Жоржи Амаду - Бескрайние земли
— Увезите меня отсюда… Далеко, далеко…
Они услышали шаги Орасио прежде, чем Виржилио успел ответить. Полковник вошел и сказал жене и адвокату:
— Этот лес будет моим, хотя бы пришлось залить кровью всю землю… Готовьтесь, доктор, теперь дело начнется…
Он обратился к охваченной страхом Эстер:
— Ты отправишься в Ильеус, так будет лучше… — Орасио был целиком захвачен грядущими событиями. — Доктор, вы увидите, как уничтожают бандитов… Потому что Бадаро не что иное, как бандиты…
Он взял Виржилио под руку, повел его на веранду. Тусклый, печальный свет раннего утра освещал землю. Орасио показал вдаль, на едва различимый горизонт.
— Вот они, леса Секейро-Гранде. Скоро там раскинутся плантации какао. Это так же верно, как то, что меня зовут Орасио да Силвейра…
11
Дона Ана Бадаро вздрогнула, сидя в гамаке, когда во дворе завыла собака. Это не был страх — в городе, в поселках, на фазендах люди говорили, что Бадаро не знают страха. Она ощутила тревогу, потому что весь вечер ее мучило сознание, что от нее что-то скрывают, что у отца и дяди появился секрет, который не известен женщинам в доме. Она заметила отсутствие Дамиана и Вириато, спросила о них Жуку, но тот отговорился, что послал их по делу. Дона Ана уловила ложь в голосе дяди, но ничего не сказала. В воздухе носилось что-то серьезное. Она это чувствовала и это беспокоило ее. Собачий вой повторился, пес тоскливо выл на луну, как воет самец без самки в ночи желания. Дона Ана взглянула на лицо отца; сидя с полузакрытыми глазами, он ожидал, чтобы она начала чтение. Синьо Бадаро держался спокойно. Спокойствие было в его глазах, в бороде, его большие руки опирались на колени, все в нем дышало уверенностью и миром. Если бы Жука не ерзал беспокойно в кресле, дона Ана, возможно, и не реагировала бы так нервно на завывание собаки.
Они находились в гостиной. Наступил час чтения библии. Это было традицией, установившейся еще при жизни покойной доны Лидии, матери доны Аны. Она была религиозна и любила находить в библии слова совета для мужа — как поступить ему в том или ином деле. Когда она умерла, Синьо сохранил этот обычай и относился к нему с религиозным почтением. Где бы он ни находился — на фазенде, в Ильеусе, даже в Баие, в деловой поездке, — каждый вечер кто-нибудь непременно должен был читать ему вслух выбранные наудачу отрывки из библии, в которой он пытался искать советы для своей деятельности. После смерти Лидии Синьо становился все более религиозным, к его католицизму примешивалось теперь немного спиритизма и много суеверий. И особенно прочно укоренился этот обычай чтения библии. Сплетники в Ильеусе насмехались над Синьо на этот счет и рассказывали в кафе, как однажды вечером полковник, находясь проездом в Баие, решил посетить публичный дом. И вот, перед тем как улечься с проституткой, он вытащил из кармана потрепанную библию и заставил женщину прочитать ему отрывок. По этому поводу Жука Бадаро устроил дебош в кафе Зека Трипа, избив аптекаря Карлоса да Силва, который с насмешками рассказывал эту историю.
После смерти доны Лидии дона Ана заменила мать, и теперь она постоянно читала и на фазенде, и в Ильеусе грязную и местами порванную ветхую библию, которую Синьо Бадаро ни за что не соглашался заменить другой, так как верил, что именно эта обладает магической способностью направлять его в делах. Он не согласился на замену даже тогда, когда каноник Фрейтас, однажды ночевавший на фазенде, обратил внимание на то, что библия Синьо издана протестантами, и сказал, что не годится, мол, католику читать книгу, преданную анафеме. Синьо Бадаро не понял, что это значит, но не стал просить объяснений. Он ответил, что не видит, собственно, большой разницы; у него всегда все хорошо получалось и с этой книгой, и «библия — не альманах, чтобы ее менять каждый год». Каноник Фрейтас не нашел веских аргументов и предпочел замолчать, решив, что уже сам по себе факт, что полковник ежедневно читает библию, имеет немаловажное значение. Синьо Бадаро возражал также, когда дона Ана, заменив мать, попыталась было навести порядок в чтении библии. Дона Ана предложила начать с первой страницы и читать все до конца. Но Синьо стал возражать; он верил в то, что библия должна открываться наугад; для него она была волшебной книгой, и в открытой случайно странице он должен найти для себя что-то поучительное. Если он не был удовлетворен прочитанным отрывком, то приказывал дочери открыть библию на другой странице, затем еще и еще до тех пор, пока не находил связи между прочитанным отрывком и тем делом, которое его заботило. Он уделял все внимание словам — многие из них он не понимал, — пытаясь определить их смысл, истолковывая их по-своему, так, как ему было выгодно. Нередко он отказывался от осуществления того или иного дела, ссылаясь на слова Моисея или Авраама. Он обычно успокаивал себя тем, что это никогда ему не приносило вреда. И горе тому родственнику или гостю, который в час чтения библии вздумал бы подшучивать над этим или протестовать. Синьо Бадаро выходил тогда из себя и разражался гневом. Даже Жука не решался возражать против этого обычая, который считал крайне нудным. Он слушал, напрягая внимание, смакуя те места, где говорилось об отношениях между мужчиной и женщиной — здесь он еще понимал некоторые слова, действительный смысл которых ускользал от Синьо и доны Аны.
