал не продавать. – Шишов свернул к каморке в конце коридора, где заправлял картриджи и чинил разнообразную канцелярскую мелочь.

– А она?..

– Согласилась. – Иван Ильич вздохнул и поморщился. – Наденька вообще со всем соглашается, ее так папа приучил.

– А какая она? – У приятеля желваки продолжали свою автономную жизнь.

– Обыкновенная дочь, вся в прыщиках, дура дурой, все папе рассказывает, – вздохнул Шишов, садясь за свой стол, на котором в кучу были свалены картриджи. – Ну почему такие дуры рождаются именно у отцов-начальников? – надевая перчатку на правую руку, простонал он.

– А сколько ей? – Приятель оглянулся.

– Двадцать девять, как и мне...

– Засиделась женщина, – мечтательно пробормотал приятель.

– Да, – кивнул Шишов. – Пятьдесят шестой размер.

– Тетка в возрасте. – Приятель что-то подсчитывал на пальцах. – И что, она вправду крокодил?.. А подруги у нее случайно нет такой же?

Шишов пропустил вопрос мимо ушей.

– Так ты ей не сказал, кем работаешь на самом деле? Ну, что заправщиком картриджей, типа офисный планктон? – уточнил приятель.

– Я оценщик антикварной мебели. – Шишов подмигнул.

– Да, ты не похож на дурака, – согласился приятель. – Кем же мне представляться, если тоже найду себе «липучкину»?..

– Телохранителем попробуй. – Шишов хмыкнул, взглянув на худосочного коллегу.

– Скажи, а ты сможешь с «крокодилом» жизнь прожить, детей завести? – задумчиво протянул приятель.

– А я не привередливый. Я теперь раб Наденьки, – отмахнулся Шишов. – Сегодня из салона красоты ее забираю, она там чистку лица делает.

Приятели гоготнули...

«ГДЕ-ТО В ГОРАХ МОНТАНЫ...»

Наум вышел из двери приемного покоя, сделал пару шагов и прислонился к дереву в больничном скверике. На истоптанной лужайке валялись окурки, пустые пивные банки и всякая шелуха, а неподалеку бродили ходячие больные, постреливая сигареты у посетителей и медперсонала.

– И зачем я просил этого счастья на свою голову? – Наум с усилием поднял перевязанную голову и поискал глазами солнце.

Его выписали только что, подправив здоровье, после того инцидента с рокером Духовным. У ног Наума стоял пакет с вещами, а одет он был в ту же самую одежду, в которой его привезли в больницу, – шотландский килт и шелковую курточку на «молнии», любезно почищенные сестрой-хозяйкой.

– Что за игра в жизнь, Наум, а если следующий гомофоб убьет тебя? – напоследок задал ему вопрос хирург Александр Лукич Мясников. – Тебя спас внезапный приступ панического страха, ты из последних сил сумел убежать от этого рокера, как его там?..

– Квач Духовный, – с отвращением вспомнил имя мотоциклиста и врага своего Наум.

«Что он имел в виду, когда говорил, что убьет? – стоя под деревом, пытался разобраться Наум, не соглашаясь с прямой постановкой вопроса Мясникова. – Меня, что ли, убьет? Я измучился, я ночами не сплю! За что меня убивать?»

– Где-то в горах Монтаны... – Наум огляделся и, расстегивая «молнию» на шотландской юбке, ненадолго отошел к забору.

Оправив юбку, он вернулся обратно под дерево, голова все кружилась, и следовало постоять еще немного, прежде чем отправиться домой... После стычки с рокером Наум чувствовал себя полной развалиной. Мимо, от ворот к приемному покою, шагали посетители, проехала одна санитарная машина, вторая, а Наум все стоял. На ближнюю скамью сел юноша в строгом костюме офисного труженика и, вытащив телефон, стал кому-то звонить. Безошибочно почувствовав поживу, к нему подбежала задрипанная больничная кошка, похожая на вокзальную цыганку, и, ткнув носом в стоявший на земле кейс, мяукнула, видимо, унюхав колбасу.

