Тара Сивек - Присматривай за мной (ЛП)

В воздухе повисает тишина, Мег теребит края изношенного одеяла у себя на ногах.

— Что случилось, Мег? — ласково спрашиваю я.

Она издает тяжелый вздох и откидывается на подушки. Она смотрит в потолок и пытается подобрать слова.

— Два года назад я училась в колледже. Я ходила в школу, чтобы получить начальное образование. Я все еще жила дома и ходила на занятия, — тихо объясняет она, ее глаза все еще рассматривают потолочную плитку. — Однажды вечером вечеринка слегка вышла из-под контроля, и я перепила.

Мои родители всегда говорили, что я могу позвонить им в любое время, если попаду в неприятности. Я позвонила им и попросила забрать меня, так как все мои друзья были пьяны не меньше меня, а может и больше. По дороге домой отец читал мне нотации об алкоголе и я сказала что-то саркастическое. Он повернулся, чтобы посмотреть на меня. В следующий момент я поняла только то, что вокруг нас все взорвалось. Он вышел на встречку, и мы столкнулись лоб в лоб с грузовиком. Они умерли мгновенно. Я отделалась вывихом запястья и раной на голове. У меня были две маленькие раны, а они расстались с жизнью. Вся моя большая семья после этого не захотела иметь со мной ничего общего. Я и до этого была белой вороной, так как была чуть-чуть дикая. Случившееся доказало, что я плохое семя. Я убила своих родителей, два года назад, вчера.

Наконец, Мег повернула свою голову ко мне. Все, что я хотела сделать, это обнять ее и сказать, что все будет хорошо.

Так я и сделала.

Я поднимаюсь и сажусь на край ее койки.

— Подвинься, — командую я, вытягиваю ноги на одеяло.

— Мы будем обниматься? Оооо, мы можем целоваться? — спрашивает она и двигается.

— Шшшшш, не порти момент, — говорю я, обнимаю ее одной рукой за плечи и притягиваю к себе. Она кладет голову мне на плечо, и мы долгое время сидим в тишине на ее больничной койке.

— Мне жаль, что так случилось с твоими родителями. Это не твоя вина. Твоя семья — это кучка болванов, — со злостью говорю я, нарушая тишину. Мег издает смешок и обхватывает меня за талию.

— Могу я дать тебе их телефон, чтобы ты позвонила и сказала это им?

Мы вместе смеемся. Но я надеюсь, она знает, что для нее я могу сделать именно это и еще больше. Я могу съездить к каждому и высказать им это, если ей так станет лучше.

— Прости меня, я вела себя как дура по отношению к тебе, — шепчу я.

— Ты не была дурой. У тебя своих забот хватает. И я не рассказывала тебе этого о себе. Ты не знала.

— Но мне следовало знать. Я никогда не была таким дерьмовым другом. Я раньше была тем человеком, к которому все шли со своими проблемами... — замолкаю я.

— Что случилось? Я знаю, твой отец - отстой. По крайней мере, был. Мне показалось, он довольно клевый, но я ничего не знаю о нем, кроме того, что работала с ним последние несколько недель, — пожимает плечами Мег.

Я, не задумываясь, рассказываю ей свою историю. Я задолжала ей объяснения. Она понимает, что раньше я была лучше. И теперь я потихоньку стараюсь вернуть себя.

Не вдаваясь в подробности, я рассказываю ей о том, как потеряла маму. Кажется не совсем правильным сосредоточиться на моих проблемах, когда она лежит в больнице. Но я хочу, чтобы она поняла. У нее слабое представление о моем отце, только по обрывкам разговоров, которые она слышала за последний год. Она никогда не хотела вмешиваться, поэтому никогда не спрашивала.

Когда я рассказываю ей все, мы с Мег говорим о ее родителях. Она обещает мне, что она поговорит со мной, как только почувствует приступ вины или депрессии. Больше никаких таблеток, никакой печали в одиночку. Мы обе будем лучшими друзьями друг другу, и надеюсь, что будущее нас обеих стало чуть светлее.

Мег спрашивает о Зэндере, и я не могу скрыть румянец на щеках или стереть улыбку с лица. По моему лицу она узнает, что произошло прошлой ночью, и издает оглушающий визг. К нам даже прибегает несколько медсестер. После того, как мы убедили их, что все в порядке, мы начинаем неутомимо хихикать. Я стесняюсь попросить совет. Хотя я не хочу нагружать Мег своими проблемами, она настаивает. Ей нужно сосредоточиться на чем-нибудь еще, отвлечься от своих проблем. Я думаю, она права. Я понимаю, что уже больше часа сижу с ней в больнице, я возвращаюсь к своим старым воспоминаниям и проблемам и говорю о новых; чувства страха, которое обычно появляется в желудке, больше нет. Мне легко говорить с Мег, мне нравится иметь подругу, чтобы с ней поговорить. Я люблю Зэндера, и я знаю, что могу поговорить с ним обо всем, но иметь подругу это другое.

