Вера Эфрон - Продана
– Ты имеешь в виду шведскую полицию, которая допрашивала тебя?
– Да.
Я вспомнила, как унизительно было отвечать на вопросы. Еще хуже было, что рядом находился переводчик-мужчина, который переводил со шведского. Если бы на его месте была женщина, возможно, мне было бы легче. Она бы лучше поняла бы меня.
В полиции задавали глупые вопросы о том, сопротивлялась ли я во время секса, испытывала ли я удовольствие.
– Но это не было сексом, это было изнасилование, – возмутилась я.
– Ты что-нибудь кричала? – поинтересовался толстый блондин в полицейской форме.
– «Нет» по-английски.
– Но ведь твои клиенты могли подумать, что ты кричишь от удовольствия…
– А ты бы закричал «нет» от удовольствия, если бы в твою жопу вставили член?
Полицейский с удивлением посмотрел на меня, потом склонил голову над протоколом и что-то застрочил.
– Понимали ли твои клиенты, что ты выражала протест, – слово «протест» он подчеркнул особо, – когда ты участвовала в групповом сексе?
Ну что мне было ответить? Я чувствовала себя беспомощной, мне было трудно объяснять что-либо человеку, который мне не верил.
– Хорошо, при изнасиловании было много участников?
– Да.
– Они держали тебя за руки или за плечи, чтобы ты не сопротивлялась?
– Они держали меня за руки, но не потому, что боялись встретить сопротивление. Они вообще не думали, что я могу сопротивляться.
– Тогда это не было изнасилованием, – заключил полицейский.
Я окаменела. Полиция мне не верила, никто мне не верил. Кто же поверит на слово проститутке? Быть вором или убийцей намного выгоднее, чем быть проституткой. Проститутка – это самое худшее в жизни. Я читала в глазах полицейских презрение. Такое же презрение читалось в глазах переводчика. Проститутка, блядь… Стоит ли принимать во внимание ее слова? Могла ли я надеяться, что когда-нибудь все это кончится?
Люди ненавидят таких людей, как я, – проституток. Женщины ненавидят нас за то, что мы представляем для них реальную угрозу. Они ревнуют нас, потому что их мужья идут к нам, вместо того чтобы испытывать удовольствие с ними. Мужчины ненавидят нас за то, что знаем их тайну. А тайна очень простая: похоть, и больше ничего.
Эвелина однажды рассказывала о клиенте, которого она хлестала плетью, а он от этого получал удовольствие. Ну и ну! Сделать больно мужику! Да я бы так его излупила, что он бы не выжил. Какое уж тут удовольствие…
Я вспомнила об одном клиенте, которого обслуживала в Швеции. Он привязал меня к спинке кровати и насиловал непрерывно в течение часа, но так и не смог спустить сперму. Тогда он стал бить меня. На губах его выступила пена. Я перепугалась тогда насмерть. Татьяна потом сказала, что он был больной человек. Она его тоже обслуживала, он всегда был жестоким…
В восемь часов пришел Марат и забрал нас из каюты. Он бросил на меня изучающий взгляд и, по всей видимости, остался доволен. Он четко проинструктировал нас, что делать и какую плату брать с клиентов. Мы должны были сидеть в баре и ловить клиентов сами. Они с Радиком будут сидеть поблизости и контролировать нас.
– За полчаса возьмете семьдесят баксов. Обычный минет – пятьдесят, трахаться в жопу – сто зелененьких.
– А если будет больше, чем полчаса? – спросила Татьяна.
– Двойная ставка.
Я молчала. Мне было до лампочки, сколько сегодня Марат заработает на моем теле. Я ждала только, когда мы пойдем ужинать. Я сильно проголодалась. С прошлого вечера во рту у меня не было ни крошки. Я была бы рада и корочке хлеба.
– Деньги берете до того. Никакой оплаты потом, – наставлял Марат.
Он достал бумажник и вытащил несколько банкнот. Таких денег я никогда не видела. На банкнотах был изображен молодой человек в парике и стояла цифра «100».
– Вам будут платить в шведских кронах. Это вот сто крон.– Он показал нам банкноту. – А вот эта бумажка – пятьсот крон. Вы берете семьдесят баксов или пятьсот крон. Русскую или литовскую валюту не брать. Понятно?
– Понятно, – кивнула Татьяна. – Помедлив, она спросила: – Я правда могу немного оставить себе?
– Третью часть из того, что окажется сверх пятисот долларов, – засмеялся он. – А теперь, суки, работать.
Мы вышли из каюты и пошли за Маратом. Татьяне разрешили поесть, как и обещали, в ресторане, где еду можно было брать на выбор и есть столько, сколько влезет. Она страшно обрадовалась. Марат оставил ее там, и мы пошли дальше. В кафе он посадил меня за столик и заказал бармену чашку чая и бутерброд. Себе он взял пиво и присоединился к Радику, который уже сидел в углу за другим столиком.