Наум завистливо сглотнул, видя, как кошку гладят и начинают кормить сарделькой... Его впервые не возбудил вид мужчины, задумчиво определил свое состояние он. Впервые за многие годы...

«Что со мной?» – спросил Наум и, закрыв глаза, спиной ощутил твердый ствол дерева.

Кто-то тронул его за плечо, и Наум очнулся. Рядом стоял юноша, а противнейшая из всех кошек, доев выцыганенную сардельку, смотрела на них взглядом свекрови.

– Килт. – Юноша восхищенно цокнул языком. – Простите, а у вас там правда ничего нет?.. – кивнул он на застегнутую «молнию» килта.

– Что значит «ничего»? – обиделся Наум. – Я вообще-то спешу. – Взяв пакет с вещами, он отделился от дерева и пошел в сторону раскрытых больничных ворот.

«Капелька удачи мне не повредит», – думал он, прибавляя шагу.

КОМПАНЬОНЫ

Обложной дождь на целый день повис над улицей... Саша Невменько энд Женя Чихмачян сидели в гараже и пили.

– Нам до счастья, как до Китая раком. – Александр Акимыч Невменько взял огурчик из банки и с хрустом заглотил его.

Чистопородный русский мужик Акимыч и молдавский мужик Евгений Иванович Чихмачян квасили с утра. ООО «Катафалки для кошек энд собак» категорически не приносило прибыли с даты его основания, и компаньоны всю последнюю неделю решали, не лучше ли будет закрыть нефартовое предприятие, пока расходы окончательно не превысили доходы.

Они пили и переругивались, правда, без зла.

– На сегодня литра хватит, главное, после ноль пяти сознание не потерять и допить остальное...

– Не пей, Акимыч, – вздохнул Евгений Иванович, глядя на болезненно-синее лицо компаньона.

– Че это?! – удивился тот.

– Сердце посадишь, – икнул Чихмачян.

– А зуботычину?..

Чихмачян закашлялся от смеха.

– Не трясись, как Альцгеймер, – покосился Акимыч. – Чего-то полоса у нас какая-то черная-пречерная... Каждый вечер засыпаю и жду, может, сегодня какое знамение увижу, а утром просыпаюсь всего лишь в похмелье!..

– Хочешь, чтоб ангелы во сне предупредили? – кивнул Чихмачян. – Все еще счастья ждешь? Я уж и думать забыл.

– Нам до счастья, как до Китая раком! – зло повторил Акимыч.

– А че ты попросил-то? – по-простецки стал выспрашивать Чихмачян. – Скрываешь от друга?

Акимыч косо взглянул на компаньона.

«Друг, – про себя выругался он. – Так я тебе и сказал про разнузданный секс с Анджелиной Джоли!»

– «Спелая, она такая спелая...» – напел он и внезапно вспомнил: – Вчера звонил бывший друг, тренер женской сборной по синхронному плаванью. – Акимыч наклонился и чуть не упал. – Гад, зазнался, вспомнил Акимыча, как собака подохла!

– Это у которого мы чау-чау хоронили? – кивнул Чихмачян.

– Ну, Закондырин его фамилия... Так знаешь, что он мне предложил? – Акимыч медленно собрал пальцы в дулю. – Не знаешь?..

Чихмачян покачал головой.

– Массажистом в сборную к себе! – И Акимыч помахал дулей в воздухе. – Я ж раньше массажом промышлял.

– Акимыч, а ты не хочешь? – трезвым голосом переспросил Чихмачян. – А порекомендуй меня, а?

Акимыч пьяно кивнул.

– Порррр... экомэн... дую!.. – пообещал он.

Над Москвой моросило совсем не по-летнему...

МАЙКОПСКАЯ

Неделю назад религиовед Майкопская уволилась. Видеть счастье доцента Ксенонова Регина Ростиславовна больше не могла – хоть ее прибейте на этом самом месте. И всю неделю уютная женщина в очках и растянутой футболке пила виски «Белая лошадь» и слонялась из угла в угол своей квартирки.