— Я призналась ему в любви, — смущенно рассказываю ей.

— О, охренеть. Это серьезно. Более серьезно, чем потерять девственность.

Я хлопаю ее по руке и прошу говорить потише, когда заходит медсестра, чтобы проверить, что у нас происходит.

— Мы слишком спешим? Все слишком быстро, да? Мне кажется, что все смотрят на нас как на сумасшедших. И моему отцу он не очень нравится. Одному Богу известно почему, — жалуюсь я, закатывая глаза.

— Ненавижу, когда люди говорят: «О боже, они женятся слишком быстро» или «Они даже не знают друг друга». Какое им дело до твоих отношений? Только вы двое знаете, что хорошо, а что плохо. Я уверена, что ты не занялась бы сексом с тем, в ком не уверена на сто процентов. И я видела, как он смотрит на тебя и как он о тебе заботится. Его глаза повсюду следуют за тобой, убеждаясь, что ты в порядке. Никто не скажет тебе, торопишься ты или тормозишь. Для вас обоих все происходит именно с той скоростью, с которой должно.

Когда Мег заканчивает, я шокировано смотрю на нее, удивленная ее проницательностью.

— Как, черт возьми, ты стала такой умной?

Она пожимает плечами и одаривает меня самоуверенной улыбкой.

— Легко решать чужие проблемы. Со своими не справиться.

Мы болтаем еще несколько минут, а когда я убеждаюсь, что она в порядке, я обещаю позвонить позже и ухожу, чтобы она смогла отдохнуть перед встречей с одним из психотерапевтов.

Копаясь в сумке в поисках мобильного, чтобы написать Зэндеру сообщения, я не обращаю внимание, куда иду и врезаюсь в кого-то.

— О боже, простите! — восклицаю я, глядя на блондина в больничной униформе со стетоскопом на шее.

— Все хорошо. Я в порядке, — говорит он, беззаботно улыбаясь.

— Эддисон? Простите, Эддисон Сноу?

Я оборачиваюсь, одна из медсестер Мег подбегает ко мне с моим мобильным в руке.

— Вы забыли это в комнате Мег. Она попросила меня постараться догнать Вас, — говорит она и протягивает телефон.

Я благодарю ее, и она быстрым шагом уходит обратно на работу.

— Тебя зовут Эддисон Сноу? Я подумал, что видел тебя раньше.

Я снова смотрю на парня, в которого врезалась. Я удивлена, что он все еще здесь.

— Простите, мы знакомы?

Он поднимает обе руки и вертит в руках стетоскоп.

— Ты, возможно, не помнишь меня. Ты была не совсем в себе, когда я видел тебя в последний раз. Хотя сейчас ты выглядишь лучше. Я рад, что у тебя все в порядке. Зэндер сказал, что ты в порядке, но приятно убедиться в этом самому.

Я в замешательстве смотрю на него, не понимая, о чем он и когда он видел меня в последний раз. Но так как он знает Зэндера, я полагаю, что он один из его друзей или коллег. Я не могу сдержать улыбку, понимая, что он говорил обо мне с друзьями.

— Ты работаешь с Зэндером?

Он качает головой, продолжая таскать туда-сюда край стетоскопа.

— Нет, он работает в отделении рентгена, но мы познакомились в колледже. Я стажер в скорой помощи. Там я встретил тебя.

Детали по кусочкам соединяются в памяти, и по спине пробегает холод.

— Мне срочно нужен литр 0 отрицательной. Она потеряла много крови.

— Ты можешь сказать свое имя? Не закрывай глаза.

— Кто-нибудь дайте манжету для измерения давления и позвоните в операционную.

— Ее зовут Эддисон. Эддисон Сноу, ей восемнадцать лет.

— Эй, милая, открой глаза. Давай, открой глаза и посмотри на меня.

— Кровяное давление семьдесят на сорок пять. Мне нужна кровь СЕЙЧАС!

— Эддисон, эй, все в порядке. Шшшш, ты в порядке. Я здесь, Эддисон.

— Зэндер был вне себя в тот день, когда тебя привезли.

Голос парня вытаскивает меня из воспоминаний. Мне все тяжелее дышать, он продолжает:

— Я знаю его много лет, но я никогда не видел его таким подавленным или паникующим как тогда, когда он пришел поговорить, а тебя вкатили на носилках. Мы пытались выпроводить его, пока работали с тобой, но он был решителен. Что-то, связанное с обещанием твоей матери... я не знаю. Он

был единственным, кто мог заставить тебя говорить, поэтому нам пришлось разрешить ему остаться.