Сергей Каледин - Записки гробокопателя
— У тебя получается четыре дежурства. Как ты?
Дверь за сестрой захлопнулась.
— Нет, Ириш, много. Ставь два.
— Слава Богу, сообразила. Ставлю двенадцатого и двадцать третьего.
— Давай. А я сейчас выписку закончу. — Вита села за стол. Ирина Павловна отложила расписание дежурств, улыбнулась.
— Ну как ты, Юрик?
Юрка неопределенно засопел, пожал плечами и потянулся к сигаретам Ирины Павловны.
— Курим? — удивилась Вита. — Ну да, на нервной почве! Достань-ка мне «Ессентуки» из холодильника. Габи — девка-то неплохая, — пояснила она Ирине Павловне. — Истеричная только.
— Вы не знаете, что такое «леер» по-немецки? — спросил Юрка, откупоривая «Ессентуки».
— Леер, леер?.. Вроде веревка, нет? Черт ее знает. В словаре посмотри, Ирина Павловна кивнула на книжный шкаф.
— У нее уж двое детей было с Юргеном, — не переставая писать, сообщила Вита, — а она все фордыбачилась, замуж за него не шла. Чувства проверяла. Он не Бог весть какой мужик. Кстати, главный врач клиники. Днем работа, вечером чего-то в подвале вырезает, потом один шнапс на ночь под музыку и дрыхнуть. А тем временем бабенку себе завел. Медсестру из клиники. Завел и молчит, стервец. Ждет, когда Габи сама на развод подаст. Чтоб на репутации не сказалось. Чем кончится, неизвестно…
— Она уже подала, — вздохнул Юрка.
Вита вскинула голову.
— Ты смори, глупостей не напори! Она тебе устроит веселую жизнь. Шальная баба!
— Она меня к вам ревнует…
— Вот-вот, из той же оперы. Говорю: истеричка. Но все равно симпатяга. Мне такие нравятся.
— На расстоянии, — скептически заметила Ирина Павловна и, чтобы перевести разговор на другую тему, спросила:
— «Леер»-то свою перевел?
— Пусто, — сказал Юрка.
— Чего «пусто»? — не поняла Ирина Павловна.
— «Леер» — «пусто», значит, — пробормотал Юрка и, поставив словарь на место, еще постоял так — лицом к стене.
Вита приложила палец к губам. Ирина Павловна понимающе кивнула.
По словарю Габины слова получались: «Мои руки есть пусты без тебя».
— Пойдем-ка, Юрик, Роста забирать, — бодрым голосом сказала Вита.
Бежало лето. Лида привезла сына. Вита почти каждый день ездила после работы на дачу. Она очень хотела, чтобы внук звал ее бабушкой, и даже покрикивала вначале, когда внук говорил ей, как все, — «Вита». Потом ей надоело одергивать ребенка, и она отцепилась от него, так и оставшись «Витой». Правда, мальчик, перестав называть ее бабушкой, перестал и слушаться ее. Виту это не очень беспокоило, она считала, что ребенку необходим продых в строгой системе Лидиного воспитания.
А живот болел все сильнее. Вита стелила себе на веранде, чтобы никто не слышал, как она мается по ночам.
Второй домик уже достроили, и Вита радовалась, что теперь у Лиды, когда она полностью переберется в Москву, будет и на даче свое изолированное жилье. Тем более что личные ее дела вроде налаживались — отец Мишеньки согласился наконец расписаться. Вите он очень нравился, вот только никак не могла запомнить его трудную фамилию.
К Грише Соколову Вита не шла, решила подождать до осени, когда переедут с дачи, а Рост отправится в санаторий. И потихоньку стала попивать обезболивающее.
Наконец дачу заколотили, Мишеньку увезли. Рост уехал в санаторий.
— Ю-ю-рочка, ну как тебе еще объяснить? И можно, и нужно переживать, но только в том случае, если результаты переживаний могут повлиять на дальнейшие события. А так — то не переживание, а пережевывание. Ну, неужели непонятно?! Ну вот что ты: «Габи, Габи…» Давай спокойно подумаем: какие перспективы ваших отношений?
— Она будет приезжать… — угрюмо пробормотал Юрка. — Я к ней съезжу.
— Дальше.
— Поженимся, — нерешительно пробормотал Юрка.
— Чего?! В твою комнатку на проспекте Мира? С детками?
— С милым рай и в шалаше.
Ростислав Михайлович молча взглянул на него, накинул поудобней на плечи сползшую куртку и повернул в поле.
— Я тебе сейчас такую Виту покажу, закачаешься, — обернулся он к Юрке. Ну, что ты ползешь, поспешай. Искупаться хочешь?
— Не хочу, — ответил Юрка, хотя был полдень, стояла жара и окунуться было бы совсем неплохо. Юрка стеснялся раздеваться при Росте: тот всегда дразнил его. И даже начинал щипать за сало.
— Гляди, девка, тебе жить… — сказал Рост и, словно перехватив Юркины мысли, добавил: — Я дочек спрашиваю: «Как вам, — говорю, — мой Юрка?» Они плечиками так поводят: «Он же толстый». Я говорю: «Ну, толстый-то толстый, ну, а как он вам понравился?» — «Ну, он же толстый». Кстати, покушать не надумал? А то обед скоро.