Бар был полон. Как я поняла, это были шоферы-дальнобойщики.
Марат и Радик завязали разговор с некоторыми из них. Я слышала, как они хохочут. Мужчины поворачивались в мою сторону и дырявили наглыми глазами. Я жадно ела бутерброд. Я была так голодна, что подобрала со стола все крошки. Чай тоже был неплохим, сладким, хотя его оказалось мало. Голода я не утолила.
Я вспомнила Татьяну. Она-то сегодня наестся до отвала… Внезапно меня пронзила мысль: а откуда она знала, что ей разрешат взять себе часть денег? Ведь она только уточнила у Марата, может ли она оставить какую-то часть себе. Она что, разговаривала с Мартом раньше? Если да, то когда? И что она такого сделала, чтобы получить такую привилегию?
Ко мне в душу заползло подозрение. Татьяна могла выдать Марату, что я собираюсь бежать. Вот почему они привели меня в кафе под своим надзором: она выдала меня им! Вот почему Марат угрожал выбросить меня за борт, когда мы садились на паром…
Почему она уговаривала меня накраситься? Ей, возможно, обещали за меня комиссионные, а она так любит деньги.
– Могу я предложить вам выпить? – прервал мои мрачные мысли мужчина лет пятидесяти. Он обратился ко мне по-английски.
Я взглянула на него. Крупный и крепкий, одет в клетчатую красно-коричневую рубашку с засученными рукавами, сверху – кожаная безрукавка, джинсы… Он выглядел добрым и даже скромным. Он-то не станет меня бить, подумала я.
Я повернула голову в сторону Марата – он одобрительно кивнул.
– О’кей, – ответила я. – Водки пятьдесят грамм, плиз!
Мужчина весело побежал к бару. Я вздохнула. Эвелина, кажется, была права, когда говорила, что с водкой все идет легче. Можно расслабиться, и боль не такая острая. Возможно, нужно было последовать ее совету.
Первая порция водки сотворила чудо. Делать минет мужику было не так противно. К тому же он принял душ и был чистый. На борту парома работать оказалось лучше, чем я думала. Большинство клиентов – шоферы, люди непритязательные – им бы стонов побольше. И все они были добрыми. Ни один меня не ударил и не потребовал чего-нибудь извращенного.
Я работала всю ночь без перерыва. Татьяна тоже. Сколько клиентов я обслужила, не помню, потому что под конец опьянела. Наверное, больше двадцати. После первого дальнобойщика я пыталась каждого нового клиента, прежде чем что-то сделать для него, раскрутить еще на водку. Еще я пила вино и пиво. Я не помню даже, как добралась до каюты и уснула.
Проснулась я от стука в дверь. Голова раскалывалась, внизу тоже болело. Я побежала в туалет, и там меня вырвало. Дверь открыла Татьяна. Я слышала, как с ней говорит Марат. Потом он начал считать деньги. Кажется, он остался доволен.
– В следующий раз получишь больше, – ободрил он ее. – Если эта сучка будет вести себя поприличней, ей тоже перепадет кое-что. – С издевательским смехом он покинул каюту.
Я вышла из туалета, когда Марат уже ушел.
– Сколько ты получила?
– Целых сто пятьдесят долларов! – радостно ответила Татьяна.
Как она могла радоваться? Сто пятьдесят долларов это, конечно, большие деньги, но я не хотела даже думать о деньгах. Я не была проституткой, как она. Я лучше ее, пыталась уговорить я саму себя.
– Скоро и ты получишь немного, – взбодрила она меня. – Только не бузи!
Я застонала. Я не знала, отчего мне так тошно – то ли от выпитого накануне, то ли от Татьяниных комментариев.
Глава четырнадцатая
С чемоданом в руке и головной болью, я следовала за Маратом и Татьяной по автомобильной палубе. Чувство дискомфорта усиливалось еще и от того, что я надышалась выхлопными газами. Паром уже причалил, носовой визир был открыт, и машины медленно скатывались на берег.
Я не выдержала и сплюнула на колесо грузовика, который стоял рядом с машиной Радика. Шофер высунулся из кабины и начал кричать на непонятном языке. Это был тот самый дядька, который вчера первым угостил меня рюмкой водки.
Я показала ему палец.
– Проститутка, – сказал он и сплюнул.
Я смолчала. Что ему возразить? Сказать, что я не проститутка, что меня заставили заниматься этим ремеслом? Или что он ничуть не лучше меня, раз воспользовался моими услугами? А может, надо было напомнить, что вчера он был добрее, когда у него стояло…