Дона Ана взглянула на отца, спокойно восседавшего в своем высоком кресле. Ей казалось, что он смотрит из-под опущенных век на висящую на стене картину, которую он привез из Баии, когда она попросила чем-нибудь украсить залу. Она тоже взглянула на репродукцию, и на нее повеяло глубоким миром, которым дышала вся картина. Но тут же заметила, что Жука нервничает, что его не интересует газета, которую он читает, баиянская газета двухнедельной давности. Собака снова завыла, и Жука сказал:
— Когда буду возвращаться из Ильеуса, обязательно захвачу оттуда суку. Пери скучно одному…
Дона Ана нашла, что эта фраза прозвучала фальшиво: Жука сказал ее лишь для того, чтобы как-нибудь скрыть свое волнение. Но им не удастся ее обмануть, тут кроется что-то очень серьезное. Где Дамиан и Вириато? Много уже таких вечеров провела дона Ана в тревоге и неведении. Иногда она узнавала спустя много дней, что убит человек и владения Бадаро увеличились. Ее очень огорчало, что от нее скрывали происходящее, будто она еще девочка.
Она отвела взгляд от дяди, которому так никто и не ответил; ею неожиданно овладело чувство зависти к спокойствию Олги, жены Жуки, которая, сидя в кресле рядом с мужем, тихо себе вязала. Олга редко бывала на фазенде, и когда, по настоянию Жуки, садилась в Ильеусе на поезд и приезжала на месяц в усадьбу, она не переставала сетовать и плакать. Вся ее жизнь в Ильеусе проходила в сплетнях. Она выставляла себя мученицей перед богомольными старухами и подругами, дни и ночи жаловалась на любовные похождения Жуки. Раньше она пыталась как-то реагировать на постоянные измены мужа. Она подсылала жагунсо, и те угрожали женщинам, которые вступали с Жукой в близкие отношения; однажды она велела даже обрить одну мулаточку, которой Жука построил дом. Но Жука жестоко расправлялся с женой; соседки утверждали, что он ее избивал; и она со временем утихомирилась и уже не шла дальше причитаний и жалоб, с которыми обращалась ко всем с видом покорной жертвы. В этом для нее заключалась вся жизнь: ей нравилось жаловаться, слушать перешептывания и сожаления старых ханжей. Возможно, она даже почувствовала бы себя обманутой, если бы Жука вдруг превратился в образцового супруга. Она ненавидела фазенду, где Синьо не хотел слушать ее сетований, а дона Ана, целый день занятая, почти не имела времени на то, чтобы выражать ей соболезнование. К тому же дона Ана смотрела на жизнь глазами Бадаро и не видела ничего плохого в похождениях Жуки, раз он предоставлял жене все, в чем та нуждалась. Таким был ее отец, такими должны быть все мужчины, думала дона Ана. Кроме всего прочего, Олга, не интересовавшаяся делами Бадаро, враждебно относившаяся к земле, незнакомая со всем, что связано с выращиванием какао, казалась доне Ане совершенно чужой их семье, далекой от нее и даже опасной. Дона Ана чувствовала, что Олга дышит другой атмосферой, не той, что она, Синьо и Жука. Однако сейчас она даже чуточку завидовала ее спокойствию, ее безразличию к тайне, незримо присутствовавшей в зале. Дона Ана чувствовала, что происходит что-то очень серьезное, и возмущалась, что ее не посвящают в тайну, не отводят ей того места в доме, которого она заслуживает. Вот почему она оттягивала с чтением библии, и взгляд ее поочередно останавливался на лицах отца и дяди.
Закончив свои дела по кухне, пришла Раймунда, села на пол позади гамака и начала перебирать волосы доны Аны. Пальцы мулатки щелкали, убивая воображаемых насекомых. Но даже эта нежная ласка не успокоила девушку. Какой секрет утаивают от нее Синьо и Жука, ее отец и дядя? Где Вириато и негр Дамиан? Почему Жука так нервничает, почему он так часто смотрит на часы?