Юрка плелся за Ростом и думал о своем. Сперва все вроде шло нормально. Шашлык купил — к Росту в санаторий. А на вокзале как сел в электричку Москва Загорск, и забрало, Габи!..
— Может, вернемся, Ростислав Михалыч?
Рост обернулся.
— Тупой ты, дружок, в ходу. Ну, давай воротимся. Виту я тебе хотел показать.
— В каком смысле?
— В прямом. Музейчик маленький неподалеку. — Рост показал рукой за поле. Там баба из скифского кургана. Каменная. Кто ее приволок?.. Экскурсовода спрашивал, не знает. Ну, вылитая Вита. Жалко, фотоаппарата нет. Один в один Вита. Так и хочется погладить.
— А может, мне все-таки пожениться с Габи? — не слушая его, пробубнил Юрка.
— Тьфу ты, Господи. Я о деле, а он…
— Ну, ведь может же получиться?..
— При отсутствии достоверности правилом умного должна быть наибольшая вероятность. Цицерон. Смотри когда жил, а уже понимал. Все, Юрочка, хватит, ей-Богу, хватит, прекращай. Ты лучше со своей прежней женой сойдись, с этой, с Лидой. Виту порадуешь.
— Не-е-е, — потряс головой Юрка.
— Ну и дурак, — спокойно сказал Рост и повернул к санаторию. — Что у Виты?
— Болит… — вздохнул Юрка.
— Здорово?
— Она же не скажет.
— Мда… — произнес Рост.
— А Габи звонит… — пробубнил Юрка. — Часто…
— Скажи, чтоб не звонила! — с нажимом произнес Рост. — Запрети. Нельзя же деревянной пилой пилить. Бессмысленно и больно.
Они подошли к зданию санатория.
— А может, это и есть любовь?.. — канючил Юрка.
— Дорогая редакция, любовь это или дружба?.. — Рост вошел в подъезд, обернулся: — Подожди здесь!
Юрка сел на лавочку и, пока Рост не видел, закурил. Рост не любил, когда Юрка курит.
— Лови! — раздался сверху голос Роста.
Рост высунулся в окно и кинул что-то белое. Парашютик медленно опустился в клумбу.
— Вите передашь! — крикнул Рост. — Дуй быстрей, на электричку опоздаешь!
Юрка метлой достал парашютик из цветов. Обжал его пружинящий каркас, замотал и, как зонтик, сунул в сумку.
7
Сегодня Вита на работу не пошла, потому что вчера вечером позвонила все-таки Грише Соколову.
— Гринь, — сказала она уже под конец. — Знаешь, у меня живот болит, да так противно как-то…
Гриша, весело болтавший, вдруг смолк.
— Ты чего, Гринь, молчишь? — окликнула его Вита. — Ты уж сейчас не молчи.
— Приезжай завтра к десяти, — негромко сказал Гриша. — Посмотрим.
— Гринь, ты меня уважаешь? — шутливо спросила Вита. — Скажи, уважаешь?
— Я тебя, Вита, уважаю очень, — медленно проговорил Гриша.
— Это хорошо-о-о. Так вот, Гринь, ты мне завтра скажи все как есть, понял? Мне надо знать, если что… понимаешь? У меня семья, вернее, даже семьи… Мне надо… чтобы точно. Чтоб все было по-деловому. Ты понял меня, Гриня?..
…Вита осмотрела свою квартиру: все было прибрано, чисто, глазу радостно. Живи здесь другой человек, квартира, может, казалась бы безвкусной: обои в огромных оранжевых цветах, такие же яркие кресла, тахта… Но здесь жила она, и все было прекрасно.
Раньше Вита квартиру особо не холила, а последнее время ей доставляло удовольствие ходить, не торопясь, по комнатам и притрагиваться к вещам… И даже когда она, чуть живая, приползала после дежурства, стоило включить свет в прихожей — ей улыбалась полуголая японка из позапрошлого календаря, и на душе становилось легче.
Сейчас она поедет к Грише Соколову… Вита села в кресло и стала ждать Юрку.
— Карета подана! — запыхавшись, объявил он, распахивая дверь.
Вита усмехнулась:
— «„Скорой помощи“ карета пролетела, как комета…» Ну, встали…
— Вот… — Юрка расстегнул молнию на сумке. — Парашютик.
Он подкинул парашютик к потолку, и тот плавно опустился к Витиным ногам, увлекаемый вниз тяжелой гайкой.
— А-а-а, тот самый?
— Рост велел отдать…
Вита огляделась по сторонам:
— Где ж тебя повесить? А давай его пока сюда! — Она сложила парашютик и убрала в сумочку.
Внизу просигналило такси.
— Двинулись?
— Пошли… — вздохнул Юрка.
— …А ты очень-то не вздыхай, — сказала Вита, когда они сели в такси. Охчет, как старый еврей, ох, ох!.. У нас соседка была, Роха, — я тебе рассказывала. Хорошая такая бабка. Так вот, она все ходит: «Ох, ох», а потом остановится, палец — в лоб: «А что, собственно, — ох, ох?»
